Жизнелюбие, женолюбие, смехолюбие: «три кита» Арношта Лустига
Синагога в еврейском районе Праги: часы остановились навсегда. (Фото: «Nautilus»)
95 лет назад родился писатель, журналист, плейбой и шутник, многократно смотревший смерти в глаза. Эти частые встречи привели к удивительному результату: они подружились – писатель и смерть.
Именно поэтому он так любил жизнь и жадно пил ее залпом до последней капли. И надо сказать, что его подружка смерть старалась не мешать в этом. 21 декабря исполняется 95 лет со дня рождения чешского писателя Арношта Лустига.
В контексте«Правый» и «левый» антисемитизм в сегодняшней Европе Еще большую тревогу у европейских евреев вызывает тот факт, что антисемитские предрассудки выходят за рамки ультраправого крыла, которыми они были преимущественно ограничены с 1945 года, и подхватываются левыми популистами.
«Лишь некоторым удалось сохранить человечность, но эти некоторые подавали пример другим, и этот пример вызывал характерную цепную реакцию. Они никогда не рассматривали лагерную жизнь как простой эпизод — для них она была скорее испытанием, которое стало кульминацией их жизни...» - писал чудом выживший в Холокосте австрийский психолог Виктор Франкл.
Сознательная жизнь любого человека с чего-то начинается. Это может быть какое-то событие, происшествие или даже травма.
Иногда эта травма влияет на всю последующую жизнь и деятельность. Такой триггер сказывается в дальнейшем абсолютно непредсказуемым образом: одному он «подрубает крылья», а другому дарит еще более широкие возможности.
И даже получив свой «волшебный пинок» от жизни почти в самом ее начале, человек способен сделать из него базу для всей последующей биографии.
Арношт Лустиг родился в Праге в 1926 году – всего за три года до 1929-го, когда грянул мировой экономический кризис, ставший началом конца Веймарской республики, и всего за 7 лет до прихода к власти в соседней Германии Адольфа Гитлера.
Не только географическое соседство, но и национальное происхождение создавало опасность для всей еврейской семьи Лустигов. Но тогда, в счастливом 1926-м об этом никто не думал. Все радовались, что в семье родился сын, а еще через несколько лет – дочь.
Даря новорожденному мальчику имя, пани Лустигова отдала дань своей первой юношеской влюбленности: Арноштом звали мальчика, с которым она дружила в подростковые годы. И, несмотря на то, что из этого детского увлечения не возникло ни романтической, ни семейной истории, она назвала сына именем своей первой любви.
Супруг, кстати, не знал об этом, а самому Арношту мама доверила эту лирическую тайну лишь много десятилетий спустя.
Родители, друзья, школьные годы чудесные… Все оборвалось совершенно неожиданно, как случилось это у многих чехов еврейского происхождения. Они родились в независимой Чехословакии, во времена активно расширяющейся еврейской эмансипации, почти забыв о средневековых предубеждениях против евреев, и совершенно естественно считая себя обычными гражданами Чехословакии. Поэтому, если мама Лустига до войны еще была верующей иудейкой, то папа всегда испытывал к подобным материям полное равнодушие.
Поколение же самого Арношта совершенно ушло от иудейских традиций и вспоминало о них разве что на Хануку, надеясь получить приятные подарки.
Однако, Гитлер со своими единомышленниками ни о чем не забывал.
В контекстеУрок истории Точно так же, как два года назад польское правительство совершило ошибку, объявив преступлением обвинять поляков в соучастии в Холокосте, также ошибается и Путин, обвиняя их в соучастии в начале войны.
15 марта 1939 года чешские евреи проснулись в новой стране, захваченной нацистской Германией. Но и тогда еще не все осознали реальную опасность, нависшую над их головами. Подписанный Мюнхенский договор и последовавшие за ним (при молчаливом согласии европейских лидеров) расчленение и оккупация Чехословакии казались скорее геополитической, а не личной катастрофой.
Граждане страны, слышавшие о тяжелой доле немецких и австрийских евреев при нацистах не сразу додумались примерить эти «новые одежды» на себя. Но немецкие власти, создавшие Протекторат Чехии и Моравии быстро и четко указали основные направления деятельности и принялись с традиционным педантизмом за селекцию чехословацкого населения. Опыт, приобретенный на суверенной немецкой земле и аннексированных территориях, помогал.
В новообразованном Протекторате начали действовать нюренбергские расовые законы, которые напомнили чешским евреям о тысячелетиях непростой истории их народа.
Но даже тогда все это казалось абсурдом: увольнения с госслужбы, запрет на профессию, так называемая «ариизация предприятий» - данные «новшества» воспринимались с удивлением и казалось, что всё это кратковременное умопомрачение скоро закончится. Еврейские дети продолжала бегать в официально запрещенные им кинотеатры, а взрослые нередко нарушали прочие предписания новых властей.
Разве будет проверять документы владелец магазина или ресторана, довольный уже тем, что клиент пришел и помогает выжить его бизнесу?
