Сирия после войны
В комментах к одному из недавних текстов меня спросили, почему у сирийских друзов не наблюдается тенденции к «ментально-геополитическому единению и выработке единой стратегии с дальним прицелом на создание собственной государственности (как у курдов)»?
В контекстеКонсенсус на условиях Москвы Курды, черкесы, туркоманы, друзы, армяне и ассирийцы... к началу российской военной операции позицию по отношению к конфликту определили. Исламистская модель существования в доминирующей суннитской умме по планам Катара, Турции и КСА их не устраивала: речь шла о физическом истреблении этих народов.
Ссылки на то, что «у них религия такая» я полагаю недостаточными: считалось, что и у евреев «религия такая», но в определенных исторических условиях, с появлением качественно новых угроз, с одной стороны, и принципиально новых возможностей, с другой, евреи вполне себе проявили заинтересованность в создании своего государства.
Так же и шииты в арабском мире – а Иран это не арабы, и шиитским он стал в значительной степени потому, что персам уже при Сефевидах было важно подчеркнуть отличие своего ислама от арабского и османского – так вот, шииты в арабском мире долго считались совершенно неспособными к государственному строительству и, мало того, совершенно незаинтересованными в обретении политической власти в странах своего проживания.
И что же? Сегодня арабские шииты убедительно демонстрируют такую заинтересованность, даже если их способность к эффективному государственному управлению, условно продемонстрированная пока что только в Ираке, все еще вызывает сомнения.
В Ливане шииты управляют государством де-факто, будучи там крупнейшей этноконфессиональной общиной.
В Бахрейне, где шииты составляют большинство населения, правящая страной суннитская династия удержалась у власти в 2011 году только благодаря военной интервенции саудитов и ОАЭ.
В самих этих странах, Саудовской Аравии и ОАЭ, шииты составляют порядка 15% населения, и удерживать их в подчинении (и бесправии) местным властям становится все труднее.
В Йемене хуситы, племенная военная группировка шиитов-зейдитов, на которых приходится примено треть населения страны, успешно кошмарят при активной поддержке Ирана местных суннитов и пришедшие к ним на помощь саудовские войска.
В Кувейте шиитов насчитывается около 30% населения; их положение там лучше, чем у соседей, но от гарантированно стабильного гражданского мира ситуация в этой стране все же весьма далека.
В Сирии собственно шиитов, если не считать в их числе алавитов (11,5% населения) и друзов (3%), было прежде совсем немного (1-2%), но за счет производимой там натурализации шиитских боевиков-переселенцев из Афганистана, Пакистана, Ирана и пр., становится больше; впрочем, самостоятельных политических устремлений у них пока нет, и их надежды на будущее связаны с укреплением позиций алавитского меньшинства, которое при широком подходе к вопросу может считаться шиитским.
Так или иначе, политическая воля у современных арабов-шиитов безусловно присутствует, и
это лишь заостряет поднятый выше вопрос об отсутствии выраженных национальных амбиций у сирийских друзов, численность которых превышает полмиллиона человек.
В контекстеАрабский меловой круг 50 лет назад десантники, выбившие оттуда Арабский легион, водрузили там израильский флаг, который вынесли жители Еврейского квартала в 1948 году, покидая свои дома. Министр обороны Моше Даян, увидев этот флаг, приказал немедленно снять его. Он и определил судьбу Храмовой горы.
Зоной компактного проживания сирийских друзов является провинция Эс-Сувейда, где рядом с ними живут христиане (православные Антиохийского патриархата) и небольшое число мусульман-суннитов.
В ранний период мандатного управления в Сирии и Ливане фундаментальная неоднородность этой территории признавалась французским правительством, делившим ее на шесть квазигосударств:
Дамаск, Алеппо, Государство Алавитов, Великий Ливан, Государство Друзов и Александреттский санджак со значительным турецким населением. В 1924 году алавиты отделились от федерации, а Дамаск и Алеппо объединились в Государство Сирия, но в 1930 году населенная алавитами приморская территория была понижена в статусе и переименована в Санджак Латакия, а в 1936 году возвращена в общее правовое поле французской Сирии.
