В Бельгии есть валлоны и фламандцы, но нет бельгийцев
26 мая 2019 года в Королевстве Бельгия одновременно с региональными выборами и выборами депутатов Европейского парламента состоялись очередные парламентские выборы.
В контекстеСколько стоит дружба с политиками в Брюсселе Почти 1,7 млрд евро, потраченные европейскими лоббистами в прошлом году, это расходы лоббистов из рейтинга. Ясно, что реальная сумма, учитывающая расходы и незарегистрированных лоббистов, значительно выше.
Безусловно, результаты бельгийских выборов по своей значимости уступают итогам выборов в Европарламент, в течение нескольких дней прошедших во всех 28 странах-участницах Европейского союза. Исход голосования на европейских выборах вызвал массу комментариев во всех мировых СМИ, чего нельзя сказать об итогах выборов в Бельгии.
Тем не менее, анализ результатов этих выборов представляет несомненный интерес, поскольку они ещё раз показали, что будущее бельгийской государственности по-прежнему остаётся под вопросом.
Почему же в последние годы чуть ли не каждое голосование в Бельгии становится буквально судьбоносным для самого существования этой страны?
Ответ, очевидно, кроется в глубине веков. В том виде, в каком Бельгия существует сейчас, она возникла в 1830 году в результате победы революции, повлекшей отделение современных бельгийских земель от Объединенного королевства Нидерландов. При этом уже в момент создания нового государства проявилась одна его особенность, которая со временем стала практически полностью определять его политическое развитие.
Речь идет о том, что Бельгия с самого начала стала формироваться как «государство двух общин»: говорящих на нидерландском языке фламандцев и франкоязычных валлонов.
Также важно учитывать, что исторически обе эти этнические общности достаточно компактно проживали в рамках своих регионов.
Несмотря на то, что фламандцы составляли большинство населения страны, с момента приобретения независимости и до середины XX века в культурной сфере наблюдалось полное доминирование французского языка, который признавался в качестве единственного государственного.
Это было обусловлено двумя основными причинами.
Во-первых, французский язык и культура оставались «культурными лидерами» всего просвещенного мира вплоть до конца Первой мировой войны.
Нидерландский язык, считавшийся языком необразованных крестьян, рассматривался в качестве «языка второго сорта».
Именно поэтому многие фламандцы, особенно проживавшие в Брюсселе, переходили на французский язык.
Так, по данным 1916 года, в Брюсселе преподавание на французском языке велось в 1592 классах, а на нидерландском — лишь в 441, тогда как общее число этнических фламандцев на тот момент в 4 раза превышало число валлонов, проживавших в столице.
Во-вторых, бурный экономический рост, наблюдавшийся в Бельгии во второй половине XIX века, существенно затронул Валлонию (южная часть Бельгии), превратившуюся в весьма развитый индустриальный регион.
Это повлекло массовую трудовую миграцию фламандцев в Валлонию, которая во многом сопровождалась их культурной и языковой ассимиляцией.
Признание прав нидерландского языка произошло только в 20—30-е годы XX века, когда его признали официальным языком на территории собственно Фландрии и стал использоваться в системе образования и судопроизводства, где до этого полностью господствовал французский язык.
Дальнейшие изменения в языковой сфере были связаны с событиями 60—70-х годов, когда о себе громко заявило фламандское национальное движение, потребовавшее ликвидации привилегированного экономического, политического и культурного положения франкоязычной общины.
Эти требования имели и экономическую основу. Именно в этот период Фландрия впервые в истории начинает обгонять Валлонию по темпам экономического роста. (Как это часто бывает, подъем национализма основывался на экономическом превосходстве определенного этноса над своими «соседями»).
Именно в 60-е годы в Бельгии начинает формироваться модель политико-территориального устройства, которая существует и сегодня.
В ходе серии реформ, связанных с процессом децентрализации, проведённых в 60—90-е годы XX века, Бельгия приобрела весьма своеобразную политико-территориальную структуру.
Бельгию в определенной степени можно назвать «двойной федерацией», поскольку она одновременно делится на три языковых сообщества и три региона.
К языковым относятся фламандское, франкоязычное и германоязычное сообщества (в состав последнего входит небольшая территория, находящаяся на востоке страны, где жители говорят на немецком языке). К компетенции сообществ относятся в основном вопросы, связанные с образованием, наукой, культурой и спортом.
