Чем плохи сказки, на которых мы выросли
Будь послушной девочкой — и встреча с принцем на белом коне не за горами. Терпи чудовище рядом — и однажды оно обязательно превратится в прекрасного принца.
Героини большинства сказок, давно ставших классикой, — откровенно плохой пример для подражания, да и в целом произведения транслируют очень нездоровый взгляд на отношения и модель семьи.
Послушание, терпение, награда (замужество) — классическая схема большинства сказок. Естественно, терпеть невыносимые условия жизни и слушать всех вокруг, кроме самой себя, — участь главной героини. Главному герою же полагается спасти ее в нужный момент, большую часть сказки оставаясь выключенным из действия. Героиня самых популярных детских сказок — классическая «терпила» или «дева в беде». Впрочем, есть еще и храбрые «спасительницы», за решительностью и смелостью которых стоит самопожертвование, синдром спасателя, а порой и стокгольмский синдром.
Терпила
В контекстеСжигать книги можно разными способами… Этот мир безумен, и он станет еще безумнее, если мы позволим меньшинствам, будь то гномы или великаны, орангутаны или дельфины, сторонники гонки вооружений или экологи, компьютерщики или неолуддиты, простаки или мудрецы вмешиваться в эстетику.
Нет большей терпилы в сказочном мире, чем Золушка. Одна из самых популярных сказок в мире с детства учит девочек безвольно слушаться и трудиться не покладая рук, и тогда они непременно получат награду. Иными словами, будь удобной для всех, и ты выйдешь замуж за принца.
Практически являясь рабыней в собственном доме, Золушка выполняет самые нелепые наказы вроде «перебрать семь мешков фасоли, разделив темную и белую».
Перечить нельзя, да у героини и не возникает такой мысли. Не попав на бал, о котором мечтала, Золушка тоже ничего не предпринимает, она плачет у камина.
Это переломный момент. Героиня достаточно трудилась и слушалась (читай: достаточно страдала), пора ее вознаградить. Появляется Фея-крестная, которая отправляет Золушку на бал, где та, конечно же, очаровывает именно принца. За несколько часов он влюбляется так сильно, что ищет ее по всему королевству. Заканчивается все, разумеется, свадьбой. Впрочем, такой финал до сих пор многих радует: даже спустя столетия брак, да еще и с кем-то состоятельным, в обществе считается пределом мечтаний любой женщины. Ну а выйти замуж за принца — это джекпот. Сорвать его предлагается, оставаясь трудолюбивой и безропотной.
Еще один яркий пример — Настенька из «Морозко». Да простят меня поклонники этой сказки, но от писклявого голоса героини, замерзающей от неистового холода, но покорно отвечающей «Тепло, Морозушко. Тепло, батюшка» у меня до сих пор сводит скулы. Сказка вызывала у меня вопросы еще в детстве, а сейчас образ Настеньки воспринимается не иначе как образ терпилы, через который нам пытаются донести довольно жуткую мысль: даже в ситуации, напрямую угрожающей жизни, оставайся удобной и доброй, не говори о своих истинных чувствах и потребностях и даже не думай об отстаивании хоть каких-то личных границ.
Такое поведение попросту опасно для детей и формирует неверное представление об отношениях со взрослыми, от которого можно легко пострадать.
При этом Марфушка, которая хотя и гипертрофированно груба и избалованна, сейчас кажется не такой уж плохой героиней. Она прямо говорит о том, что ей холодно — выражает свои чувства и эмоции, а не притворяется в угоду незнакомому деду.
Но, разумеется, награду — богатство и жениха — получает терпеливая и трудолюбивая Настенька.
Дева в беде
В контекстеКниги этой писательницы можно обсуждать бесконечно Современные взрослые в шутку называют Карлсона «киборгом» за вживлённый в него моторчик с пропеллером, но для детей прошлого – что очевидно, если читать много скандинавских сказок – Карлсон был скорее чем-то вроде маленького тролля.
Дева в беде — излюбленный сюжет многих книг и фильмов. В них герой всегда выступает этаким суперменом, который должен спасти возлюбленную, а возможно, и мир. Роль женщины в них, как правило, минимальна и состоит в том, чтобы попасть в беду и ждать спасения. Так построено большинство лент о супергероях, эпопея о Джеймсе Бонде, да и сюжетные линии в мифах Древней Греции, книгах Ремарка, Пушкина и других писателей.
В сказочном мире яркие представительницы дев в беде — Белоснежка и Спящая красавица. И в книгах, и в мультфильмах Disney нам представляют обеих как очень мягких, добрых и невероятно красивых девушек.
Чтобы подчеркнуть их чистоту, нам показывают, что обе находятся в тесном контакте с природой (вспомните момент, когда Белоснежка поет лесным зверям песню, подаривший миру ряд мемов) и способны найти язык со всеми, будь то гномы или богатыри («Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»).
