Документальный фильм рассказал о письмах жертв маршалу Петену
В период с 1940 по 1944 год во Франции в Генеральный комиссариат по еврейским вопросам (CGQJ) от евреев или родственников жертв преследований поступили тысячи прошений. Этим письмам посвящен документальный фильм Les Suppliques Лорана Жоли и Жерома Приера (Laurent Joly et Jérôme Prieur).
Он рассказывает о бюрократической машине режима Виши, безжалостно перемалывавшей человеческие судьбы. Ни одно прошение не получило положительного ответа.
В контекстеТень Холокоста и новый антисемитизм Наш практический ответ на Холокост – мы расширяемся и восстанавливаем народ. В Израиле ныне каждая женщина рожает в среднем более трёх детей. Растут алия и экономика. Здесь как из рога изобилия льются новые идеи, наши технические открытия питают мир.
Название Les Suppliques, которое переводится на русский как «прошения», во французском имеет и почти религиозный оттенок — «мольбы». В каждом письме — от жен, которые просят вернуть мужей, от детей, оставшихся без родителей, от соседей, возмущенных происходящим и сгорающих от стыда за опозорившую себя Францию — описаны истории разрушенных жизней мужчин, женщин и детей, всеми силами пытающихся вырваться из смертельной ловушки.
Но фильм не только о них. Он о французской администрации, о страшной бюрократической машине режима Виши, перемалывавшей человеческие судьбы.
Чиновники сначала формально рассматривают просьбы о пересмотре «ошибочных арестов», а затем, с июня 1942 г., окончательно перекладывают ответственность на оккупационные власти.
К ним обращаются в последней надежде вернуть близких из лагеря, не забирать дом или магазин, в котором торговали еще бабушки и дедушки. Мать пятерых детей просит восстановить лицензию на уличную торговлю овощами, единственный способ прокормиться. Жена спрашивает, можно ли не сдавать радиоприемник, который принадлежит лично ей, а не мужу-еврею. Развозчик товаров соглашается с тем, что у него забрали велосипед, но спрашивает, можно ли ему пользоваться велосипедом начальника, иначе как же зарабатывать на жизнь. В ответе содержится запрет не только на пользование велосипедом, но и на работу курьером.
Да, мы евреи, — говорится во многих письмах, — но мы любим Францию, а политика нас не интересует. Жертвы пытаются доказать свой патриотизм. У многих за плечами военное прошлое, подвиги, награды. «Мы дети Франции», — пишут они.
Госпожа Стерн, Монпелье, улица дю Пале, дом 6.
«… Пишу вам в порыве доверия и молитвы, будучи уверенной, что вы не останетесь равнодушны к моему горю…. Закон от 3 октября 1940 о статусе евреев ударил по прекрасному человеку, прекрасному мужу и прекрасному отцу, одному из лучших служителей Франции, доктору Уильяму Стерну, моему мужу, которому отныне запрещено работать хирургом в силу того, что он еврей. Ни его внешность, ни его менталитет не имеют ничего общего с еврейством. Не понимая, что происходит, он как потерпевший кораблекрушение, оставил всякую надежду на спасение. Может быть, господин Ксавье Валла (Xavier Vallat, генеральный комиссар Комиссариата по еврейским вопросам - RFI) мог бы приготовить новый закон, в котором содержались бы исключения для тех, кто доказал свое желание раствориться во французском народе посредством брака и истинного обращения. … Мой муж делал другим только добро и переносит с удивительным достоинством свое невыразимое горе».
Из 1200 прошений, содержащихся в Государственном архиве Франции, авторы фильма отобрали около пятидесяти. Их пишут евреи — французы в нескольких поколениях или натурализованные за несколько лет до войны, а еще апатриды. Среди них те, кто придерживается религиозных традиций, и те, кто давно о них забыл, рабочие, механики, портные, учителя, военные, ветераны Первой мировой войны, богатые и бедные, — все они пишут маршалу Петену или в Верховный комиссариат по еврейским вопросам. В комиссариате между тем готовится новое еврейское законодательство, которое придет на смену предыдущему закону от октября 1940 года и окончательно обречет еврейское население Франции.
Коллектив ткацкой фабрики направляет маршалу Петену петицию с просьбой освободить их руководителя Алоиса Стерна из концентрационного лагеря Питивье, иначе предприятие придется закрыть. «Он большой специалист своего дела», уговаривают рабочие. Алоис Стерн умер а августе 1942 года в Аушвице.
Мадемуазель Элиза Шанель. Париж, улица Фетрие, дом 5.
9 мая 1941 года.