Что же касается регионов, то их в Бельгии тоже три: фламандский, валлонский и столичный Брюссельский регион. Выделение Брюсселя в качестве отдельного региона связано не столько с его столичным статусом, сколько с тем, что он, находясь на территории Фландрии, является по сути франкоязычным (по разным оценкам франкофоны составляют примерно 75-80 % его населения).
Каждый из регионов обладает достаточно широкой компетенцией в самых различных сферах общественной жизни, а также собственными органами власти: парламентом и правительством. При этом, следует отметить, что все реформы территориального устройства Бельгии сопровождались постепенным расширением объема полномочий регионов.
Наиболее серьёзными стали реформы 1993 года, после которых Бельгия окончательно стала федеративным государством.
Это нашло своё отражение и в новой редакции ст. 1 Конституции Бельгии, в которой говорится о том, что Бельгия «является федеративным государством, состоящим из сообществ и регионов».
Следует отметить и ещё одну важную особенность политической системы, сделавшей Бельгию, пожалуй, уникальным государством в Европе. На протяжении 70-80-х годов прошлого века все основные политические партии страны, прежде всего, либералы, христианские демократы и социалисты, которые до этого были общебельгийскими,
разделились на совершенно независимые друг от друга фламандские и валлонские партии, действующие только в своих регионах.
Подобная «этническая» структура партийной системы сохраняется в Бельгии по сей день.
Казалось бы, после проведения федерализации отношения между фламандцами и валлонами должны были бы стать более гармоничными, однако в реальности этого не произошло.
Для значительной части фламандской политической элиты федерализация Бельгии, как оказалось, была не целью, а лишь промежуточным этапом на пути создания независимой Фландрии.
Отношения между фламандской и валлонской общинами становились всё напряженнее, а партиям, представляющим разные регионы, всё сложнее становилось находить общий язык.
Очень показательными в этом смысле стали парламентские выборы 2007 года. На них победу одержал избирательный блок, включавший партии «Христианские демократы и фламандцы» (нидер. Christen-Democratisch en Vlaams; CD&V) и Новый фламандский альянс (нидер. Nieuw-Vlaamse Alliantie; N-VA), ставший со временем главной партией страны.
После выборов последовали очень трудные переговоры о создании коалиционного правительства, завершившиеся формированием кабинета во главе с лидером CD&V Ивом Летермом.
Одним из главных пунктов программы нового правительства было очередное расширение полномочий регионов, чего активно добивалась фламандская политическая элита и против чего категорически возражали представители валлонских партий.
Кроме того, сам факт пребывания Ива Летерма, неоднократно допускавшего сомнительные высказывания в отношении валлонов и будущего Бельгии как государства, на посту премьер-министра уже свидетельствовал о том, что политическая система страны переживает серьёзный кризис.
В 2006 году будущий премьер-министр заявил о том, что франкоговорящие «интеллектуально не способны изучать нидерландский язык». Что касается Бельгии как государства, то, по мнению Ива Летерма, её жителей объединяют только король, футбол и пиво.
В течение нескольких лет в Бельгии продолжалось противостояние между валлонскими и фламандскими партиями, что повлекло смену нескольких недолговечных правительств. В результате парламент был распущен и в 2010 году состоялись досрочные парламентские выборы.
Победу одержал Новый фламандский альянс (N-VA) во главе с Бартом де Вевером, который с этого момента стал одним из ведущих политиков Бельгии. За умеренных фламандских националистов из N-VA проголосовали 17,4% избирателей, что позволило альянсу получить 27 мест в 150-местной Палате представителей — нижней палате бельгийского парламента.
Второе место, набрав 13,7% голосов, заняла Социалистическая партия, многие годы являющаяся доминирующей политической силой Валлонии. Этот результат позволил социалистам получить 26 мест в парламенте и претендовать на участие в переговорах о создании правительственной коалиции.
С самого начала было ясно, что эти переговоры не будут простыми, поскольку позиции правоцентристского N-VA и левой Соцпартии принципиально отличались практически по всем вопросам жизни страны. Однако даже самые пессимистично настроенные наблюдатели не ожидали того, что Бельгия пойдет на рекорд по продолжительности переговоров о формировании правительства.
Переговоры эти продолжались 541 (!) день и закончились формированием шестипартийного правительства во главе с лидером Соцпартии Элио ди Рупо,
ставшим первым франкоговорящим премьер-министром Бельгии последние почти 40 лет. При этом N-VA не вошёл в правительство, став главной оппозиционной партией Бельгии.
