Cертификат неприкосновенности
«Привилегия белых» — это термин, использующийся для упрощенного объяснения успеха белых по сравнению с другими группами. Cуществует ли на самом деле «белая привилегия»? Или же это просто сертификат неприкосновенности для всего, что не является белым?
«Атлантико»: Министр по вопросам равенства женщин и мужчин Элизабет Морено заявила следующее: «Разумеется, белая привилегия существует». На какие реалии опирается эта концепция?
В контекстеТеракты во Франции Сейчас во Франции живут около шести миллионов мусульман — это самая крупная община в Европе. По мнению Макрона, в стране может возникнуть «контр-общество» радикальных исламистов.
Селин Пина:
С заявлением о существовании белой привилегии министр лишь идет по стопам Эммануэля Макрона, который сказал то же самое в большом интервью «Экспресс» 22 декабря. Увы, повторение глупости и лжи не делает ее правдой. Паскаль Брюкнер (Pascal Bruckner) очень грамотно раскритиковал нездоровые представления, которые стоят за понятием «белая привилегия».
Президент и министр в очередной раз демонстрируют непонимание интеллектуальных споров, которые идут в западном мире в целом и во Франции в частности.
Они используют широко разошедшиеся идеологические понятия, не осознавая того, что неверным наименованием вещей лишь способствуют усилению социального раздражения и политического гнева. Дело в том, что споры не ограничены интеллектуальным пространством, а представляют собой отражение идеологических нападок на нашу демократическую и эгалитарную систему. Эти нападки прикрываются борьбой и объединяют под одним знаменем исламизм, мультикультурализм, новый расизм и левацкую идеологию.
Разумеется, расизм существует. К сожалению, он связан с человеком, которому трудно принять различия, свойственно увязывать физические качества с нравственными, превращать естественные отличия в социальную иерархию. Разумеется, это касается и нашей страны. Тем не менее она выстраивала отношения между людьми и политическое общество с опорой на понятие равенства.
Приверженность этому идеалу не стала чудесным избавлением от расизма, но французское общество вело с ним борьбу.
К тому же, террористическое насилие не стало толчком для логики коллективного мщения. Понятие белой привилегии, как и системного расизма, пришло из страны, где царили апартеид и сегрегация. Там у представителей этнического или расового меньшинства не было практически никаких прав, они находились под юридическим и политическим доминированием большинства. Такое нежелание предоставить равные права в связи с этническими различиями оставило глубокий след там, где равенство стало недавним юридическим завоеванием, например, в США и ЮАР. К нашей стране это не относится.
У нас давно существует страстная приверженность равноправию вне зависимости от пола, цвета кожи, религии и философии. Кстати говоря, именно на это опирается наш общественный договор.
Как бы то ни было, звучащий сейчас призыв ориентирован в первую очередь на культивацию межобщинной ненависти, прежде всего к белым, стремится указать виновного во всех бедах и позволяет идеологическим активистам, которые называют белых абсолютным злом, не предлагать какое-либо видение мира и общества. Они предпочитают не прокладывать путь, а называть людей, которых нужно ненавидеть из-за их цвета кожи. Затем они оправдывают распространяемую ими ненависть угнетением, с которым они якобы сталкиваются.
Проблема в том, что хотя расизм действительно существует во Франции, он распределен среди всех этнических групп и все более открыто проявляется со стороны тех, кто выступают против белых. Эти люди даже представляют такой расизм как справедливое воздаяние за прошлое. Расизм, который традиционно относят к ультраправым, проявляет себя более незаметно и стыдливо, но он никуда не делся. В результате мы наблюдаем в соцсетях настоящий разлив ненависти, и любой человек может сегодня столкнуться с оскорблениями из-за его цвета кожи.
Наконец, Франция, как и большинство стран Европы, долгое время была белой и сейчас остается преимущественно белой, в том числе в своих представлениях. Ну и что с того? Разве кто-то говорит о желтой привилегии в Азии? О черной или арабской привилегии в Африке? В этих обществах крупнейший этнос был родоначальником и не считает, что азиатское, арабское или черное большинство обладает преимуществом, за которое нужно извиняться.
К тому же в этих обществах нередко царит неравенство, а люди не имеют одних прав из-за цвета кожи, религиозной принадлежности и т. д. Но там нет обвинений в расовых привилегиях, хотя они вполне реальны.
Почему? Потому что на этих континентах обвинение в расизме не может дестабилизировать власть и вызвать всплеск радикальных настроений среди целевой группы населения, натравить ее на тех, кого ее призывают ненавидеть. Расизм там считается нормальным, но это не кажется проблематичным ни для кого из наших борцов с расизмом. Понятие белой привилегии представляет собой политическое оружие для дестабилизации нашего общественного договора. Использующие его люди плевать хотели на борьбу с расизмом, ненавидят равенство и сеют ненависть, чтобы спровоцировать насилие.
