Кинособытие
Фильм «Одесса» одного из мэтров московского кино, похоже, станет, хитом. Во всяком случае — для синефилов.
Один из самых знаменитых и талантливых режиссеров русского кино Валерий Тодоровский всегда снимал фильмы, которые были европейскими: по духу, стилю, настроению. Хотя их действие — вспомним хотя бы о «Любви», «Стране глухих», «Любовнике», «Стилягах», «Большом», — всегда происходило у нас.
Даже когда в основе его картины оказывался американский телепроект, результат все равно выходил московско-европейским. Речь, понятно, о единственном телесериале, снятом Тодоровским — о драматической и одновременно остроумной, обаятельной «Оттепели»: рискованной, но оказавшейся успешной попытке просканировать с позиции сегодняшних дней редкий период творческой свободы в СССР.
Речь в «Оттепели», напомню, о начале 1960-х, когда сам Валерий только-только родился, зато его отец, Петр Тодоровский, уже известный в киномире как оператор и ставший вскоре одним из классиков советского экрана, как раз дебютировал как режиссер. Речь, собственно, о тогдашних мосфильмовских кинематографистах — возможно, самых свободомыслящих на тот момент, наряду с поэтами и учеными, советских людях.
Увы, оттепель продержалась недолго. Как поется в песне из фильма: мы думали, это весна, а это оттепель. Всего лишь.
И вдруг «Одесса» — про одесситов 1970-х. Фильм без нарочитого комикования, в котором обыгрываются затертые до дыр в КВН одесские шуточки, говор, а также тамошняя привычка отвечать вопросом на вопрос. Из давних Михаила Жванецкого и Романа Карцева: «Скажите пожалуйста, как пройти на Дерибасовскую? — А вы сами с откудова будете? — Я из Москвы. — Да? Ну и что там слышно?».
Фильм Тодоровского о другом: об одесском характере, чувстве семьи и способах выживания.
Стоит напомнить для молодых русскоязычных, живущих вне России, что такое Одесса. Не будем влезать в историю, поскольку невольно вкатимся в политику. Но здесь месяц жил Пушкин и написал ряд глав «Евгения Онегина». Тут Сергей Эйзенштейн снял для «Броненосца „Потемкин“» сцену расстрела трудящихся царскими сатрапами на легендарной с тех пор потемкинской лестнице.
Главное же: Одесса — третий город бывших Российской Империи и СССР по количеству связанных с ним фильмов после Москвы и Ленинграда-Санкт-Петербурга. И как минимум третий по количеству родившихся тут талантливых творческих людей, от писателей до режиссеров и актеров, которые сделали и продолжают делать карьеру в той же Москве.
Еще: это город с самой знаменитой еврейской диаспорой, которая и породила тот самый неповторимый одесский юмор. В фильме Тодоровского старики то и дело переходят на идиш, и по его воспоминаниям (чуть не забыл сказать, что он тоже родился и провел детство именно в Одессе), так и было, причем русские одесситы, не зная идиша, так привыкли к нему, что в целом понимали, о чем говорится.
На выходе из зала я сказал себе: «Ну ладно. Заголовок для рецензии у меня уже есть: „Амаркорд“ Валерия Тодоровского».
Оказалось, я не соригинальничал. Изучив потом материалы о подготовке фильма, я обнаружил, что сам Тодоровский упомянул «Амаркорд». Разумеется, он не сравнивал фильмы: Феллини и свой. Он выразился так: каждый режиссер когда-то снимает свой «Амаркорд».
Но если искать родственников «Одессы» в истории, то это безусловно кино итальянское. Точнее, итальянский неореализм, хотя «Амаркорд», понятно, не имеет к нему отношения.
В центре событий — большая еврейская семья, обитающая в знакомом по многим лентам классическом одесском дворике. Несколько деревянных двухэтажных домов с обшарпанными лестницами сходятся фасадами на общую площадь. Шум, гам, гаммы, которые вечно кто-то разучивает на пианино. Старики, дети, семейные пары — все наступают друг другу на ноги, но все дружны, хотя регулярно собачатся.
«Одесса» (Трейлер)
Сначала кажется, что большая еврейская семья так вся вместе и живет. Но нет: дети, зятья, внуки приехали погостить из разных городов к бабке и дедке. Те обитают в коммуналке, продав когда-то роскошную квартиру, чтобы помочь устроиться детям в других — центральных — городах. Всех приехавших постоянно пичкают едой, которая по современным нормам диетологии кажется ужасной. Все постоянно едят — завтрак как плотный ужин. Это — южное. Это мне знакомо. Я сам из Краснодара.