В контекстеБыть ли европейской армии? Бельгия в конце октября, обновляя свой парк истребителей, предпочла французскому Rafale или франко-немецкому Eurofighter американский F-35. Макрон выразил «сожаление» таким выбором, который, по его словам, «противоречит европейским интересам».
Правительство Э. ди Рупо, несмотря на свою пестроту, просуществовало в течение всего срока полномочий парламента. Очередные выборы были намечены на 25 мая 2014 года и должны были пройти одновременно с выборами в Европарламент. (Одновременное проведение этих выборов предусмотрено действующим законодательством Бельгии).
Итоги выборов показали, что N-VA по-прежнему остается самой популярной партией Бельгии. За альянс проголосовало 20,26% избирателей, что увеличило его парламентскую фракцию до 33 депутатов. Вторыми на выборах вновь стали социалисты, получившие 11,67% голосов, что принесло им 23 депутатских места в парламенте.
Таким образом, повторилась ситуация 2010 года, когда практически непримиримые антагонисты из N-VA и Соцпартии должны были начать переговоры о формировании правительства.
На этот раз, однако, всё пошло иначе. После нескольких месяцев переговоров (в Бельгии по-другому не получается) было сформировано правительство с участием четырех партий: N-VA, CD&V, «Открытые фламандские либералы и демократы» (нидер. Open Vlaamse Liberalen en Democraten, Open VLD) и «Реформаторское движение» (фр. Mouvement Réformateur; MR).
Следует отметить, что центристское «Реформаторское движение» являлось единственной валлонской партией в этой коалиции. При этом именно её представитель Шарль Мишель возглавил новое правительство.
Создание подобного правительства было поистине революционным для Бельгии, поскольку впервые за 26 лет в его составе отсутствовали социалисты.
Сам же Ш.Мишель в свои 38 лет стал самым молодым премьер-министром за всю историю Бельгии.
Формирование коалиции не означало, однако, что её участники будут придерживаться единой позиции по всем вопросам, стоящим перед королевством. Это, в частности, ярко проявилось во время так называемого «миграционного кризиса» 2014—2015 годов. Позиция «Реформаторского движения» и самого Ш.Мишеля по поводу решения вопроса о мигрантах оказалась существенно мягче позиции N-VA, активно выступившего за жёсткую борьбу с «миграционным вторжением».
Тем не менее, данное коалиционное правительство оказалось весьма устойчивым и продолжало реализовывать свою программу, несмотря на постоянные нападки на премьера Ш.Мишеля и его однопартийцев со стороны леволиберальной франкоязычной прессы, неустанно обвинявшей «реформаторов» в том, что они заключили «ужасный союз» с «фламандскими фашистами и расистами» (в Валлонии N-VA всегда воспринимался именно в этом ключе).
Казалось бы, правительство Ш.Мишеля могло спокойно просуществовать до очередных выборов, намеченных на май 2019 года.
Однако всё изменилось в декабре 2018 года, причем, по довольно необычному для Бельгии поводу. Причиной очередного правительственного кризиса стали проблемы внешней политики.
На декабрь 2018 года было запланировано подписание всеми странами-членами ООН, так называемого Глобального миграционного пакта, призванного урегулировать правовой статус мигрантов и установить принципы обращения с ними в тех государствах, которые подпишут данный документ.
Разработка Глобального миграционного пакта стала попыткой мирового сообщества ответить на миграционную проблему, которая резко обострилась в последние годы. Подготовка пакта достаточно долго не привлекала внимания правительств подавляющего большинства стран, поскольку
документы, разрабатываемые ООН, давно уже представляют собой абстрактные декларации, которые обычно не принимаются всерьёз.
(Да и к фактической значимости самой ООН у многих стран накопилось большое количество вопросов…).
Вполне возможно, что и в этот раз все страны торжественно подписали бы данный пакт, выразив всеобщее единение и вызвав восторг у мировых средств массовой информации, однако в 2018 году всё пошло не так.
Проблема возникла оттого, что на этот раз в правительствах некоторых стран всё же удосужились прочесть то, что написали эти «ооновские мечтатели».
И прочтя этот «гуманистический манифест», лидеры целого ряда европейских государств поняли, что подписывать его ни в коем случае нельзя.
Данный документ, который по своей сути вполне может быть назван «Биллем о правах мигрантов», основан на признании принципа «открытых границ» и полном отказе от использования столь неполиткорректного термина как «нелегальный иммигрант».