Та же участь постигла и Государство Друзов, тогда как Александреттский санджак, получивший в 1936 году название Государство Хатай, смог провести свободные выборы, на которых большинство голосов было получено турецкими представителями. Вскоре после этого, 29 июня 1939 года, Государство Хатай было аннексировано Турцией, и Франция, стоявшая на пороге Второй мировой войны, не стала протестовать в связи с этим турецким демаршем.
Что же до Сирии, то она официально смирилась с потерей Александретты лишь в 2005 году.
Таким образом, в двадцатые годы прошлого века в районе Джабель-Друз, входящем ныне в провинцию Эс-Сувейда, складывались реальные предпосылки к созданию друзского государства, которые при иных обстоятельствах могли бы оказаться решающими, но им положила конец французская административная реформа 1936 года.
Друзы были встревожены ее результатами, однако главной пострадавшей стороной в то время считали себя алавиты, которых было все же намного больше и которые, проживая у моря, обоснованно полагали, что их численность и район расселения дают им наилучшие шансы на обретение собственной государственности.
Группа их лидеров, одним из которых был Сулейман Асад, отец Хафеза Асада и дед нынешнего президента Сирии, обратилась тогда к премьер-министру Франции со слезным посланием, призванным доказать, что алавитов ждет страшная участь под властью мусульман-суннитов.
Начавшееся восстание арабов в подмандатной Палестине и сопровождавшая его пропаганда служили алавитам примером того, с чем они сами могут столкнуться в ближайшем будущем,
и их послание содержало следующий пассаж:
«Добрые евреи принесли арабам культуру и мир, вложили огромные средства в развитие и процветание Палестины, не причинив никому вреда и ничего не присваивая себе силой. Это не помешало мусульманам провозгласить джихад против них, под знаменем которого они без колебаний вырезают теперь их жен и детей...
Ислам считает алавитов кафирами. Дух ненависти и фанатизма, живущий в сердцах арабов-мусульман и направленный на все немусульманское, издревле поощряется исламом. Нет никакой надежды на то, что это изменится когда-либо в будущем. Поэтому, с окончанием [французского] мандата сирийские меньшинства будут подвержены смертельной опасности, не говоря уже о том, что свобода мысли и веры будет тогда уничтожена полностью.
Положение евреев в Палестине представляет собой яснейшее и сильнейшее доказательство враждебности ислама по отношению ко всем немусульманам».
Но поскольку Франция отказалось внять алавитам, тем пришлось отчаянно бороться за место под солнцем ислама. Средством к этому стало чрезвычайно активное участие алавитов в арабском национальном движении, что верно также и для других арабов-немусульман: доля христиан среди видных деятелей арабского национализма (и палестинского, в частности) многократно превосходила в ХХ веке удельный вес христианских общин в общей массе арабов.
Предпосылки данного явления очевидны: представителям немусульманских меньшинств было критически важно, чтобы объединяющей доктриной общества, в котором они живут, был национализм, а не религия.
В национальном движении, ставящем на первое место критерии языковой и культурной общности, они могли иметь свои акции и расчитывать на равноправие,
тогда как исламское единство делало их заведомыми париями, которым в лучшем случае остается надеяться на терпимость по отношению к себе.
Следствием этой активности стало доминантное положение алавитов в том крыле партии Баас, которое закрепилось у власти в Дамаске в 1966 году и управляет Сирией до настоящего времени.
В контекстеКоалиция под Эль-Бабом Заклятые враги легко превращаются в друзей, а вчерашние друзья ещё быстрее — во врагов. Надеяться на чью-либо благодарность смешно. Попытка заменить (вытеснить) Америку из пропитанного кровью и нефтью региона с каждым шагом стоит дороже.
Отношения алавитов с друзами не всегда складывались гармонично; так, вскоре после февральского переворота 1966 года новая власть спровоцировала друзский мятеж, приняв серию неудачных кадровых решений, но
в целом друзы, как и религиозно близкие к ним алавиты, неизменно считали, что светский авторитарный режим обеспечивает им оптимальный формат выживания в суннитской Сирии,
и видели в служении этому режиму наилучший способ обеспечения своих интересов. То же самое верно и в отношении других сирийских меньшинств, составляющих коалицию Асада.