Впрочем, чрезмерная доброта и приводит к проблемам. И вот уже красавицы спят вечным сном в ожидании поцелуя истинной любви.
Разумеется, поцелуя принца-спасителя, с которым они не знакомы (кроме царевны, которую спас жених — королевич Елисей). А потом — классические победа над злом, свадьба и «долго и счастливо». Чему учат девочек эти сказки? Будь доброй и красивой (чтобы принц влюбился) и умей покорно ждать мужчину, который защитит и решит проблемы.
Современной сказкой о деве в беде поначалу кажется «Шрек». Однако Фиона довольно быстро выходит из этого образа и оказывается независимой принцессой со своим мнением и представлениями о мире. К примеру, она сама в конце первой части выбирает Шрека, хотя остаться с ним означает потерять красоту и человеческий облик. Конечно, и в этой истории много спорных моментов, но это неплохой пример репрезентации образа, да и борьбы с лукизмом и объективацией в сказочном мире.
В «Шреке», кстати, высмеиваются многие стереотипы о девушках из классических сказок, в том числе момент с пением принцесс птичкам.
Спасительница
В контекстеКогда добродетельные феминистки запрещают сказки Некоторые школы Барселоны убрали из своих библиотек несколько сказок для детей под тем предлогом, что они распространяют «сексистские стереотипы». Такое насаждение предполагаемой нравственности представляет собой большой шаг назад, пишет автор.
Спасительница — это бойкая героиня, которая часто сама берет судьбу в свои руки, не нуждается в помощи и самостоятельно принимает решения. Звучит отлично. Но не спешите радоваться. Именно спасительница на деле самый опасный типаж сказочных героинь, поскольку если с откровенно устаревшим персонажем Золушки в современном мире и без феминизма многим все понятно, то спасательница предстает независимой героиней, с которой кажется абсолютно нормальным брать пример — а делать этого не следует.
Возьмем, к примеру, Белль из сказки «Красавица и чудовище». Начитанная молодая девушка отправляется к чудовищу ради спасения отца, узнает, что в замке все заколдованы, а чудовище совсем неплохое, и влюбляется в него. В конце, разумеется, хеппи-энд: Белль всех спасла от злых чар и нашла свое истинное счастье.
Вот только для этого она пожертвовала собой и своей безопасностью, вступила в защитно-бессознательную травматическую связь с чудовищем, пыталась пробудить в нем лучшие «человеческие» качества в надежде, что он совсем не такой плохой (вера в то, что партнера можно изменить в лучшую сторону, — бич многих российских женщин), и наконец после всего этого стала истинной героиней-спасительницей.
Впрочем, награда ее мало отличается от наград других героинь сказок — свадьба, богатство, дворец.
Точно такую же схему с болезненной привязанностью к своему тюремщику проживает героиня «Аленького цветочка», русского аналога западноевропейской сказки.
Однако мой любимый (без преувеличения) пример спасительницы — Русалочка из сказки Андерсена, которая пожертвовала своей жизнью ради принца.
В детстве я искренне восхищалась, как она сначала спасла его от гибели, а затем, влюбившись, обменяла свой голос на возможность находиться среди людей — при условии, что каждый шаг будет причинять ей невыносимую боль и что, если принц ее не полюбит, она умрет. Русалочка не смогла очаровать принца, он женился на другой.
В конце сказки перед ней встает выбор — убить любимого и вернуться в море или же умереть самой.
Разумеется, героиня выбирает второй вариант. Этот совершенно дикий сюжет сплошного самопожертвования восьмилетней мне казался историей настоящей безусловной любви, которую я многократно перечитывала ночью с фонариком и в слезах. Я мечтала полюбить кого-то с такой силой, чтобы безоглядно принести себя в жертву, если будет нужно.
Повлияла ли на меня сказка? Безусловно. И на восстановление границ и избавление от синдрома спасателя ушло приличное количество времени.
При этом из всех архетипов сказочных героинь именно спасительница кажется мне наиболее близкой российским женщинам. Ведь она, как и все россиянки, супергероиня — и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, и работать будет, и детей воспитывать, и тянуть на себе семью, если придется, а возможно, и мужа-алкоголика (бич многих семей 90-х). У спасительницы огромная тяга к самопожертвованию и желанию помочь тем, кто в этом не нуждается и об этом не просит.
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, однако нам, россиянкам, все еще весьма сложно это принять. Поэтому многие готовы терпеть авторитарных родителей, вступать в нездоровые отношения, тащить на себе семью и воспитание детей и жертвовать собой самыми разными способами. Ведь если не она, то кто?
Безвольный отец и богатое чудовище
В контекстеБремя Ерусалима Копии были положены под сукно соответствующих библиотек и извлечены для публикации лишь полвека спустя – да и то в полу-специальных изданиях. Сборники и собрания сочинений Рудьярда Киплинга по-прежнему печатаются без злополучной «непечатной» поэмы.