Господин верховный комиссар, имею честь донести до вашего благосклонного внимания мою просьбу. Мою дочь не признал отец, потому что был женат. Два года спустя я познакомилась с человеком, хорошо говорившим по-французски, но оказавшимся австрийским подданным. Он признал моего ребенка, и только потом я поняла, что он принадлежит к еврейской расе. Несколько дней спустя началась война и он ушел добровольцем. … Я хотела аннулировать признание отцовства, но узнала, что это невозможно, потому что отец находится в армии. Я не могу вынести, чтобы моя дочь платила за мои ошибки и за действия обманувшего меня человека.
В контекстеМаксимальный бред За 70 лет так и не удалось найти ни одного документа, ни одного приказа командования Красной Армии или Центрального штаба партизанского движения, в которых задача спасения еврейского населения хотя бы была обозначена 101-й в общем перечне задач.
Женщина из французской католической семьи просит вернуть мужа сестры, учителя из парижского лицея Шарлемань – «с уверенностью в вашем чувстве законности заверяю вас, что он не вел ни политической деятельности, ни еврейской пропаганды». «Каждый день я смотрю на ваш портрет, господин маршал, который висит у нас дома в самом почетном месте, и вижу ваш взгляд, способный на доброту и справедливость», — пишет она.
Жанна Босс, 19 июня 1941, Париж
«Господин верховный комиссар, меня уволили после 21 года безупречной службы в военном ведомстве. Мой дед входил в Национальную гвардию, он родился во Франции. Мой отец был сержантом, брат – обладатель «Военного креста 1914-1918», мой муж — военный, католик. Мне 58 лет. Если есть исключения для особых случаев, то заверяю вас, что я всегда любила и буду любить свою страну, что бы ни случилось. Я ничем не виновата в совершенных прегрешениях».
Ответ из Верховного комиссариата по еврейским вопросам:
«Мадам, с сожалением должен вам ответить, что будучи еврейкой, вы были уволены законным образом. Несмотря на ваши заслуги и на все вышеперечисленное, я не могу преступить закон».
В некоторых ответах до 1942 года как будто слышится еще человеческий голос и проскальзывает сожаление перед лицом бесчеловечных законов. Но дальше ответы становятся короче, суше, формулировки безличнее — «оккупационные власти предупредили, что больше не будут принимать прошений об освобождении интернированных».
Жак Фрайлих, Париж, улица Франсуа Мирон, дом 7, 15 мая 1942 года.
«Дорогой глава французского государства, у меня к вам просьба. Мой отец живет во Франции уже 19 лет, он не сделал Франции ничего плохого. Наоборот, он сделал много хорошего. Посмотрите, пожалуйста, его досье и вы увидите, что оно чистое, что он ничего не сделал, и что у него есть ребенок, это я. Я француз и родился в Париже. Я очень горюю, потому что давно его не видел, он в лагере. Дорогой глава государства, можете ли вы помочь моему папе? Я никогда вас не забуду и, когда вырасту, сделаю много хорошего для Франции».
В фильме почти нет авторских комментариев, он состоит из писем, их просто читают вслух, одно за другим. Вместе авторского голоса — изображения, кадры военной эпохи. Вот прочли письмо маленького Жака Фрайлиха, а вот хроника того же времени — маршал Петен принимает очаровательную французскую девочку. Он вручает ей письмо для французских детей, среди которых уже нет Жака Фрайлиха. Вместе с матерью он был отправлен на Зимний велодром в Париже, где собирали интернированных, а оттуда в Аушвиц. Мелькают адреса домов и квартир, где когда-то жили евреи и куда они не вернулись.
Пишут военные, ветераны, их родственники. «Кого же тогда мы можем назвать настоящими французами?» — спрашивает в пустоту жена военного, обладателя многих наград.
6 ноября 1942
Виктор Файнсильберг, Париж, бульвар де ля Вилетт, дом 12.
Господин Маршал,
Я доброволец, участник войны 1940 года, гражданин Польши, еврей, награжден военной медалью и железным крестом с пальмой. Ранен, инвалид на 85 процентов. Почтеннейше обращаю к вам следующие строки, будучи уверенным в вашем внимании к детям Франции, которым я являюсь уже семь лет. У меня нет ноги, моя жена арестована, на моих руках остались дети 3 и 6 лет. Прошу вас, верните им мать, мне грозит гангрена, и я должен снова ложиться в больницу… Вы моя последняя надежда».
Виктор Файнсильберг будет арестован в феврале 1942 года, жандармы вынесут его из дома прикрученным к носилкам.
Маршалу пишут дети, пытаясь найти родителей. Пишут матери, у которых забирают детей. Пишут учителя в защиту учеников.