Весной 2011 года, с началом сирийского мятежа на общем фоне «арабской весны», могло показаться, что факт политического управления Сирии этноконфессиональной группой, составляющей десятую часть ее населения, является фактором слабости и источником дополнительной опасности правящему в этой стране режиму. Но правильный вывод в тех условиях был иным, и автор этих строк писал тогда в одной из своих статей (14.4.2011):
«Степень поддержки, гарантированной Асаду со стороны сирийской элиты, должна быть значительно больше той, что имелась у президента Мубарака... Египетские военные, недовольные намерением Мубарака передать власть своему сыну Гамалю, могли рассчитывать на то, что, пожертвовав президентом в критической ситуации и «повесив на него всех собак», они сумеют сохранить свои позиции во власти и экономике Египта...
Но для сирийской элиты, принадлежащей в своем подавляющем большинстве к тому же алавитскому меньшинству, нет особого смысла и особой надежды в избавлении от Асада.
Принеся эту жертву, сирийские военные не спасут себя от суннитского гнева и не станут желанными правителями для страны, в которой их этноконфессиональная община правит на протяжении десятилетий, оставаясь незначительным меньшинством. Даже в том случае, если бы Асад, убоявшись кровопролития, попытался отказаться от власти, алавитская элита Сирии была бы вынуждена защищать свои позиции, поскольку утрата власти с большой вероятностью означает для алавитов кровавую расправу со стороны сирийских суннитов».
Так оно и случилось в действительности: алавиты стали защищаться всеми доступными им средствами, сохранив при этом поддержку сирийских меньшинств, каждое из которых имело причины опасаться ужасной участи в случае победы джихадистов-суннитов. Лишь живущие на севере Сирии курды в некоторый момент поверили в то, что смогут благополучно спрыгнуть с этого поезда – за счет соседства с Иракским Курдистаном и американской поддержки, которая оказывалась им на протяжении нескольких лет, когда они были главной силой, боровшейся с ИГИЛ на севере Сирии.
Итак, почему друзы не сделали такую же ставку на отделение от Сирии в условиях гражданской войны?
Для начала нужно отметить, что друзов в Сирии значительно меньше, чем курдов.
К началу гражданской войны население этой страны насчитывало около 23 млн человек (с тех пор оно сократилось примерно на 5 млн за счет жертв войны и массового исхода беженцев), и если довоенная численность друзов оценивалась в 3% от общего населения Сирии, то на долю курдов приходилось не менее 9%, т.е. как минимум 2 млн человек, а по некоторым данным – порядка 2,8 млн.
Обе указанные группы имеют компактную зону расселения: друзы – в южной провинции Эс-Сувейда, курды – в северо-восточном углу Сирии, но обе также имеют общины в других районах, за пределами компактных зон своего проживания.
Довоенное население провинции Эс-Сувейда составляло 364 тыс. человек, из чего следует, что собственно друзов там насчитывалось немногим больше 300 тыс. человек.
Теоретически этого, пусть и с трудом, могло быть достаточно для учреждения собственной государственности, но только при очень благоприятных внешних условиях, с одной стороны, и только в ситуации, когда альтернатива становится нестерпимой.
Начнем с последнего. Друзы, в отличие от курдов, не подвергались в Сирии дискриминации и, в силу своей религиозной близости с алавитами, пользовались возможностями высокого карьерного роста в сирийской военной и политической элите. Иначе говоря, причин тяготиться своим положением в Сирии у них не было.
Понятно, что гражданская война сильно осложнила им жизнь, и соблазн спрыгнуть с сирийского поезда мог появиться у них просто потому, что многолетнее существование в условиях этого кошмара способно породить эскапистские (читай: сепаратистские) настроения у кого угодно.
Но для такого прыжка были всё же необходимы благоприятные внешние условия.
Что это могли быть за условия?
Разумеется, поддержка извне, и не только на стадии непосредственного отделения, но также и в виде убедительной опции долгосрочного военно-политического союза.
Такая поддержка могла быть обеспечена только тем, кто граничит с друзским государством и заинтересован в его безопасном существовании.
