... который жил более 200 лет назад
Во второй половине XVIII в. в немецком городе Гёттингене, известном своим университетом, жил один из оригинальных писателей и ученых Германии Георг Кристоф Лихтенберг (1742-1799).
Однако до недавнего времени имя этого выдающегося просветителя, о котором с глубочайшим уважением отзывался Кант, силой ума и таланта которого были восхищены Гёте, Герцен и Толстой, знали немногие.
В контекстеЧто же теперь будет? Помутнение разума, приведшее теперь к голосованию за Байдена, началось здесь давно, даже не со времен президентства Барака Обамы, а еще раньше, когда Демпартия захватила университеты. Их выпускники стали журналистами, склонными к левизне, а главное, школьными учителями...
Причины этого разнообразны. Отчасти это объясняется тем, что большинство произведений писателя, публицистических по своему характеру, печатались в различных популярных журналах и карманных календарях.
Будучи весьма злободневными, они поздней в какой-то степени утратили свою актуальность и были забыты.
Некоторые из задуманных им произведений не вышли из стадии набросков; иные же, как, например, «Афоризмы», он не решался опубликовать, и они стали известны лишь после его смерти, а в более полном виде только в начале XX в.
Прочитайте некоторые из них — и вы убедитесь, что мир не меняется, ибо они актуальны и сейчас, более чем через два столетия!
В настоящее время повсюду стремятся распространить знания, но кто знает, не появятся ли через два-три столетия университеты для того, чтобы восстановить былое невежество.
Парень, который украл однажды 100 000 талеров, уже может в дальнейшем честно прожить жизнь.
Ничто так не способствует душевному спокойствию, как полное отсутствие собственного мнения.
Из всех видов деспотизма самый страшный — деспотизм верования и системы. Большинство людей — рабы моды и нелепых обычаев.
Утвердить равенство и свободу так, как это мыслят сегодня многие, означало бы дать одиннадцатую заповедь, благодаря которой были бы отменены прежние десять.
Насколько лучше жилось бы некоторым людям, если бы они так же мало заботились о чужих делах, как мало заботятся о своих собственных.
Не удивительно ли, что люди так часто воюют за религию и так редко живут по её предписанию?
Не удивительно ли, что публику, когда она хвалит нас, всегда считают компетентным судьей, но как только она нас порицает, признают неспособной говорить о произведениях ума.
Не стану отрицать — недоверие к современному вкусу возможно достигло у меня степени, заслуживающей порицания. Ежедневно наблюдать, как некоторые люди попадают в гении с таким же правом, как если бы мокриц признали сороконожками, и не потому, что у них так много ножек, а потому, что большинство не хочет сосчитать до четырнадцати,— всё это привело к тому, что я больше никому без проверки не доверяю.
К числу величайших открытий, к которым пришел за последнее время человеческий ум, бесспорно принадлежит, по моему мнению, искусство судить о книгах, не прочитав их.
Я отдал бы многое, чтобы точно узнать, для кого, собственно, были свершены подвиги, о которых официально говорят, что они-де свершены «на благо отечества».
* * *
Редакция
«Избранное»