Мир - да, Куба - нет
Сахар, занавес и терроризм
То, что Фидель Кастро стереотипно ассоциируется прежде всего с обанкротившимся в ХХ веке коммунизмом, сильно искажает его образ и скрывает его реальный вклад в мировую историю. На деле коммунизм был для него скорее удачно подвернувшейся идеологией, в которой можно было удобно совместить два главных устремления его жизни: национализм и борьбу за справедливость.
В 1950-е годы Фидель Кастро поднимал восстания как националист, а не как коммунист. В 1959 году он пришел к власти без помощи СССР. И даже потом, в 1960-е, еще почти десять лет раздумывал, прежде чем окончательно присоединился к соцлагерю. Присоединился, потому что верил, что такой выбор может сделать Кубу более независимой и справедливой страной, хотя к тому времени уже неплохо представлял некоторые из недостатков советской системы.
Серьезно искажают реальность и многие другие популярные стереотипы о Кубе при Кастро. Например, о страшном железном занавесе и гостеприимных США, готовых с радостью принять любого, кому удастся вырваться на свободу из цепких лап кубинского режима. На деле, когда в 1994 году Кастро открыл границы, во Флориду хлынул такой поток кубинцев, что доброй воли США хватило всего на несколько недель, после чего администрация Клинтона запросила Кастро вернуть железный занавес обратно.
В обмен Вашингтон согласился ощутимо увеличить количество разрешений на легальную эмиграцию из Кубы в Штаты – до этого американцы выдавали их очень неохотно, потому что в международной полемике нелегальная миграция смотрится куда эффектнее легальной.
Или ставшее в последние годы совсем неуместным обозначение Кубы как «спонсора международного терроризма», которое президент Обама отменил только весной 2015-го. Масштабы террористической деятельности Кубы против США не идут ни в какое сравнение с масштабами аналогичной деятельности США против Кубы, начиная с высадки в заливе Свиней и десятков покушений на Кастро и до совсем уж неприличного взрыва кубинского гражданского авиарейса-455, когда погибло 73 человека, а США потом не стали ни выдавать Кубе, ни сажать сами кубинского мигранта и агента ЦРУ Луиса Посаду Каррилеса, участвовавшего в организации теракта.
Конечно, абсурдно пытаться, как некоторые леваки, увидеть в Кубе реальную и успешную альтернативу капиталистической либеральной демократии. У режима Кастро действительно были отдельные успехи, а, скажем, младенческая смертность на Кубе до сих пор остается ниже, чем в США. Но в целом Кастро оказался на редкость бездарным управленцем. Эмоциональный и увлекающийся, склонный к некритичной одержимости одной идеей, его вмешательство в практические вопросы всегда заканчивалось для Кубы печально.
Тут можно вспомнить его типичное для советского блока фетишистское отношение к круглым цифрам: необходимо произвести именно 10 млн тонн сахара и именно в 1970 году. План был провален, а кубинское сельское хозяйство так и не смогло оправиться после той мобилизации, и страна до сих пор производит в несколько раз меньше сахара, чем до революции. Или его безумные контрреформы второй половины 1980-х. Перейдя к социализму только в конце 1960-х, Куба получила от СССР довольно гибкую, по меркам соцлагеря, экономическую модель.
Но когда при Горбачеве советский контроль ослаб, Кастро бросился восстанавливать чистоту социализма и навводил абсурдных запретов, чем загнал кубинскую экономику еще глубже в кризис.
Наконец, самое позорное для человека, посвятившего столько речей теме свободы и достоинства, – это почти что работорговля, которая стала одной из главных статей кубинского экспорта в последние годы правления Фиделя Кастро. Когда кубинских врачей – одну из немногих профессий, для которых сохранили железный занавес, – стали централизованно отправлять на заработки в отдаленные и опасные районы Латинской Америки, отбирая потом до 90 процентов заработанного.
Двойное равенство
Парадокс тут в том, что будь Фидель Кастро заурядным латиноамериканским диктатором, коррумпированным и беспринципным, то материально Куба жила бы сейчас значительно лучше. Средние показатели по образованию и здравоохранению, скорее всего, были бы пониже, но зато люди были бы избавлены от унижений социалистической экономики: от мечтаний о нормальном шампуне, от медленного интернета за $4,5 в час, от ограничений на максимальное количество столиков в кафе и от лицемерной ситуации, когда зарплату выдают в одной валюте, а за нормальные товары надо платить в другой, несравнимо более дорогой.