Вместо этого предлагалось разделить всех мигрантов на «регулярных», то есть постоянно проживающих в стране прибытия, и «нерегулярных», приезжающих в страну время от времени. В пакте подробно расписывались обязанности правительств по содержанию мигрантов и защите их правового статуса, при этом ничего не говорилось о возможном ограничении миграции.
Незадолго до торжественной церемонии подписания пакта, которая должна была пройти в Марракеше (Марокко), часть стран высказала резкое несогласие с новым «чудо-документом» ООН и отказалась его подписывать.
Лидером «антимиграционного сопротивления» стали США во главе с Дональдом Трампом, который расценил данный документ как попытку легализации нелегальной иммиграции. Вслед за США против подписания пакта выступили Австралия, Венгрия, Латвия, Италия, Словакия, Польша, Чехия и Чили.
Следует отметить, что во время дискуссии, развернувшейся по поводу содержания данного документа, его сторонники постоянно приводили традиционный «ооновский» аргумент. Они апеллировали к тому, что данный документ носит рекомендательный характер и непосредственно не ограничивает свободу государств в проведении собственной миграционной политики.
Таким образом, в очередной раз государствам всего мира предлагалось подписать ничего не значащую декларацию, принятие которой ещё раз показало бы, что ООН не занимается чем-то значимым.
Противники пакта справедливо указывали, что несмотря на рекомендательный характер, он вполне может превратиться в обязательный, если в той или иной стране на выборах победят «друзья мигрантов», которые начнут принимать законы в соответствии с рекомендациями ООН.
В контекстеЕвропейские компании могут запретить религиозную символику на работе Европейский суд вынес решение по двум жалобам гражданки Франции и гражданки Бельгии, которые посчитали дискриминацией запрет ношения мусульманского платка. В обоих случаях женщины были уволены за отказ снять платок.
17 декабря 2018 года более 150 стран-членов ООН всё же подписали данный документ (в их числе была и Россия, которая при этом совершенно однозначно не будет его реализовывать в обозримом будущем). Однако если правительства разных стран единогласно приняли решение о подписании или не подписании Глобального миграционного пакта, то в Бельгии этот вопрос окончательно расколол и без того не самую крепкую правительственную коалицию.
Премьер-министр Шарль Мишель заявил о своей поддержке данного документа и подписал его от имени Бельгии.
Позиция премьера вызвала крайне негативную реакцию у руководства N-VA, которое, учитывая настроения большинства фламандских избирателей, выступало категорически против подписания пакта. Когда стало ясно, что позиция премьер-министра в этом вопросе останется неизменной, фракция N-VA официально вышла из коалиции, а 6 министров, представлявших партию в правительстве, подали в отставку.
В прессе новое правительство Ш.Мишеля без N-VA сразу окрестили «Марракешской коалицией».
Первоначально Ш.Мишель был полон оптимизма и рассчитывал, что правительство продолжит работу при поддержке левоцентристов, которые теоретически должны были быть удовлетворены уходом из правительства «зловещих националистов». Однако социалисты и «зеленые» решили не поддерживать кабинет Ш.Мишеля и внесли в парламент резолюцию о недоверии правительству.
18 декабря 2018 года, не дожидаясь голосования в парламенте, Шарль Мишель подал в отставку, которая была принята королем Филиппом после консультаций с лидерами политических партий.
Теоретически, выходом из этой ситуации могло бы стать проведение досрочных выборов. Однако, как выяснилось, эту идею поддержали только N-VA и другая фламандская партия «Фламандский интерес» (нидер. Vlaams Belang, VB).
Все остальные партии предпочли согласиться с существованием технического правительства меньшинства во главе с Ш.Мишелем, которое было ограничено в своих полномочиях и для принятия необходимых решений было вынуждено каждый раз пытаться создать «ситуативную коалицию».
Основными темами избирательной кампании стали вопросы миграционной политики и экологии. Обсуждение первых стало своеобразным «коньком» N-VA и VB, тогда как в дискуссиях об экологии доминировали фламандские и валлонские «зеленые». О теме экологии следует сказать отдельно. С конца 2018 года практически во всех странах Западной Европы постоянно проходили и проходят так называемые «марши за климат» (несколько странно звучащее на русском языке название).
Их участники требовали от своих правительств принятия немедленных решительных мер по противодействию «глобальному потеплению», угрожающему всему живому на Земле. Особенно активное участие в этих акциях, традиционно проходящих по четвергам, приняли школьники и студенты, пропуская в этот день учебные занятия.
