И о «Дожде» - тоже
Логотип телеканала «Дождь». (Фото: «Nautilus»)
Соцсеть «Твиттер» опубликовала второй и третий транши разоблачений методов, которыми пользовались ее цензоры при старом режиме, закончившемся в октябре, когда она перешла в руки мультимиллиардера Илона Маска.
В контекстеB «Нью-Йорк таймс» и среди американских левых царит самоцензура? Журналистка Бари Вайс уволилась из «Нью-Йорк таймс» в ответ на угрожающую атмосферу, которая, по ее словам, царит в редакции американского издания. В частности, она осуждает усиление в СМИ прогрессистской культуры, которая помешана на борьбе с сексизмом и расизмом, которых видит повсюду.
Первая часть разоблачений была написана независимым журналистом Мэттом Таибби и посвящалась тому, как твиттер блокировал публикацию материалов о ноутбуке Хантера Байдена, содержавшем компромат, который вполне мог повлиять на исход президентских выборов 2020 года.
Второй транш, тоже опубликованный в самом твиттере под заглавием «Досье твиттера», вышел из-под пера другой независимой журналистки, беглянки из «Нью-Йорк таймс» Бари Вайсс и посвящался тому, как левые сотрудники этой соцсети тайно блокировали аккаунты пользователей, с которыми коллектив твиттера был не согласен. Я не исключаю, что иногда блокировались и либеральные аккаунты, но их Вайсс пока либо не обнаружила, либо пропустила.
Позже вышла и третья серия этой саги о цензуре соцсетей, написанная тем же Таибби и посвященная небывалому изгнанию из твиттера аккаунта президента США, имевшего более 90 млн подписчиков. Сегодня я ограничусь второй серией саги.
Как пишет Вайсс, «новое исследование в рамках “досье твиттера” показывает, что бригада сотрудников “Твиттера” составляла черные списки, не позволяла нежелательным твитам приобрести популярность и активно ограничивала доступ к целым аккаунтам или даже к набиравшим популярность темам – и все это втайне, не информируя пользователей».
Опираясь на внутреннюю переписку твиттера, слитую ей новым хозяином соцсети, Вайсс идентифицировала различные приемы, к которым обращались его цензоры, блокируя знаковых пользователей соцсети. Например, Джей Бхаттачарья, видный профессор медицины в Стэнфордском университете, был занесен в trend blacklist. Это значило, что его твиты не появлялись в разделе твиттера для популярных (trending) тем. Бхаттачарья, который не имел понятия о том, что его твиты тайно замалчивают, провинился перед либеральными цензорами тем, что выступал против различных ковидных ограничений.
Другой жертвой цензоров твиттера был экс-сотрудник Секретной службы Дэн Бонджино, витийствующий на «Фоксе» и зачисленный в список search blacklist, в связи с чем он не появлялся в поисковике. Третьей – консервативный деятель Чарли Керк, которого занесли в категорию do not amplify, «не распространять».
По словам Керка, это значило, что объем трафика на его сайте вдруг резко сокращался чуть ли не до нуля. О причинах такого спада твиттер ему не сообщал.
Все эти приемы относятся к категории shadow banning, то есть скрытая, или тайная, блокировка, о которой ее жертв не информировали. Как замечает сайт «Ризон», годами правые активисты и левые нонконформисты жаловались, что распространяемость их твитов внезапно сократилась без всяких очевидных причин. Притом руководящие сотрудники «Твиттера» на голубом глазу утверждали, что «теневой блокировкой мы не занимаемся».
Невзгоды «Дождя»
В контекстеЭто Лёша Коростылёв. Это «Дождь» Когда «великие демократы» льют грязь на Израиль – не спешите радоваться. Пройдёт совсем немного времени, и они точно так же будут лить грязь на вас под смех и улюлюканье всё той же «прогрессивной общественности».
Когда латвийские власти на днях отозвали лицензию у либерального российского телеканала «Дождь», они по крайней мере объяснили, почему пошли на такую меру, вызвавшую протест со стороны массы русских журналистов, медийных организаций и общественных деятелей, которые работают сейчас за границей. «Твиттер» же действовал тихой сапой.
Другие страны прифронтовой Балтии проявили аналогичную солидарность и тоже забанили «Дождь». Сперва – Литва, а потом – и Эстония, на которую всего за день до этого возлагал надежды главред «Дождя» Тихон Дзядко. У меня нет ни малейшей симпатии ни к Дзядко, с которым мы вместе работали на RTVI в Нью-Йорке и который вел себя со мной крайне надменно, ни к его жене Екатерине Котрикадзе, которая несколько лет была там моей начальницей, а потом уволила. Я не задавал глупых вопросов, за что, но подозреваю, что левачка Котрикадзе выгнала меня за неполиткорректные взгляды. Имела право.
На своем веку я писал для десятков изданий. Выгоняли меня редко, но многие из них, от «Столицы» и «Сегодня» до «Нового русского слова», закрывались («Слово», впрочем, в этом году воскресло в Сети) или, как филадельфийская «Чайка» или израильские «Вести», переставали платить, так что я знаю, как тяжело придется сейчас коллективу «Дождя», и от души ему сочувствую. Но, насколько я понимаю, закрывший их латвийский регулятор не мог поступить иначе в свете трех нарушений, уже допущенных «Дождем», который, получив в Латвии лицензию, считался латвийским СМИ и был обязан подчиняться латвийским законам и правилам.