Когда такое выражение звучит от президента или министра, то есть тех, кто призваны стоять на страже нашего общественного договора, это говорит не только о малодушии и потворстве, но и полном непонимании расовой агрессии, которая распространяется ультралевыми, но может создать брешь для ультраправых, хотя те сами и не стоят за нынешним подъемом расовой ненависти. Эта ненависть является делом рук сошедших с пути левых, которые не понимают, что выбор расовой войны убивает надежду на социальный подъем и делает их полезными идиотами тех, кто хочет удовлетворить жажду доминирования, переименовав ее в стремление к справедливости.
Бертран Вержели:
Белая привилегия означает, что человек пользуется определенными привилегиями, если он белый, и не пользуется, если он черный. Такое различие в прошлом открыто существовало в ЮАР и США. Его упразднили. Во Франции открыто его не было. Поэтому вопрос в том, не существует ли оно подспудным образом.
Обобщать здесь нельзя. Именно эту проблему поднимает заявление министра. Дискриминация в зависимости от цвета кожи существует. На это не стоит закрывать глаза. Тем не менее во многих случаях соблюдается равенство между белыми и цветными. В словах министра опускается этот факт. Отсюда и резкая реакция.
Если судить по заявлениям о белой привилегии, Франция — расистская страна, где царит апартеид.
Сейчас очень модно называть Францию расистской и говорить о существовании системного расизма, в частности со стороны полиции. Такие слова не успокаивают страсти, а настраивают всех против всех, формируют противостояние между горсткой обвинителей и обвиненным французским населением.
Разумеется, это не означает, что нам нужна в качестве противовеса расистская риторика. Хочется просто подчеркнуть, что равенства в мире не достичь, если быть зацикленным на обозначении и наказании виновных. Равенство упоминают лишь с карательной и репрессивной точки зрения. Об этом свидетельствует выбранный язык. Говорят не о равенстве, а о борьбе с неравенством. Такая воинственная риторика питает социальную борьбу и создает атмосферу войны.
Разумеется, нужно содействовать равенству, что иногда требует громогласных протестов и возмущения. Как бы то ни было, вопрос равенства не может быть решен с помощью насилия. Если люди хотят бороться с ненавистью, это прекрасно. Но если борьба с ненавистью предполагает ненависть к тем, кто ненавидят, то это уже не борьба с ненавистью, а ее сохранение в новых формах.
В современной культуре не хватает отказа от насилия. У нас много говорят о доброжелательности, но такой культуры еще нет.
Не существует ли здесь опасной путаницы между социальным и расовым?
В контекстеВосстание «жёлтых жилетов» Завтра в Париже будут закрыты музеи, в том числе Лувр и Эйфелева башня, также не будут работать театры, часть магазинов, отменяются запланированные спортивные состязания. Зато на Шанс-Элизе выйдут полицейские бронеавтомобили...
Селин Пина:
Расовая война стремится занять место социальной борьбы в идеологии левых. Те не осознают, что таким образом предают идеал эмансипации и запирают людей внутри пагубного биологического и расового детерминизма. Кроме того, если проанализировать успехи в учебе и доступ к работе, становится ясно, что пути людей серьезно отличаются в зависимости от происхождения, но при этом уровень образования и общественное положение родителей имеют большее значение для успеха ребенка, чем этническая принадлежность.
При оценке жизненного пути социальный фактор играет гораздо более важную роль, чем этнический. Дети — не жертвы расизма в системе образования, а их шансы во многом связаны с уровнем образования родителей, особенно матери.
Там, где женщины более образованы, дети видят в школе шанс. Там, где женщины находятся в приниженном положении, неуспеваемость очень высока.
Таким образом, существуют огромные различия, связанные с семьей, а также культурой и женским образованием. Все это формирует большие отличия между этническими группами. Например, дети турецкого или магрибского происхождения учатся хуже других, тогда как выходцы из азиатских семей даже обходят коренное население. В то же время азиатские мигранты зачастую являются образованными людьми, а африканские мигранты относятся к бедному населению с чуждой новой стране культурой. Все это отражается на успехах детей. Их достижения больше связаны с социальным положением родителей, чем с этносом.
Что касается трудоустройства, в котором якобы существует море расизма, выясняется, что двумя главными источниками дискриминации там до сих пор остаются возраст и пол. Происхождение занимает третье место. Тем не менее именно его выдвигают вперед. При этом трудоустройство всегда было связано с уровнем образования. Плохие результаты в учебе редко ведут за собой социальные достижения.