И в этом смысле Бельгия не стала исключением. Несмотря на противодействие администрации учебных заведений, школьники, в том числе младших классов, предпочли вместо посещения занятий «бороться за климат».
Лидером этого движения стала теперь уже всемирно известная 16-летняя шведская школьница Грета Тунберг, которая первой выдвинула идею «школьной забастовки за климат».
Буквально за несколько месяцев она превратилась в «икону» экологического движения, получив множество различных наград. Журнал Time включил её в число 100 наиболее влиятельных людей в мире в 2019 году, а группа шведских и норвежских парламентариев выдвинула её кандидатуру на получение Нобелевской премии мира.
Естественно, что в достаточно внезапно возникшей атмосфере «экологического психоза» наиболее комфортно себя чувствовали «зеленые», которые изображали своих оппонентов в качестве противников защиты окружающей среды, что существенно сказалось на итогах как бельгийских парламентских выборов, так выборов в Европарламент.
Что касается избирательной системы, применяемой на парламентских выборах в Бельгии, она сформировалась уже достаточно давно и не подвергалась в последнее время существенным изменениям. Главной её особенностью является наличие обязательного голосования избирателей на выборах.
Неучастие в голосовании влечет наложение штрафа и поэтому явка на выборах в Бельгии в среднем существенно выше, чем в большинстве других европейских стран. (Хотя следует отметить, что на практике наложение указанного штрафа не применяется с 2003 года).
Само избрание депутатов Палаты представителей проходит по пропорциональной системе, основанной на голосовании избирателей за партийные списки.
При этом голосование проходит в 11 многомандатных округах, 5 из которых находятся во Фландрии, 5 — в Валлонии и ещё один округ образовывается в рамках столичного региона Брюссель.
Также законом предусмотрено, что в парламент проходят только те партии, за которые проголосовало не менее 5% избирателей.
Многие эксперты были убеждены, что результаты выборов 26 мая 2019 года будут мало отличаться от итогов предшествующих выборов, однако бельгийские избиратели смогли в ходе голосования преподнести несколько сюрпризов, которые поставили под сомнение устойчивость политической системы страны.
Первое место вновь заняли фламандские националисты из Нового фламандского альянса (N-VA), за которых отдали свои голоса 16,03% избирателей. Эту победу, впрочем, следует признать пирровой, поскольку по сравнению с выборами 2014 года партия потеряла 20% голосов и в результате вместо 33 мест в парламенте получила 25.
Как показали итоги выборов, избиратели критически оценили опыт пребывания представителей N-VA в правительстве Шарля Мишеля, даже несмотря на проводившуюся кабинетом министров достаточно жёсткую антииммигрантскую политику, символом которой стал один из лидеров партии Тео Франкен, занимавший в правительстве Мишеля должность государственного секретаря по вопросам убежища, миграции и административной реформы.
Однако если победа N-VA на выборах была достаточно предсказуемой, то выход на второе место партии «Фламандский интерес» (VB) стал настоящей сенсацией.
Правопопулистская националистическая партия, открыто выступающая за создание независимого фламандского государства, получила на прошедших выборах 11,95% голосов и 18 мест в Палате представителей. Чтобы оценить этот прорыв следует напомнить, что в 2014 году за VB проголосовало лишь 3,67% избирателей, а парламентская фракция VB насчитывала лишь 3 депутата.
В целом последнее десятилетие было периодом упадка фламандских радикалов, избиратели которых уходили к более респектабельному N-VA.
Новое руководство партии во главе с Томом Ван Грикеном, ставшим в 2014 году в возрасте 28 лет самым молодым лидером партии за всю историю Бельгии, смогло преодолеть негативные тенденции и вновь сделать «Фламандский интерес» одной из самых влиятельных партий королевства. По сути дела, вердикт избирателей означал, что они недовольны половинчатой политикой N-VA и желают более радикального курса, направленного на защиту интересов Фландрии, постоянно «обираемой» Валлонией.
Третье место заняла валлонская Социалистическая партия, за которую отдали голоса 9,46% избирателей. Этот результат стал явной неудачей социалистов, которые по итогам выборов планировали вернуться в правительство (в 2014 году партия получила 11,67% голосов). В итоге Соцпартия получила в парламенте лишь 20 мест вместо прежних 23.