Поэтому когда он опубликовал на своем сайте карту, на которой Крым был раскрашен российским цветом, или назвал армию РФ «нашей армией», он нарушил эти правила и был за это оштрафован. После того как сотрудник «Дождя» Алексей Коростелев заявил в эфире 1 декабря: «Мы надеемся, что многим [российским] военнослужащим в том числе мы смогли помочь, например, с оснащением и просто с элементарными удобствами на фронте», – латвийская сигуранца затеяла расследование, а регулятор отозвал у канала лицензию.
Руководство «Дождя» заявило, что Коростелев «оговорился», но потом все же сочло за благо его уволить. Я живу на Западе скоро уже полвека, и его заявление сильно резануло мне слух. Это была не «оговорка». Могу себе представить, как это восприняли на Украине. Как восприняли его в прифронтовой Балтии, мы уже видели. Латвия, между прочим, помогает Украине больше в пересчете на душу населения, чем любая из 52 помогающих ей стран.
«Нетвердая походка хороших русских журналистов естественна и легко объяснима: это и РФ-происхождение, и привычка к своей, российской аудитории», – пишет в «Новой газете. Европа» журналист Артемий Троицкий.
«И вот от этого смещения фокуса точно необходимо избавляться, – продолжает он, – невозможно быть де-факто и де-юре на Западе и «де-менто» – на прокисшей вконец родине, пусть и «нашей»… [М]илым сантиментам тут не место: в огне брода нет! И “наши мальчики” – это никак не бандиты из ЧВК и даже не отмороженные мобики».
Позволю себе еще одну длинную цитату из Троицкого, который проживает в Эстонии, то есть третьей стране Балтии, отказавшей «Дождю» в приюте: «Есть одна типичная детская (будем надеяться) болезнь русских журналистов (и не только) на свежеприобретенной воле – самомнение и высокомерие. Самый первый скандал с тем же “Дождем” случился еще летом, когда журналистка канала Екатерина Котрикадзе прочла нотацию мэру Риги о нежелательности сноса советских памятников. Латыши напряглись очень сильно…»
Я всегда считал Котрикадзе дурочкой (приятной, однако, в общении), но такого номера даже от нее не ожидал.
«Мне кажется, – пишет Троицкий, – очень нетрудно понять и проникнуться мыслью, что после 24 февраля русские (любой ориентации) – это не те люди, которым стоит учить европейцев свободе, демократии и правам человека. А московские понты не то что не впечатляют, а, напротив, вызывают стойкую иронию и презрение. Были, может, и любимчиками, а стали изгоями. И не Европа с Америкой в том виноваты. Такова новая парадигма, и в ней надо адаптироваться. Или “петлять в родную землянку», как пел Башлачев».
Я посмотрел в гугле и доношу, что Александр Башлачев – это советский поэт, бард и рок-музыкант, умерший в 1988 году в возрасте 27 лет, в котором автор этих строк покинул СССР.
В контекстеТвиттер, Верховный суд и Великая Прогрессистская революция Сегодня любая демонстрация общественной оппозиции прогрессистской политике, напротив, побуждает прогрессистских фанатиков лишь удваивать свои усилия, навязывая собственную доктрину нежелающему того обществу.
Цитировать легче, чем писать самому, поэтому я продолжу в том же духе и процитирую другого русского эстонца, Яна Левченко, который написал прекрасную статью на тему несчастий «Дождя».
«Конечно, решение латвийской стороны можно счесть излишне жестоким, – пишет Левченко, не учитывая того, что рижский регулятор то есть Национальный совет Латвии по электронным СМИ, насколько мне известно, не мог бы поступить иначе, даже если бы пожелал. – Конечно, “Дождь” следовало бы оберегать как союзника, делая скидку на его столичные, если не сказать имперские оговорки, медленно и примирительно способствуя его адаптации… И тем не менее точка в этом деле еще не поставлена. ”Дождь” не пропадет и переберется в ”столичную” Европу. Называя ее ”настоящей” и ставя Латвии в пример. Заслужила ли Латвия эту потерю?»
Левченко, со своей стороны, цитирует французского специалиста по русской и советской интеллектуальной истории Андре Филлера, который написал у себя в фейсбуке: «Ошибка “Дождя” – это, увы, привычка воспринимать постсоветское пространство как ”русский мир”, только антипутинский. Но, так же как и путинский, живущий в стране приюта. Не пускать бегущей строки на латышском. Оценивать, без году неделя в стране, какие памятники сносить в Риге, а какие нет. Показать в эфире – действительно по ошибке – карту РФ с Крымом, … открыть электронную почту для мобиков и т. п.».
По словам французского профессора, «Дождю», если переберется в другую «страну приюта», следует извлечь урок и сознавать, что «иное другое государство – это не отель all inclusive, а место со своими законами, правилами и фобиями, которое требует элементарного уважения».
Возможно, «Дождь» начал свою заграничную эпопею с Балтии, соблазнившись на большую русскую диаспору с ее привычными меню, тогда как ему надо было сразу валить в «столичную», «настоящую» Европу, где царит привычное молодым москвичам левацкое мировоззрение, а не строгости и консервативный национализм прифронтовых государств, хлебнувших советского лиха и с ужасом ждущих ночами свиста летящих «Калибров». Надеюсь, ему еще не поздно возродиться в той Европе.
* * *
Владимир Козловский
«Кстати»