Но Фидель Кастро не был заурядным диктатором. Его вообще очень трудно записать в диктаторы, хотя все формальные признаки вроде бы налицо: полвека у власти, воля вождя – закон, однопартийные выборы, цензура и политзаключенные. Но это диктаторство смягчалось удивительной искренностью и принципиальностью Кастро, его абсолютной честностью, которую он сохранял всю жизнь. С ранней молодости, когда не мог потратить партийные деньги на еду для собственного ребенка, потому что у однопартийцев, которые эти деньги сдавали, тоже есть дети, и не слишком сытые. И до поздней старости, когда грустно признавался журналистам, что кубинская модель не годится для экспорта – ведь она и на самой Кубе больше не работает.
Такая искренность в сочетании с постоянным оттоком недовольных за границу позволила Кастро сделать свой режим сравнительно мягким. Иногда его пытаются изобразить чуть ли не кубинским Сталиным, но в реальности революционные трибуналы и трудовые лагеря существовали на Кубе только первые несколько лет после революции. Точное количество жертв репрессий тех лет остается неизвестным, но серьезные научные оценки варьируются в районе двух-пяти тысяч человек. Это очень много в абсолютных цифрах, но для латиноамериканских диктатур тех лет далеко не рекорд.
Даже во время жесточайшего экономического кризиса начала 1990-х искренность Кастро позволила ему сохранить режим без кубинского Тяньаньмэня. Когда лидер нации честно просит кубинцев ужаться и перетерпеть трудные времена, то, конечно, большинство из них будет готово ужаться, потому что знает, что их лидер точно так же, без обмана будет ужиматься вместе с ними. Он же не для себя просит, а для нашей общей страны.
Тем более что предать лидера в такой момент означало бы предать кубинскую независимость и капитулировать перед США, и даже больше – предать саму идею равенства, достоинства, справедливости. Идею, что маленькая страна имеет такое же право сама выбирать себе путь развития, как и большие могущественные державы с сильными армиями.
Каким бы очевидным ни был экономический провал Кубинской революции, значительную часть ее идеологии не может не разделять любой порядочный человек с гуманистическими ценностями. Это как вывернутое наоборот чилийское экономического чудо – может, само по себе оно и прекрасно, но его автор Пиночет – персонаж на редкость отталкивающий: надутый солдафон, скрипучим старушечьим голосом объясняющий, что людей надо пороть, пороть и еще раз пороть. На Кубе эти вещи поменялись местами: люди, живущие на $40 в месяц в домах с окнами без стекол, вызывают сочувствие и возмущение правителем, который довел страну до такого.
Но когда видишь этого правителя – смелого и честного человека, который, несмотря на все трудности, не только искренне верит, но и старается реально жить и править по принципам равенства и справедливости, то не можешь не испытывать к нему уважения.
В этой несгибаемой борьбе за гуманистические идеалы и есть главная заслуга Фиделя Кастро перед человечеством. Внутри Кубы его борьба привела к унизительному равенству в полной нищете, и если может служить образцом, то только отрицательным. Зато в международных отношениях Кастро сделал для равенства между государствами не меньше, чем целый Евросоюз. Богатые и благополучные государства Европы десятилетиями, с большим трудом и отступлениями назад выстраивали между собой систему, где маленький Люксембург будет иметь такие же права, как и большая Германия.
В это время в Латинской Америке в несравнимо более жестких условиях Фидель Кастро доказывал, что маленькая и бедная Куба имеет право сама решать, как ей жить, независимо от того, что думают по этому поводу большие и могущественные США. И он окончательно доказал это за два года до смерти.
Диктатор Кастро, превративший Кубу в одну из беднейших стран мира, уже давно не ассоциируется с либеральными идеалами – скорее наоборот, с их противоположностью. Но для создания либерального мирового порядка, где все страны по-настоящему равны, независимо от размеров, богатства и силы армии, он сделал гораздо больше, чем многие другие деятели, чьи фамилии считаются синонимом либерализма.
* * *
Максим Саморуков
Московский центр «Carnegie»