Если рассмотреть так называемые проблемные города и микрорайоны, безработица там выше, чем в других местах, но уровень образования невероятно низок.
Это не говоря уже о таком факторе, как способность жить в обществе. Человеку трудно найти работу, если он не привык вставать по утрам, не любит подчиняться приказам, не ладит с коллегами и грубит начальнику. Поведение молодых людей из этих кварталов объясняет высокую безработицу гораздо больше, чем предполагаемые расовые предрассудки. Нужно признать это и посмотреть в лицо действительности.
Последний момент. Оказывается, что при равной квалификации определяющую роль в выборе сотрудника играют навыки общения. И с такой точки зрения у людей, которые жили в кварталах, где общение между людьми опирается на насилие и доминирование, практически нет шансов найти работу. В этом плане у белого маргинала не больше перспектив, чем у черного или араба. Определяющую роль здесь играет социальный, а не этнический фактор.
Расизм проявляется, скорее, в повышении и доступе к ответственным постам проявивших себя людей.
Сосредотачиваясь на расовых факторах в ущерб социальным, мы ошибаемся с целью борьбы и в конечном итоге не противостоим расизму там, где он существует.
Можно ли вообще употреблять понятие «белая привилегия», если учесть, что целые области периферической Франции, Франции «желтых жилетов», на протяжение многих лет теряют социальный статус? Не способствует ли это усилению раскола во Франции?
Селин Пина:
Думаю, что такое понятие приводит в ступор людей из сельской местности и маленьких городов, где нет общественного транспорта и закрываются больницы. К ним относятся, как к пустому месту, они живут в безработице и сегодня даже выпали из политической риторики после того, как перестали угрожать власти, сняв желтые жилеты.
Опасаюсь, что с назревающим закрытием заводов и предприятий осуждение белой привилегии может повлечь за собой лишь сильнейшую злобу на президента, который стремится облечь себя в мантию всех добродетелей, не осознавая, что тем самым оскорбляет собственный народ. Разумеется, все это может лишь усилить уже существующий раскол. Если после обвинений в социальной презрительности Эммануэль Макрон станет называть часть народа привилегированной и расисткой, хотя та видит перед собой падение социального статуса, разрушение социальной модели из-за кризиса, крах своей культурной модели и политическое насилие, боюсь, что президент вызовет редкостное отторжение и станет лучшим предвыборным агентом ультраправых.
Бертран Вержели:
Вопрос равенства касается не только расы, но и общества. Очевидно, что у нас говорят о расовом равенстве, но молчат о социальном.
Опасно делать обобщения, впрочем, как и плодить подозрения. Если люди говорят об одном, они не обязательно хотят задвинуть в сторону нечто другое, неудобное для них. О расе говорят не обязательно для того, чтобы умолчать о социальных факторах, и наоборот.
Что касается желтых жилетов, нужно признать, что за ними стоит группа населения, у которой, мягко говоря, нет никаких привилегий. Когда это население белое, говорить о какой-либо белой привилегии абсолютно неуместно.
Белая кожа вовсе не защищает от любого неравенства и не создает привилегии. Можно быть белым и страдать от неравенства, это постоянно происходит в обществе.
Нужно быть внимательным и избегать модных выражений. Такие выражения производят эффект, но не формируют рамки риторики. Для верного представления нужно уточнять, о чем именно идет разговор и в каких пределах. В политике существуют громкие слова и выходящая за границы риторика. Громкие слова помогают привлечь сторонников и добиться избрания.
Скажем, что Франция расистская и что в ней существует белая привилегия. Это, безусловно, поможет в привлечении сторонников и избрании. В этом кроется парадокс политики. Она призвана решать проблемы, но создает новые. Она должна тушить пожары, но разжигает их.
Вот тому доказательство: министр говорит о белой привилегии, и это захватывает все внимание. Антирасистские ассоциации ликуют, а обвиненное белое население колеблется между пугливым молчанием и добродетельным возмущением.
Министр может довольно потирать руки. Ей удалось сделать политический ход через СМИ.
Разумеется, если ей зададут об этом вопрос, она ответит, что ее слова исказили и что она не хотела сказать ничего подобного. То есть, получается классическая ситуация с политиком, который что-то говорит, а затем утверждает, что не делал этого.
Если судить по дебатам в политике и СМИ, иногда складывается впечатление, что на самом деле все с точностью до наоборот, то есть любой «небелый» человек пользуется фактическим иммунитетом… Как избавиться от подобного бинарного разделения на угнетателей и угнетенных?