Из приездов мы видим только прибытие из Москвы младшего зятя с сыном лет восьми. Его супруга — младшая дочь в семье — должна прилететь через пару дней. Остальные уже тут: старшая дочь, которая одевается и говорит так, что сразу видно: она мученица. У нее дочь и муж-композитор, неудачник, редкий русский в семье. Средняя дочь-язва, считающая мужа старшей сестры бездарем, бездельником и алкоголиком. И ее супруг, которого, как мы постепенно понимаем, она не любит, но отчего-то за него держится.
И тут Одессу закрывают. Говорят: кишечная палочка, дизентерия. Но слухи разносятся: холера. В 1970-м она захватила многие приморские города, но, слава Богу, не обернулась эпидемией. Но в Одессе все же ввели карантин. Примерно через месяц его отменили. Но пока: ни выехать, не въехать. Между тем московскому зятю нужно срочно обратно в Москву. Он корреспондент «Известий», причем крутой, выезжающий за границу. Носит невиданные в Одессе джинсовую куртку — причем дорогую — и белые джинсы.
И у него собеседование, после которого его с женой отправят собкором не куда-нибудь, а в Бонн, что и бабки, и просто синекура. Кстати, Тодоровский не учел важную деталь. В те годы собкор центральной газеты в крупной стране Запада скорее всего был гэбистом. А агент КГБ, наверное, прорвался бы из одесского карантина.
Между тем карантин порождает необычайное чувство свободы, отпущения грехов, освобождения от обязательств. Одесситам, по Тодоровскому, он даже на руку. Пир во время чумы, но по-одесски. Нельзя купаться? Мы будем купаться! Нельзя ловить рыбу? Мы будем ловить ее сетями, да еще и отстреливаться от армейских патрулей.
Люди пошли на откровения, на какие не пошли бы прежде.
Средняя дочь признается, что собирается эмигрировать с мужем в Израиль, что вызывает гнев старика-отца, считающего себя русским патриотом, а евреев-эмигрантов — предателями-сионистами. Это ставит крест и на боннской карьере младшего зятя: если он напишет в анкете, что сестра его жены эмигрировала в Израиль, не видать ему Западной Германии как своих ушей. Ситуацию усугубляет то, что запертый в Одессе, этот младший зять влюбляется в 15-летнюю дочь соседа, дружбана, который за дочь убьет. Он уже убивал и свое отсидел.
Актеры — один лучше и известнее другого. Назову основных. Дедку и бабку играют состаренные не дед и не бабка, а Леонид Ярмольник (он же сопродюсер фильма) и совсем не узнаваемая Ирина Розанова. Старшую дочь — мученицу по призванию — Ксения Раппопорт. Среднюю-язву — изумительная в «Одессе» и не только Евгения Брик. Зятя-известинца — Евгений Цыганов, которого Тодоровский оценил еще в «Оттепели».
Дальнейшее — молчание. Скажу только о главной мысли фильма: что бы ни происходило, надо заботиться о семье. Семья — защита от политической дряни времени. Надо жить ради детей, в частности, оберегая их от прошлого. Так жили и мои родители. Тут до сих пор отличие русского и, в частности, еврейско-русского менталитета от западного. Но теперь я с печалью и даже ужасом думаю: родители ведь вообще не жили ради себя — только ради нас с сестрой.
Одно уточнение и один вопрос напоследок.
Неужели «Одессу», при нынешних политико-экономических обострениях с Украиной, снимали в Одессе? — думал я во время просмотра и предположил, что одесский дворик выстроили в Москве. И ведь угадал! Именно в Москве! Улочки Одессы снимали в Таганроге, аэропорт — в Ростове, где нашли заброшенное здание аэровокзала, многое — в Сочи. В конце концов, мировые шедевры от «Касабланки» до того же «Амаркорда» снимали не там, где происходит действие.
При этом Тодоровский, осознав, что Одессу не удастся запечатлеть в Одессе, собирался отказаться от проекта.
Но его убедил Ярмольник: «Да ты что? Ну можно же придумать — это же кино».
Теперь вопрос: если это отчасти «Амаркорд» Тодоровского, то кого из трех главных мужских персонажей Валерий считает своим альтер эго? По-моему, всех троих: и деда, и младшего зятя, и его сына. Впервые открывающего для себя тайны женской души и тела.
* * *
Юрий Гладильщиков
«RFI»