Такая вот удивительная страна
Франсуа Антуан Симон. (Иллюстрация: «Kitty Sanders») 🔗
Периодически я пишу небольшие заметки на темы Latin American и Caribbean Studies, Indonesian Studies и т.д. Когда в моём архиве набирается достаточное количество таких заметок, я объединяю их в одну статью и публикую на сайте. Сегодня я представляю вниманию читателей три текста, посвящённых Республике Гаити.
Особенности гаитянской политики: бравые мужчины, славные женщины и романтические животные
В контекстеПоследняя битва генерала Роберта Ли Конфликт в Шарлотсвилле можно считать расовым только в корне, поскольку южан традиционно считают защитниками рабства, но в толпе участников и в числе пострадавших в Парке Освобождения афроамериканцев от рабства я почти не видел чернокожих — одни белые били других белых.
Имя Франсуа Антуана Симона довольно известно. Он был президентом Гаити в 1908—1911 годах. К власти он пришёл через переворот, свергнув Алексиса Пьера Нора, который следовал «доброй» гаитянской традиции провозглашения себя пожизненным президентом (наиболее известным из пожизненных президентов в будущем станет, конечно, Франсуа «Папа Док» Дювалье).
Франсуа Симон проводил довольно мягкую политику, старался вернуть сбежавших от бедствий гаитян на родину, развивал сельское хозяйство, что было особенно актуально в те годы — предыдущая администрация спровоцировала голод на юге страны, и обеспечение продовольствием было одной из основных проблем Гаити.
Симон придерживался проамериканской политики, обложил непосильными налогами местных фермеров, за что в итоге был свергнут генералом Синсиннатюсом Леконтом.
Такова официальная версия, описывающая правление Франсуа Антуана Симона.
В действительности она не совсем точна.
Во-первых, ряд исследователей утверждает, что Пьер Нор не собирался сидеть на посту пожизненно и искал преемника, который бы продолжил его курс. К фигуре Пьера Нора мы вернёмся в другой раз; в этой заметке нас больше интересует то, что было «во-вторых».
Во-вторых, Симон никогда не был президентом Гаити в полном смысле слова, поскольку был слишком неграмотен, чтобы выполнять важные государственные задачи. Существует масса анекдотов, описывающих нелепое поведение президента, его неспособность поддержать элементарный разговор и его страх перед дипломатическими переговорами.
Он был достаточно отважен, чтобы идти в бой, но панически боялся «умных» разговоров, в ходе которых не мог стукнуть кулаком по столу и прекратить «весь этот трёп».
Его некомпетентность была столь вопиющей, что он физически не мог управлять страной.
Советники и более опытные политики, не желавшие подставляться под очередной неизбежный военный переворот, попросту посадили его во дворец в качестве живой декорации, на которую должны были падать все шишки через несколько лет.
Однако президент неожиданно начал править более или менее самостоятельно.
Как такое могло произойти? Ответ кроется в семье генерала Симона.
Страной фактически правил один из самых эксцентричных триумвиратов в мировой истории. Его составляли сам генерал, его дочь — Селестина Симон, и её мистический муж, козёл по имени Симало (козёл в данном случае — не психологическая, а биологическая характеристика: он буквально был козлом, а она была буквально замужем за ним; молодожёны провели церемонию женитьбы и «связали свои колдовские силы воедино»).
Селестина была жрицей вуду, личной колдуньей президента Симона, который безраздельно ей доверял.
Сам генерал был фанатичным вудуистом, который верил буквально во все религиозные принципы и суеверия этой доктрины.
Его дочь называли «гаитянской Жанной д’Арк», потому что она, по многочисленным свидетельствам, участвовала в военных походах и активно занималась пропагандой идей непобедимости солдат её отца — ведь она, высокопоставленная жрица вуду, убедила лоа даровать им бессмертие и неуязвимость под вражескими пулями и лезвиями сабель.