Однако дело не только в героинях. Образы мужских персонажей тоже вызывают много вопросов. В той же «Золушке» и «Морозко» отцы выключены не только из процесса воспитания, но и в целом безвольны и безучастны.
Кажется, их совершенно не волнует поведение жен по отношению к родным дочерям.
Это прекрасно иллюстрирует концепцию многих традиционных семей в целом: целыми днями папа на работе, вечером он приходит домой и ложится отдыхать с пультом от телевизора. Идти к нему со своими проблемами не стоит, он устал, и ему не до тебя. Неудивительно, что не одно поколение детей в СССР и России (по крайней мере те, кто воспитывался в полных семьях) имеют с отцами довольно слабую эмоциональную связь и редко обращаются за помощью даже во взрослом возрасте.
Потому что воспитание детей — женская забота, которую многие мужчины все еще не готовы взять на себя.
В «Аленьком цветочке» отец и вовсе предлагает дочерям фактически стать женой чудовища ради собственного спасения — по сути это те самые договорные браки, которые до сих пор считаются нормальными на том же Кавказе, где от дочерей ждут безусловно согласия с волей родителей (то есть жертву собой в угоду семьи).
Главные герои-мужчины в популярных сказках тоже спорный пример для подражания. Влюбляясь в героиню с первого взгляда из-за внешности, очередной принц готов идти за ней на край света и непременно спасать, чтобы в конце гарантированно получить свой приз, коим для него является женщина. Это ли не объективация?
Конечно, есть сказки, где герои узнают друг друга, перед тем как «влюбиться», — те же «Красавица и чудовище» и «Аленький цветочек».
Но постойте, вы же помните, с чего все начиналось? Так что за «любовь» здесь выдается стокгольмский синдром.
Эти сказки приучают мальчиков либо к тому, что они — защитники, которые должны уметь лихо махать шашкой и бороться за чувства (на деле — за приз в виде женщины), либо к тому, что если тебе понравилась женщина, то она непременно рано или поздно тебя полюбит. Особенно если ты гарантируешь ей жизнь во дворце и богатства, каким бы сложным человеком (чудовищем) ты ни был.
Все эти образы только подпитывают токсичную маскулинность. «Мужчина-защитник» не имеет права быть слабым, плакать или просто не хотеть кого-то спасать. Он должен. В свою очередь, «богатое чудовище» и вовсе не видит проблемы в покорении понравившейся женщины — все это вполне коррелирует с распространенным до сих пор мнением многих мужчин о том, что за деньги можно купить (или взять силой) любую.
В контекстеСказку сделать фильмом Наработанный Птушко опыт сделал его одним из ведущих мастеров комбинированных съемок в СССР. Он, например, делал спецэффекты для фильмов «Дети капитана Гранта» (1936) и «Вий» (1967, он также был худруком и доснимал ленту), а также для многих картин, выпущенных в годы Великой Отечественной войны.
Стоит ли отказываться от чтения такой «классики»? Вряд ли. В конце концов, эти сказки слишком популярны во многих странах, и их можно использовать для первого знакомства с историей и культурой разных народов. Кроме того, написаны они были тогда, когда подобные отношения, модели поведения и образы героев были совершенно естественны.
Однако времена изменились, и в мире, где сегодня многие люди свободно говорят о токсичных отношениях, гендерных стереотипах и устаревших ролях в традиционных семьях, было бы здорово рассказать ребенку, что образы героев в сказках — не лучший пример для подражания. Кстати, многие сказки сейчас переснимают и переписывают, и героини в них предстают сильными женщинами, способными бороться за независимость с обществом, несправедливостью и стереотипами (то есть чудищем — патриархатом).
Конечно, обвинять только сказки в формировании неверных представлений об отношениях или ролях мужчины и женщины в обществе было бы лукавством.
Но они однозначно влияют на неокрепшие детские умы (вспомните девочку с фонариком, восхищавшуюся жертвенностью Русалочки) и способны подкрепить весьма сомнительные установки и стереотипы.
Поэтому внимание к тому, что читают и смотрят дети и как они это воспринимают, как минимум может сэкономить средства повзрослевшего ребенка на походы к психотерапевту, а как максимум — уберечь самих родителей от осознания, что у них выросли «спасительница» с тягой к самопожертвованию, «защитник» с обостренным чувством долга, не умеющий говорить о своих чувствах, или инфантильная «терпила», ожидающая, что принц на белом коне решит все ее проблемы.
В конце концов, «и жили долго и счастливо» в сюжетной линии таких персонажей — не более чем красивый миф, который в реальной жизни будет звучать как «и жили долго и счастливо, пока не встретились».
* * *
Саша Чернякова
«Сноб»