Селин Пина:
Действительно, Хурия Бутельджа написала откровенно расистскую книгу «Белые, евреи и мы», после чего ее приглашали на все телеканалы.
То же самое касается Лилиана Тюрама (Lilian Thuram) с его книгой «Белое мышление» или Рохайи Диалло.
Они могут рассматривать все через призму цвета кожи и называть всех белых виновными, не отвечая при этом за свои расистские выходки.
Они даже могут называть себя антирасистсами, и все это принимают.
При этом некоторые из них являются объективными союзниками исламистов и в частности «Братьев-мусульман», чья идеология ничем не лучше нацизма.
Хотя наши ультраправые, по правде говоря, далеко не так опасны, как сторонники идеологии «Братьев-мусульман», эти исламисты устраивают шествия, пользуются поддержкой на телевидении и в прессе.
В то же время пресса закрывает глаза на то, что Рохайя Диаолло является администратором исламистского лобби, президент которого к тому же был замешан в сексуальных скандалах. Здесь не было никаких требований объясниться, никаких скандалов, никакой реакции.
При этом на одного из советников Макрона устроили планомерные нападки за обед с Марион Марешаль. Если бы вместо нее была Рохайя Диалло или Хурия Бутельджа, все прошло бы гладко.
Но они ничем не лучше Марион Марешаль в том, что касается связей и идеологии. То есть, пресса устраивает расследование только в том случае, если в деле замешан белый? А любой небелый человек может быть только жертвой, а не виновным? Такой подход заводит нас в тупик.
Для отхода от логики угнетателей / угнетенных достаточно отказаться от упрощенческих и глупых представлений.
Человеческие отношения богаты и не сводятся к уравнению угнетатели / угнетенные, наши жизни наполнены разнообразием и контрастами, все мы можем быть равными.
Речь идет не об идентичности или схожести, а об уважении. Мы все обладаем равным достоинством, и в этом заключается наша первая связь.
Мы равны как граждане и политические деятели, это отнюдь не пустяк. Для отхода от логики угнетателей / угнетенных нужно в первую очередь отказаться от кланового подхода, отойти от этнического и семейного «мы», обрести собственный голос, стать «я».
Этот «я» может в политическом обществе сформировать связи с теми, кто разделяют одни принципы и идеалы, для формирования нации, в которой мы все равны и независимы, несем ответственность за реализацию нашей свободы.
Чтобы перестать быть угнетенным, нужно стать свободным, а не принадлежать расе, клану и семье. Нужно формировать связи по собственному выбору, а не условному рефлексу.
Бертран Вержели:
Здесь нам опять-таки требуется точность. Поэтому давайте рассмотрим один пример.
Несколько лет назад произошел случай с врачом, которому пришлось иметь дело с женщиной африканского происхождения, требовавшей для себя пластическую операцию на груди. Поначалу, врач колебался, поскольку операция дорогая и не является необходимой. Эстетика, конечно, важна, но в период финансовых трудностей больниц тем нужно расставлять приоритеты.
В конечном итоге врач дал согласие на операцию, объяснив, что, если бы он отказался, женщина назвала бы его расистом и обратилась к властям с жалобой на дискриминацию.
Мы наблюдаем здесь пример так называемого «тотема иммунитета». Сегодня люди боятся обвинений в расизме, и поэтому у нас предоставляют и прощают выходцам из Африки то, что никогда не дали и не простили белому.
Такая абсолютно неприемлемая и противоречащая равенству ситуация является следствием того, что происходит, когда единственная культура — это культура общественного мнения, СМИ и социальной видимости, то есть отсутствие культуры.
Законность — не просто право, она не должна сводиться к нему. Это культура. У нас нет культуры равенства из-за отсутствия нравственной и гражданской культуры. Нами руководят общественное мнение и СМИ. То есть, видимость.
Это прекрасно заметно на политическом уровне. Одержимого имиджем политика волнует лишь одно: соответствовать представлениям общественности и СМИ о том, кем нужно быть и что нужно говорить. В том, что касается расизма, это формирует нынешнее лицемерие.
Раз сейчас считается правильным не быть расистом, люди не пытаются проявлять настоящую доброжелательность, а просто создают видимость.
Это инфантильное поведение. Нам остро не хватает нравственной и демократической зрелости.
Как покончить с логикой угнетателей / угнетенных? Ответ существует. Нам нужно не быть в подчинении у видимости, не подчинять других видимостью, не позволять ей быть угнетателем, который создает мир угнетенных.
Это сложно и даже почти невозможно? Да. Но именно потому это так необходимо.
* * *
Селин Пина, Бертран Вержели
«ИноСМИ»
«Atlantico»