Когда её отец пришёл к власти, официальная пропаганда создала настоящий культ личности Селестины Симон.
Президент советовался только с ней и со своим зятем — козлом Симало, пытаясь понять волю духов-лоа.
Лоа сообщили ему, что высшие слои гаитянского общества недостаточно ревностно служат им, а некоторые и вовсе презирают недалёкого президента. Симон начал закатывать в президентском дворце вечера, смесь из пирушек и религиозных священнодействий, чтобы вычислить заговорщиков.
Гаитянская знать взирала на всё это со смесью страха и отвращения, но отказать диктатору и его заходившейся в религиозных экстазах дочери не смела.
Позже президент задумал выдать дочь за богатого состоятельного человека; Селестину тоже утомил Симало, и вся страна с ужасом и интересом наблюдала за церемонией развода между «гаитянской Жанной д’Арк» и её рогатым спутником жизни.
Когда Селестина «освободилась», страна судачила о судьбе козла так, как будто он был премьер-министром.
Позже народу сообщили, что полное романтических чувств сердце Симало не выдержало расставания с любимой; однако в стране упорно ходили слухи, что супруга попросту зарезала мужа прямо в процессе церемонии. Тело Симало было погребено на кладбище при католическом соборе в закрытом гробу, с соблюдением всех христианских церемоний.
Однако, помимо жутковатых и курьёзных церемоний, Селестина также занималась политикой. В результате деятельности триумвирата Франсуа-Селестина-Симало был электрифицирован Порт-о-Пренс, а в стране началась прокладка железных дорог; в частности, был заключён контракт на строительство дороги между столицей и городом Кап-Аитьен.
С другой стороны, налоговая и финансовая политика триумвирата была непоследовательной, а временами и вовсе безумной, в результате чего генерал Симон был свергнут Синсиннатюсом Леконтом, экс-министром труда и сельского хозяйства.
Роль рынка в преодолении рабовладельческой системы на Гаити
В контексте«Сраные дыры» Мало кто из них понимает, что неустроенность эта, прежде всего, проистекает из самого характера того общества, из которого они бежали. Они везут с собой всё ту же лень, безалаберность, а главное - дикость, т.е. всё то, что и создало в их странах невыносимые условия жизни.
Общеизвестно, что в 1664 году Французская Вест-Индская компания начала контролировать Сан-Доминго — так тогда называлась будущая Республика Гаити.
В 1670 году французы основали первое постоянное поселение на самом острове — Кап-Франсуа (современный Кап-Аитьен). Началось типичное для молодой колонии интенсивное развитие: авантюристов-буканьеров сменили хозяйственники-плантаторы, хаос уступил место порядку и регламенту.
Местных этот порядок не устраивал, потому что власти держали их в рабстве и часто обращались самым отвратительным образом. Смертность была чрезвычайно высокой, нужды рабов вообще не учитывались. К тому же население острова постоянно балансировало на грани голода.
Проблема заключалась в том, что Сан-Доминго не могло торговать с другими странами — только с метрополией. Метрополии же требовались в основном сахар и кофе и ещё хлопок.
К 1780-м Сан-Доминго производило около 40 % сахара и 60 % кофе, потребляемых в Европе.
Разумеется, в погоне за экономической плантаторы постоянно урезали площади, отведённые под «повседневные» продовольственные культуры — горох, батат и т.д. В результате экспорт рос, но местным банально не хватало еды.
По всему Сан-Доминго среди рабов начал фиксироваться своего рода «вялотекущий» голод — еды было недостаточно, рацион был крайне скудным — он зачастую не дотягивал даже до скромных показателей, положенных рабам по Чёрному Кодексу, упорядочившему права и обязанности рабов и владельцев.
Ситуация усугублялась тем, что в Сан-Доминго шёл постоянный завоз рабов: между 1764 и 1771 ежегодный ввоз рабов составлял 10—15 тыс., к 1786 около 28 тыс. Потребление еды, таким образом, росло, а урезать площади, отведённые под экспортные культуры, владельцы не желали.