21 июля 1942 года
Директриса школы в городе Шатийон-сюр-Сен — Инспектору начального образования
«Марго Канн - отличная ученица, с высокими интеллектуальными и моральными качествами, к ней невозможно не привязаться. В полной растерянности она пришла ко мне и сказала: «Мадам, я хочу написать маршалу, чтобы он верну мне маму, но я не знаю, как сделать, чтобы мое письмо дошло». Может быть, вы могли бы передать господину префекту письмо ребенка, перед горем которого, как мне кажется, никто не может остаться бесчувственным. Положа руку на сердце, я не жду результата, он, похоже, не зависит от французских властей. Но я бы не простила себе, если бы не попробовала».
Марго Канн была депортирована 6 ноября 1942 года.
«Великий и прославленный маршал,
Моя интуиция говорит мне, что у наших детей сейчас два отца, их собственный и вы, господин маршал. Мой сын, Хайнц Братт, был арестован 26 августа, когда возвращался из Ниццы после каникул. Его задержали, как и многих наших соотечественников, согласно закону, под которой попадают все граждане иудейского вероисповедания, прибывшие во Францию после 1936 и имеющие возраст от 18 до 60 лет. Но моему сыну только 17. Он никоим образом не подлежит применению этой строгой меры, от которой мне холодно на сердце. Помогите мне, маршал, помогите! Спасите моего ребенка Хайнца Братта, пока не поздно. Пусть бог утешит всех матерей Франции и всего мира, пусть Бог защитит вечную Францию. Да здравствует маршал!
«Нам стыдно быть французами, христианами, людьми»
В контекстеВ Париже прошла манифестация с требованием наказать убийцу Сары Халими В воскресенье, 5 января, в Париже прошла манифестация с требованиями наказать убийцу Сары Халими, который по решению Апелляционного суда Парижа был освобожден от уголовной ответственности.
В защиту интернированных пишут коллеги, священники, высокие военные чины, соседи. Аббат заступается за прошедшего обращение прихожанина. Но крещение ничего не меняет, все четверо бабушек и дедушек интернированного — евреи. Вице-адмирал пишет в защиту своей сотрудницы, она на велодроме Вель-д’Ив и не вернется оттуда.
Иногда за «своих» евреев просят целые города, под такими петициями длинные списки подписей — аптекарша, булочница, мэр, учителя свидетельствуют о благонадежности евреев, просят их пощадить, объясняют, что произошла какая-то ошибка, которую еще можно исправить.
Сен-Жирон 30 августа 1942.
«Господин маршал, со всем уважением мы хотим донести до вас эхо горестных событий, сценой которых стал наш город 26 августа утром. Мы ждали автобуса, который должен был придти в 8-00, но не пришел, и мы прождали до половины одиннадцатого. Автобус все не шел, но за это время пришло десять автобусов, в которых сидели жандармы, сопровождавшие евреев иностранного гражданства, местных жителей.
Их забрали прямо из кроватей, без предупреждения, не разрешив взять багаж. Среди них мы узнали беременную женщину с маленьким ребенком. Эта милая семья живет в сельской местности и с большим усердием выращивает овощи на зиму. Эти дети играли с нашими детьми. Эти десять автобусов – повозки с осужденными на смерть.
Даже те, кто громче всех кричит «смерть евреям», смотрели на это со слезами на глазах. Все мы почувствовали, что Франция осудила себя сама и обесчестила сама себя, применяя такие жестокие и недостойные меры по отношению к тем, кто нашел убежище в нашей стране. Нам стыдно быть французами, христианами, людьми. И восхищение маршалом было поколеблено этим зрелищем, если не уничтожено».
Жертвы обращаются к своим палачам, но понимают это только в редких случаях.
«Я совершил ужасное преступление — я родился в Польше, и с беспримерным цинизмом мой отец выбрал для меня иудейскую религию. Я обычный еврей, грязный жид, представитель проклЯтой и прОклятой расы, верха подлости. Но мне двадцать лет, и я хочу жить. Если это невозможно, расстреляйте меня, я не боюсь умереть, но я хочу хотя бы умереть как человек, а не как собака. А теперь позвольте сообщить вам имя преступника, Леон Кацеленбоген».
Леону Кацеленбогену удалось сбежать из лагеря, он дожил до 98 лет.
Ни одно из прошений не получило положительного ответа. Жертвы, которым удалось выжить, обязаны своим спасением себе самим и тем людям, которые им помогли.
Фильм можно смотреть бесплатно до 8 ноября 2022 surfrance.tv Там же можно видеть документальный фильм «Облава Вель-д’Ив».
Обе картины приурочены к 80-летию облавы Вель д'Ив, крупнейшей в истории Франции времен Второй мировой войны серии арестов и задержаний евреев.
* * *
Гелия Певзнер
RFI