Четвертое место по итогам выборов досталось «Христианские демократы и фламандцы» (CD&V). За CD&V проголосовало 8,89% голосов, что принесло ей 12 депутатских мест. Данный результат нельзя не признать поражением христианских демократов, поскольку по итогам выборов 2014 года их фракция насчитывала 18 депутатов.
В контекстеКак выборы в Европарламент отодвинули Восточную Европу от власти в ЕС Во всей стомиллионной восточной части Евросоюза у Брюсселя, по сути, не остается крупных и влиятельных союзников – локальные успехи проевропейских сил в Эстонии или Словакии вряд ли способны переломить общерегиональный тренд на этнонационализм и деградацию институтов.
Партия, занявшая пятое место, произвела на выборах сенсацию не меньшую, чем «Фламандский интерес». Речь идет о Партии труда Бельгии (фр. Parti du Travail de Belgique, PTB), которая является достаточно уникальным явлением на политической сцене страны сразу по двум обстоятельствам.
Во-первых, PTB — единственная партия Бельгии, не разделенная по лингвистическому признаку и действующая одновременно во Фландрии и Валлонии.
Во-вторых, PTB представляет собой довольно редкую для современной Европы радикальную левую партию, программа которой основана на идеологии марксизма.
Правда, следует отметить, что в данном случае речь идёт о «марксизме XXI века».
В программе партии традиционные марксистские тезисы о борьбе с капитализмом, защите прав наемных работников, преодолении социального неравенства на основе радикального изменения налоговой политики и увеличении роли государства в экономике сочетаются с лозунгами о защите прав мигрантов, представителей расовых и сексуальных меньшинств, легализации «мягких» наркотиков и предоставлении женщинам права носить хиджаб в общественных местах (последнее выглядит особенно мило в программе партии, провозглашающей себя защитницей прав женщин…).
До выборов 2019 года партия «трудовиков» занимала достаточно маргинальное положение на бельгийской политической сцене. В частности, на выборах 2014 года PTB смогла получить лишь 3,72% голосов, что принесло ей 2 места в Палате представителей. Однако уже через 5 лет всё изменилось. На прошедших выборах за «трудовиков» проголосовало 8,62% избирателей, что привело к увеличению её парламентской фракции сразу до 12 человек. Этот результат вызвал настоящий шок у политической элиты Валлонии, где успех PTB был наиболее впечатляющим.
Шестое место заняли «Открытые фламандские либералы и демократы» (Open VLD) показавшие результат хуже, чем в 2014 году, набрав 8,54% голосов и получившие 12 мест в парламенте вместо прежних 14.
Вслед за ними в итоговой таблице расположилось «Реформаторское движение» (MR), возглавляемое премьер-министром Шарлем Мишелем.
За MR проголосовало лишь 7,56% избирателей (в 2014 году их было 9,64%), что привело к сокращению представительства партии в парламенте с 20 до 14 депутатов.
Таким образом, по итогам прошедших выборов все партии, входившие в правительственную коалицию (N-VA, CD&V, Open VLD и MR), потеряли в поддержке избирателей, что явилось недвусмысленной оценкой бельгийцами итогов правления правительства Мишеля.
Восьмое место по итогам выборов заняла фламандская «Социалистическая партия — Иные» (нидер. Socialistische Partij Anders; sp.a), представляющая собой социал-демократическую партию, действующую на территории Фландрии. Для неё выборы также сложились неудачно. Партия потеряла часть своего электората, получив 6,71% голосов избирателей и всего 9 мест в парламенте вместо прежних 13.
Следующие два места заняли партии, которые наряду с «Фламандским интересом» (VB) и «трудовиками» могут быть названы триумфаторами прошедших выборов. Речь идет о двух «зеленых» партиях: «Эколо», действующей в Валлонии, и партии «Зеленые», действующей во Фландрии.
«Эколо» получила почти вдвое больше голосов, чем за 5 лет до этого, и с результатом 6,14% смогла увеличить свою фракцию в парламенте с 6 до 13 депутатов.
«Зеленые» также шагнули вперед, получив 6,10% голосов. В результате их фракция увеличилась с 6 до 8 человек. По сути дела, результаты выборов выявили, что в Бельгии, как и в некоторых других странах Европы, например в Германии, происходит перераспределение ролей в левом лагере, где традиционно господствовавших социал-демократов теснят экологические партии, получающие максимальную политическую выгоду от начавшейся «борьбы за климат».