В контекстеВ кольце друзей Российские советники и специалисты могут снова попасть под огонь, и тогда непонятно, что делать? Как в прошлый раз засекретить потери лет на 20 или публично все объявить и втянуться в прямой военный конфликт с Израилем?
Провинция Эс-Сувейда имеет единственную внешнюю границу, с Иорданией, на юге. От израильских Голанских высот ее отделяет провинция Дераа, довоенное население которой составляло порядка 1 млн человек. Это суннитское население, и Дераа неслучайным образом стала очагом исламистского мятежа весной 2011 года. Таким образом,
соединить свою территорию с израильской живущие в Эс-Сувейде друзы могли только в том случае, если бы они завоевали провинцию Дераа и, назовем вещи своими именами, изгнали оттуда все мусульманское население.
Сами друзы сделать этого не могли, Израиль им такой услуги не предлагал, и поэтому опция создания в Эс-Сувейде друзского государства под фактической военной опекой Израиля на повестке дня не стояла.
Другое гипотетически возможное предложение сирийским друзам были способны сделать США благодаря своему военному присутствию на севере Иордании (при иорданском согласии разыгрывать эту карту). Но США, если и обсуждали на уровне штабного планирования возможность территориального раздела Сирии, неизменно держались официальной позиции, определяющей необходимость сохранения территориальной целостности этой страны.
Иордания также не помышляла об авантюре, связанной с поощрением друзского сепаратизма в южных районах Сирии.
Как следствие, у сирийских друзов не появилось даже намека на практический соблазн учредить свою государственность в населенной ими провинции Эс-Сувейда, а
это, в свою очередь, означало, что их судьба неразрывным образом связана с режимом Башара Асада. Как и для других сирийских меньшинств, Асад является для друзов наименьшим злом
в сравнении с повстанцами, реальную силу которых составляли и составляют суннитские джихадисты.
В отмеченных условиях не приходится удивляться тому, что самой символичной фигурой, выражающей устремления сирийских друзов, остается погибший в прошлом году в результате взрыва на мине генерал-майор Иссам Захреддин, бывший командир 104-й воздушно-десантной бригады Республиканской гвардии, возглавлявший длительную оборону Деэр-эз-Зора от осаждавших этот город формирований ИГИЛ.
Обоснованность выбора, сделанного сирийскими друзами, сегодня подтверждается судьбой курдов, которые, оказав исключительно важную помощь западной коалиции в борьбе с ИГИЛ на севере Сирии,
в конце концов убедились в том, что сохранение корректных отношений с Турцией для США и других стран НАТО важнее, чем судьба Рожавы
(так называется контролируемый курдами район на восточном берегу Евфрата и в прилегающей к нему зоне вокруг расположенного на западном берегу Евфрата города Манбидж).
Другой, значительно меньший Афринский анклав, долго контролировавшийся курдами к северо-западу от Алеппо, уже пал под ударами турецких войск и связанных с ними прокси из ССА; избежать турецкой оккупации в Афринском анклаве сумела лишь та часть курдов, которая с началом турецкого наступления впустила в свои населенные пункты сирийские правительственные войска.
В Рожаве положение курдов прочнее, но ими и там ощущается отсутствие политических перспектив, с одной стороны, и опасность массированного турецкого вторжения, с другой. В этих условиях SDF (вооруженный альянс с доминантным участием курдских отрядов народной самообороны YPG и YPJ) направил недавно своих представителей в Дамаск, где ими велись переговоры о прекращении конфликта и послевоенном обустройстве страны.
В переданном курдским агентством «Фират» заявлении SDF говорится, что стороны договорились «о разработке дорожной карты по строительству децентрализованной демократической Сирии».
Иначе говоря, курды Рожавы демонстрируют принципиальную готовность вернуться под власть Дамаска и остаться в составе Сирии в случае предоставления им автономии.
Данный поворот сирийского сценария является самым обидным, поскольку и из общих соображений, и по факту своего замечательного участия в войне с джихадистами курды безусловно заслуживали того, чтобы выйти из этой гражданской войны со своим государством.
* * *
Дов Конторер
«Facebook»