Рабы спасались тем, что выращивали домашнюю птицу, свиней и тягловый скот. Свиньи обыкновенно выращивались вместе с хозяйскими. Со временем коренные жители острова начали самостоятельно входить на рынок в качестве самостоятельной силы.
Поначалу они вели торговлю с капитанами французских кораблей, меняя кур и мясо на солонину, рыбу, алкоголь, одежду и прочие товары.
Законы, впрочем, сильно ограничивали чернокожее население острова: например, перед тем, как продавать свинину на корабль, они должны были сначала предложить её хозяину — понятно, что тот часто соглашался и давал заведомо более низкую цену за мясо.
Из-за столь безнравственных законов и острой потребности в товарах первой необходимости, рабы ели мясо птицы лишь во время болезней, а свинины не видели вовсе — всё шло на продажу.
Эпизодически рабы хитрили и убивали хозяйских свиней, чтобы продать мясо павшего животного на корабль, но власти быстро издали указ о необходимости топить туши павших животных в море.
Важную роль в организации низовых рыночных отношений в Сан-Доминго сыграл тот факт, что рабам было разрешено иметь собственные огороды, в дополнение к еженедельной пайке, выдававшейся хозяевами в соответствии с Чёрным Кодексом.
Рабы в основном занимались своими огородами по субботам — со временем этот день недели стал своего рода «днём самоприватизации», когда жители колонии могли сосредоточиться на своём собственном участке земли и работать на себя.
На огородах работали женщины, мужчины же по субботам нанимались к соседним плантаторам на различные подработки за дополнительную еду или деньги для себя и своих семей.
Со временем метрополию начала тяготить проблема доставок продовольствия на Гаити. Начались серьёзные перебои с едой. То тут, то там вспыхивали протесты рабов.
Плантататорам пришлось всё-таки урезать земли, отведённые под экспортные культуры, нанимать надсмотрщиков и выделять отдельный день для работы на земле, предназначенной для выращивания продовольственных культур.
Однако такая зарегулированная система оказалась абсолютно не эффективной, и в итоге рабам начали предоставлять индивидуальные участки земли, разрешать им работать на себя и, что наиболее важно, самостоятельно распоряжаться урожаем. Эта рыночная мера быстро решила проблему с питанием на острове.
Хозяева больше не должны были кормить рабов, пропадала зависимость от поставок продовольствия из Франции, да и тратиться на его покупку, переплачивая втридорога, тоже было не нужно.
Доходило до того, что рабам выделялись по несколько дней в неделю для работы на этих индивидуальных участках — настолько выгодным оказался рыночный подход по сравнению с этатистским.
Перемены пошли на пользу и рабам: во-первых, у них начала появляться собственность, а во-вторых, они стали серьёзной рыночной силой. За такой сменой статуса следовал рост самоосознания и человеческого достоинства. Люди смогли более-менее нормально питаться и регулировать свой рацион. Рабы начали производить колбасу и другую пищу, о которой раньше не могли даже мечтать.
Если ранее плантаторы предпочитали отнять последнее у рабов в трудные времена, то сейчас они радикально сменили подход: например, в трудный, ураганный и засушливый 1786 год, рабам была предоставлена практически полная свобода в вопросах добывания пищи и торговли.
Они действовали по своему усмотрению; даже воровство, обычно строго порицаемое, почти не наказывалось.
В 1790-х рабы уже полностью обеспечивали себя с индивидуальных участков.
Поначалу земельные наделы постоянно тасовали, чтобы у рабов не возникало иллюзии владения землёй, однако позже эту бестолковую практику отменили.