Кроме указанных партий в парламент прошли ещё две небольшие партии: «Демократический гуманистический центр» (фр. Centre démocrate humaniste, CDH) — христианско-демократическая партия, действующая на территории Валлонии, и партия «ДеФИ» (фр. DéFI — «вызов»), представляющая интересы франкоязычного населения Брюсселя. По итогам выборов они получили соответственно 5 и 2 места в парламенте. В целом, выборы прошли в условиях характерной для Бельгии высокой явки избирателей, которая составила 88,38%.
Итоги выборов показали, что валлоны и фламандцы не только говорят на разных языках, но и голосуют за совершенно разные по духу партии.
Результаты голосования подтвердили, что большинство фламандских избирателей поддерживает правые партии, сторонники же левых составляют во Фландрии относительно незначительное количество.
Напротив, в Валлонии, как показали прошедшие выборы, происходит мощный сдвиг влево, в частности, выражающийся в том, что на смену относительно умеренным социалистам приходят намного более радикальные левые силы вроде «Эколо» и Партии труда Бельгии.
Данная тенденция не осталась незамеченной бельгийскими политиками. Так, комментируя итоги выборов, лидер Нового фламандского альянса (N-VA) Барт де Вевер указал, что разница между Фландрией и Валлонией никогда не была столь значительной, и предложил «выложить конфедеративную карту на стол».
При этом совершенно очевидно, что подобные результаты выборов существенно затрудняют формирование правительства, поскольку идеологические позиции фламандских и валлонских партий во многом являются диаметрально противоположными.
Выборы вновь поставили вопрос о будущем Бельгии как единого государства.
Если все валлонские партии поддерживают сохранение единства государства, то две крупнейшие фламандские партии (N-VA и VB) прямо выступают за создание независимой Республики Фландрия и ликвидацию бельгийской монархии.
Показательно, что «новые марксисты» из Партии труда Бельгии деликатно обходят в своей программе вопрос о будущем монархии, видимо, не желая оказаться в одной компании с фламандскими националистами.
В контексте«Альтернатива для Германии» – за Евросоюз без Германии Вайдель, поддержав идею «Декзита», раскритиковала политику правящей в Германии коалиции, которая, по её мнению, «ориентируется на Европу и направляет большую часть доходов страны не на процветание её жителей, а в распоряжение Брюсселя и Страсбурга».
Схожие политические тенденции проявились и в ходе региональных выборов, проходивших одновременно с выборами депутатов Палаты представителей. По итогам выборов 2014 года во Фландрии было сформировано коалиционное региональное правительство, включавшее представителей N-VA, CD&V и Open VLD.
Вместе эти партии составляли устойчивое большинство, имея 89 мест в 124-местном региональном парламенте. В 2019 году ситуация кардинально изменилась.
Все три партии потеряли голоса, однако все вместе по итогам выборов получили 70 депутатских мест, чего, в принципе, достаточно для формирования нового коалиционного правительства Фландрии.
Главным же бенефициаром прошедших выборов стал «Фламандский интерес» (VB), получивший в 3 (!) раза больше голосов, чем за 5 лет до этого, и занявший в итоге второе место.
Показательно, что в региональный парламент смогла пройти и «трудовики» из PTB, преодолев ранее недостижимый для них во Фландрии 5%-ный барьер. Подобные итоги выборов привели к тому, что руководство N-VA заявило о возможности привлечения радикальных националистов из VB к переговорам о формировании регионального правительства.
Заявление N-VA вызвало в Бельгии эффект разорвавшейся бомбы, поскольку в течение многих лет все партии королевства придерживались в отношении VB политики «санитарного кордона», не допускавшей никакого сотрудничества с крайними фламандскими националистами.
Однако теперь умеренные фламандские националисты из N-VA, видимо, решили «прорвать» этот кордон, что неудивительно в ситуации, когда согласно социологическим опросам 65% жителей Фландрии выступили за коалицию с VB.
В Валлонии после выборов 2014 года действовала левоцентристская коалиция, включающая валлонских социалистов, реформистов из MR и христианских демократов из CDH. Коалиция контролировала 68 мест в 75-местном региональном парламенте.
По итогам выборов 2019 года все правительственные партии потеряли голоса, а победителями на выборах стали «Эколо» и «трудовики» из PTB, получившие соответственно 14,48% и 13,68% голосов избирателей. Выборы показали, что число сторонников «зеленых» в Валлонии увеличилось по сравнению с предыдущими выборами почти в 2 раза, а сторонников «трудовиков» — почти в 3 раза.