Поэтому реальный гром раздался 1 сентября 1941 года, когда начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих подписал приказ «о желтых звездах». Стигматизация вступила в действие и продемонстрировала свою реальную силу.
Те самые пражские и непражские евреи, которые ходили в синагогу пару раз в год, на Хануку зажигали светильник, на Рождество украшали елку, на Песах покупали мацу, а на католическую Пасху красили яйца и пекли зайцев, оказались изгоями общества.
У них отобрали не только санки, лыжи, радиоприемники и домашних животных, но у них отобрали человеческое достоинство, планы на будущее и надежду. Это шокировало и взрослых, и детей.
Лустиги прошли данные метаморфозы самоидентификации вместе с тысячами чешских и словацких евреев. Однако, на горизонте всех этих людей, публично оскорбленных клеймом сегрегации, уже появлялись гораздо более трагические и страшные перспективы. Началась депортация евреев из Праги.
Семьям приходили бумажные листки повесток, люди собирали вещи, прибывали на пражский вокзал Бубны и их везли в гетто, организованное в городке Терезинштадт.
В контексте◄Почему в Голландии против мемориалов Холокоста?|/frees/393/pochemu_v_gollandii_protiv_memorialov_kholokosta]] Конфликт, разгоревшийся в Амерсфорте, — далеко не единичный инцидент. Подобное регулярно происходит в Нидерландах и Бельгии, где инициативы по увековечиванию памяти о Холокосте сталкиваются с растущим сопротивлением.
В 1941 году Арношту исполнилось 15 лет. В соответствии с нацистскими расовыми законами ему пришлось прервать обучение в средней школе и «переквалифицироваться» в портные. 13 ноября 1941 года семья была отправлена в Терезин. Так началось странствие Арношта Лустига по аду Холокоста. И возможно именно с этого момента начинает проявляться в характере будущего писателя наблюдатель, созерцатель, способный найти в себе силы запоминать мельчайшие подробности происходящего вокруг ужаса.
При этом подросток остается подростком. Ни бродящая рядом смерть, ни унижения, ни бытовые сложности не могли победить жажду жизни, которая бывает только в 16-17 лет. Ведь юный организм и его энергия умеют находить возможности для оптимизма.
Поэтому подростки даже в терезинском гетто мало отличались от тинэйджеров всего мира: друзья, тусовки, футбол, девочки… Невзирая на колючую проволоку по периметру гетто, невзирая на переполненные людьми еженедельные транспорты в Освенцим.
Футбол в гетто?! Вот именно! Худой и юркий Лустиг был вратарем футбольной команды терезинского гетто. Как он сам позднее скажет, футбол в Терезине оказался мостом между прекрасным прошлым и ужасным настоящим. И сами футболисты, и зрители могли хотя бы на девяносто минут оказаться в лучшем мире, забыть про отвратительную окружающую действительность и постоянную угрозу жизни.
Точно так же малыши в концентрационном лагере Терезин занимались рисованием: их учительница австрийская художница Фридл Дикер-Брандейсова при помощи живописи отвлекала детей от тоски по дому и по родителям. Арношт же, в котором уже тогда кипела энергия, спасался футболом. Но даже столь активная и увлекательная игра не могла отвлечь юношей его возраста от другого, еще более притягательного и смутного объекта желаний.
Женщина – существо, которое многие геттовские мальчишки еще не успели познать в силу юного возраста или стеснительного характера, превращалась в лагере в едва ли не навязчивую идею, в наваждение.
Смерть же, которая бродила повсюду рядом, выглядывала из-за угла и в любой момент могла стать реальностью для любого, усиливала желание многократно. Арношт оказался свидетелем многих жизненных трагедий и неожиданных поступков, которые совершенно точно не могли случиться в нормальной «гражданской» жизни. Но в извращенных условиях Холокоста оказывались если не естественными, то вполне логичными.
Много лет спустя он напишет сценарий фильма «Эшелон из рая» в котором будет эпизод, ставший почти документальным пересказом реальных событий.
Накануне очередного транспорта на Восток, когда терезинская молодежь понимала, что на утро их всех скорее всего отправят на смерть, они пригласили в мужской барак девушку, которая за эту ночь переспала со многими парнями, став первой и скорее всего последней женщиной в их короткой биографии.
И очень важно, что героиня Лустига совсем не была падшей женщиной, но она понимала, что и ее через несколько дней ждет смерть, поэтому стремилась налюбить за всю последующую жизнь, которой у нее не будет.
Холокост – это ведь не только голод, холод, болезни и насилие, это еще и гибель идей, разрушение замыслов и надежд на будущее.
В контекстеПереосмысливая Холокост Молодые американские евреи самоиндифицироваться с жертвами Холокоста не хотят. Скорее, Холокост отпугивает их от еврейства... Да и с какой стати принадлежность к народу, давшему почти беспрепятственно себя уничтожать, может привлекать молодёжь, выросшую свободной в свободной стране?