Чёрный Кодекс ограничивал экономические права рабов (раб имел право торговать только при наличии лицензии, выданной его хозяином и называемой «билетом»), однако со временем как рабовладельцы, так и рабы начали игнорировать эти ограничения. В стране начала действовать масштабная сеть рынков, на которых чернокожие жители острова продавали своим хозяевам мясо, овощи, скот, ремесленные изделия и т.д.
Крупнейший рынок в Кап-Аитьен собирал в базарные дни тысячи торговцев. В итоге у некоторых плантаторов до трети поголовья скота было приобретено у собственных рабов.
В случае проблем на рынках и отмен базарных дней плантаторы начинали испытывать проблемы с питанием — встречаются письма, в которых их семьи жалуются на невозможность соблюсти христианские церемонии из-за перебоев с поставкой яиц, овощей и круп, допустимых для потребления в постные дни.
Очевидно, что вмешательство метрополии (комиссии, проверки и т.д.) во внутригаитянские дела становилось невыгодным всем.
Так рынок постепенно «отвязал» Сан-Доминго от Франции, обеспечил колонии продовольственную независимость, сделал рабов экономическими субъектами и привёл в относительно человеческий вид их рацион.
Нет ничего удивительного в том, что в тех же 1790-х начались протесты и восстания против института рабства: ставшие рыночными игроками люди не хотели мириться с собственным второстепенным положением.
1 января 1804 года лидер повстанцев генерал Жан Жак Дессалин провозгласил создание независимого государства Гаити и объявил себя императором Жаком I. В 1805 году была принята Конституция, по которой было отменено рабство.
Дессалин стал культовой фигурой среди темнокожего населения Латинской Америки. Сведения о гаитянской революции дошли до Бразилии, где тоже существовала рабовладельческая система колоссальных масштабов.
Рабы обожали Дессалина, а бразильские солдаты африканского происхождения носили медальоны с его портретом.
Разумеется, важную роль в процессе национального самоосозания сыграла и активно растущая прослойка мулатов-собственников, и революция во Франции, и специфические общинные низовые структуры (они же сыграли важную роль и в рабовладельческой Бразилии), и религиозные «странности» (рабовладельцы под давлением церкви пытались активно окатоличить рабов, а те отвечали созданием синкретических культов, самый популярный из которых — вуду, стал фактически символом антирабовладельческого сопротивления: например, один из известнейших повстанцев, поднявших масштабное социальное движение, Дутти Букман, был вудуистом) и многие другие факторы — однако рыночные реформы сыграли важнейшую роль во всей этой истории, ещё раз подтвердив известный тезис о моральности рынка, ценности бизнеса и института собственности — и аморальности избыточной госрегуляции и «сильного государства», экспроприирующего людей себе на пользу.
Репродуктивное Сопротивление женщин на Гаити
В контексте«Ваши герои — наши палачи» Менять таблички во французских городах пока не собираются. В мэрии Бордо ссылаются на необходимость «предварительных исследовательских работ». В Нанте — «это часть истории города, какой бы скорбной она ни была». В Гавре объясняют, что переименование улиц может доставить неудобства жителям.
Положение женщин на Гаити очень тяжёлое. Уровень материнской смертности крайне высок; сексуальная грамотность населения — напротив, чрезвычайно низкая.
Мракобесные и архаичные стереотипы в обществе очень сильны: например, до недавних пор женщина-певица считалась чем-то непристойным и ужасным.
Аборты практически недоступны и чаще всего делаются вчёрную — при этом женщина, сделавшая аборт, подвергается сильному общественному осуждению.
После землетрясения 2010 года внимание международной общественности было привлечено, помимо всего прочего, к палаточным городкам вокруг Порт-о-Пренса, своего рода «трущобам вокруг трущоб».
Там был высокий даже по меркам Гаити коэффициент рождаемости. Многие женщины и девочки в этих городках подвергались изнасилованиям и были вынуждены рожать, поскольку денег на подпольный аборт в клинике у них не было. В стране постоянно делаются аборты на дому, в результате которых женщины становятся бесплодными, страдают от инфекций и погибают.