Подобный расклад сил существенно осложнил процесс создания новой правительственной коалиции в регионе.
Самая запутанная ситуация по итогам региональных выборов сложилась в столичном регионе Брюсселя. Его парламент состоит из 89 депутатов, 72 из которых представляют франкоязычную общину, 17 — нидерландоязычную. Итоги выборов в Брюсселе также, как и в других регионах, засвидетельствовали отступление традиционных партий и резкий рост популярности «зеленых» и «трудовиков».
По сравнению с предыдущими выборами количество голосовавших за «зеленых» избирателей выросло почти вдвое, а «трудовики» вообще впервые попали в столичный парламент, набрав 13,47% при голосовании во «франкоязычной зоне» и ещё 4,27% — в нидерландоязычной. Общая явка на выборах в Брюсселе была достаточно высокой и составила 83,46%.
Подобные результаты выборов породили серьёзную проблему, связанную с созданием в столичном регионе новой правительственной коалиции. Традиционные её варианты, основанные на сотрудничестве валлонских социалистов, реформистов из MR и христианских демократов из CDH, в новых условиях оказались неприменимы, поскольку голосов депутатов этих партий после выборов для формирования устойчивой коалиции стало не хватать.
В этой ситуации встал вопрос о включении в состав коалиции либо «зеленых», либо «трудовиков», либо и тех, и других.
Однако против этого категорически выступило либеральное (или, как теперь принято говорить в России, либерастское) «Реформаторское движение» (MR), лидеры которого совершенно не собирались сидеть на одной «правительственной скамье» с «коммунистами-трудовиками» или «леваками-экологами». Был и другой вариант, при котором правительство могло быть сформировано социалистами, «зелеными» и «трудовиками».
Однако и этот вариант оказался отвергнут, поскольку предложения Партии труда Бельгии в отношении программы будущего правительства буквально ужаснули социалистов. Именно поэтому переговоры о создании в Брюсселе регионального правительства затянулись до 17 июля.
Что касается федерального правительства Бельгии, то сразу после выборов начались переговоры по поводу его формирования. Король Филипп провел соответствующие консультации со всеми ведущими партиями страны, в том числе с «Фламандским интересом».
Переговоры с последним вызвало в Бельгии волну негодования, поскольку это был первый после 1936 года случай, когда глава государства встречался с представителями крайне правой партии, выступающей к тому же за ликвидацию монархии.
Переговоры о создании правительственной коалиции в сложившихся условиях могут затянуться, что, впрочем, как мы уже отмечали, для Бельгии не является чем-то экстраординарным.
При этом следует иметь ввиду, что из участия в переговорах выбыл бывший премьер-министр страны Шарль Мишель, который неожиданно для многих 2 июля был избран председателем Европейского Совета вместо Дональда Туска и перешел в мир европейской политики.
Давая оценку итогам прошедших выборов, нельзя не вспомнить слова известного бельгийского политического деятеля Жюля Дестре, который, обращаясь к королю Альберту I в далеком 1912 году, сказал, что в Бельгии есть валлоны и фламандцы, но нет бельгийцев.
Глядя на результаты голосования жителей Бельгии, кажется, что за прошедшие 100 лет ничего не изменилось.
Фламандцы и валлоны, составляющие соответственно 59% и 40% населения Бельгии (1% составляют представители немецкоязычного меньшинства), по-прежнему живут во многом отличной друг от друга жизнью, не составляя единой политической нации. Причем в течение последних лет это обособление только набирало обороты.
Нельзя не отметить и тот факт, что Бельгия представляет собой достаточно уникальный пример государства с сепаратистскими тенденциями. По общему правилу, за выход из состава страны обычно выступают политические силы, представляющие интересы компактно проживающих на её территории национальных меньшинств (Каталония, Квебек, Шотландия и др.).
В Бельгии же, напротив, к созданию собственного независимого государства стремится значительная часть этнического большинства, не желающего содержать культурно чуждых ей «нахлебников-валлонов».
Ещё одним свидетельством кризиса бельгийской государственности является и то, что как показали прошедшие выборы, в рамках обеих национальных общин усиливается влияние радикальных правых и радикальных левых партий, достаточно враждебно относящихся к существующей политической системе страны. Сможет ли в таких условиях Бельгия сохраниться как единое государство и если да, то в какой форме, покажет уже ближайшее будущее.
* * *
Максим Желтов
«Интер-Избирком»