Поезд, спешащий в Аушвиц, стал трагической реальностью и для Арношта Лустига. Отец, вместе с которым его привезли в лагерь смерти, был сразу же после приезда отправлен в газовую камеру: очки и возраст 50+ оказывались в бесчеловечном представлении нацистов категорической причиной для уничтожения.
Сам Арношт еще годился для работы – молодых заключенных в концлагерях ценили как рабочий скот. Увиденное, услышанное и прожитое в Освенциме намертво засело в душе и памяти молодого человека. Именно оттуда, из этого времени и будут потом всю творческую жизнь писателя появляться его удивительные образы и сюжеты, которые никогда бы не родились в фантазии человека без подобной «школы жизни».
Крепкий мужской организм дал возможность выжить Лустигу и в Освенциме, и в Бухенвальде. Конечной станцией для него и сотен соратников по несчастью должен был стать лагерь смерти Дахау. Туда их измученных, обессиливших от голода и нечеловеческих условий содержания, везли убивать.
Помог счастливый случай, поддержанный неутолимой жаждой жизни Лустига: американские ВВС разбомбили состав, в котором везли заключенных.
В суете взрывов и пожара Арношт со своим другом сбежали с этого поезда смерти, добрались до родной Праги и даже приняли участие в Пражском восстании.
В мае 1945-го Арношту Лустигу было 19 лет. Ему повезло: в страшные годы войны его молодое и сильное тело выдержало испытание Холокостом. К счастью, он не остался совершенно один - после концлагеря Маутхаузен в Прагу вернулись его мать и сестра.
Отпечаток увиденного, услышанного и пережитого остался с Арноштом навсегда, так что вся его последующая творческая жизнь стала летописью Холокоста – летописью, пугающей своим драматизмом и реализмом. Жизнь же свою, отбитую в тяжелых боях у судьбы, Лустиг проживал на полную катушку.
Для человека, которого трижды приговаривали к расстрелу и отправляли в загон для ожидающих очередь в газовую камеру, жить и творить в полсилы было невозможно.
Все его рассказы, новеллы, романы и сценарии наполнены жизненной правдой, которую современный человек даже в страшном сне не может себе представить. Но для российского читателя Лустиг оставался и остается terra incognita. Его почти не переводили на русский, о нем не писали советские литературоведы, о его многочисленных писательских премиях упорно умалчивалось на «1/6 части суши».
Тема Холокоста была тогда не слишком удобная, ибо, как все мы хорошо помним, в Бабьем Яру, в Румбульском лесу или в Тростенце уничтожались не евреи, а «советские граждане». Поэтому и тему массовой гибели евреев старались не педалировать.
В контекстеСоздание национального мифа на еврейских костях Ее именем называют улицы, президент Украины учреждает празднования 100-летие со дня ее рождения, выпускаются монеты с ее изображением, и наконец, в феврале этого года ей ставят памятник в киевском Бабьем Яру...
Позже, уже в 60-х годах Лустиг вполне мог оказаться в ряду писателей известных и любимых советскими читателями.
Но и тогда он оказался по другую сторону «баррикад»: критиковал коммунистический режим, вышел из компартии, а после подавления Пражской весны эмигрировал сначала в Израиль, а затем и вовсе в США.
В итоге, с легкой руки советской пропаганды Арношт Лустиг превратился в махрового сиониста, с которым, разумеется, правильным советским читателям было не по пути.
Переводы его книг не издавались, а единственной возможностью познакомиться с творчеством этого автора стал кинематограф. Лустиг писал множество сценариев, и его фильмы иногда проскальзывали на советские экраны.
Совершенно неизвестный за «железным занавесом», он был знаменит в Европе и Америке, где жил, писал, преподавал и, конечно, любил. Любовь (не к родине, не к партии, а к женщине) и страсть стала его собственным ответом на пережитый в юности геноцид.
Он так и не смог обрести религиозную веру, ибо зрелище горящих заживо младенцев мало кого могут сделать верующим человеком. Ощущение же победы для Лустига было даже не в том, что он выжил, а в том, что в этом придуманном Гитлером состязании «кто кого» Гитлер проиграл: он лежал в могиле, а выжившие евреи сжимали в страстных объятиях своих женщин и создавали новые жизни.
Эта высшая справедливость все последующие годы вела Лустига вперед. И недаром одним из первых главных редакторов чешского журнала «Playboy», появившегося после Бархатной революции, стал именно Арношт Лустиг. Уж он-то знал толк в этом деле...
Харизматичный оптимист, практически до последних дней переполненный неукротимой энергией и не устающий восхищаться женской красотой, он любил жизнь и проживал в полной мере каждый дарованный ему судьбой день. В свои 83 года мэтр авторитетно заявлял, что страсть неподвластна морали, и только секс руководит всеми движениями и побуждениями человеческого индивида.
Воистину, секс и смерть – только они еще со времен Высокой Античности оказываются двигателями и творчества, и реальной человеческой жизни.
Автор статьи - гид, организатор индивидуальных экскурсий по Праге и городам и замкам Чехии
* * *
Екатерина Герцман
Статья любезно прислана автором