Словом, Гаити — это филиал ада на земле. Однако такая ситуация была сконструирована не в XXI и не в XX веке, а значительно раньше.
Во времена рабства гаитянские женщины, особенно креолки, часто прибегали к аборту, как к форме сопротивления. Это ощутимо било по плантаторам-рабовладельцам. Дело в том, что чернокожее население Сан-Доминго крайне неохотно усваивало европейские семейные принципы.
В различных источниках рассказывается о либертинаже рабов, которые отказывались создавать устойчивые экономические и сексуальные союзы.
Причин тому было множество: экономическая незаинтересованность в создании семей, домогательства со стороны рабовладельцев, тяжёлый неоплачиваемый труд, отнимавший много сил; наконец, нежелание женщин «плодить будущих рабов», т.е. отдавать своих детей в собственность владельцу.
Креолки рассматривались рабовладельческой элитой, как более качественная «рабочая сила», а также как более пригодная «основа» для создания семей европейского типа, на котором настаивала церковь (здесь кроется одна из причин популярности вудуизма — «традиционное» христианство рассматривалось, как один из институтов рабовладельческой системы, вудуизм же «был на стороне рабов»).
Креолки чаще других женщин прибегали к «абортам во имя протеста». Рабовладельцы, в свою очередь, старались уничтожить эту форму протеста. Для этого в ход шли физические наказания, распространявшиеся как на женщину, так и на акушерку, принимавшую роды.
Также широко практиковалась стратификация женщин при помощи «позорных» предметов, которые она была вынуждена носить (это, кстати, яркий пример того, как формировался дискурс Отвращения, при помощи которого стратифицируются и неформально лишаются юридической защиты «падшие женщины» — проститутки, девушки, сделавшие аборт, певицы, женщины, работающие по «неправильным» специальностям; словом все женщины, которых государство решило экспроприировать при помощи репрессивного аппарата, контроля над массовой культурой и низовых бенефициаров системы).
Например, некоторые плантаторы заставляли носить на шее железный обруч женщин, сделавших аборт, и матерей, чьи дети умирали в течение полутора недель после родов (в этом по умолчанию обвинялись мать и акушерка).
Обруч носился до тех пор, пока женщина не забеременеет снова. С одной стороны, он стратифицировал и маркировал рабыню как «более бесправную», нежели другие рабы; с другой — служил символом её «сдерживания» (в качестве ошейника), с третьей — усугублял страдания во время жары — обруч раскалялся и обжигал несчастную.
Практиковались также избиение бичом, лишение рабыни права работать на собственном огороде и т.д.
Если ребёнок выживал, мать и акушерка награждались; первой обычно выдавалась ткань для пошива одежды, вторая получала денежное вознаграждение. Дети рабов часто играли с детьми плантаторов, и их присутствие в доме хозяина поощрялось — считалось, что таким образом «дети избавлялись от пороков своих родителей», усваивая другую модель поведения и считая рабовладельца собственным отцом.
Разумеется, пропаганда рабовладельцев работала против абортов, запугивая население острова, формируя суеверный ужас перед женщиной, сделавшей аборт, провоцируя ненависть к ней.
Свидетелям предписывалось доносить на таких женщин, а для того, чтобы заставить рабов «стучать» на других, «неправильных» рабов, последних нужно было выделить, стратифицировать, сепарировать и сделать «добычей для всех».
Очевидно, что в основе сегодняшнего дикой гаитянской мизогинии, антиженской государственной политики и панического религиозного страха перед абортами лежат те давние рабовладельческие законы, при помощи которых плантаторы пытались увеличивать рождаемость, «воспроизводить» рабов на своей земле и воспитывать жителей Сан-Доминго в «правильном духе».
* * *
Китти Сандерс
– латиноамериканистка, радиоведущая, исследовательница и социолог
«Kitty Sanders»