Боливия и «кокаиновый вопрос»
В антикоммунистической боливийской традиции существуют два подхода к производству коки: запретительный и... я бы назвала его не столько «легалайзерским», сколько индеанистским и национал-синдикалистским.
В контекстеЭво Аморалес. Как народный президент Боливии решил пойти на четвертый срок и был свергнут Боливия – плохой урок, показывающий, что расово-культурное и социальное разделение в обществе трудно преодолеть даже мирной революцией, а нужны годы и десятилетия упорного созидания и воспитания, к чему пока никто не готов.
Важными фигурами, в которых, словно в капле воды, отразились эти два подхода, в XX веке, были Уго Бансер (1971-1978; 1997-2001) и Луис Гарсиа Меса (1980-1981). Оба военные, оба пришли к власти через переворот (Бансер - лишь в первый раз, с 71-го по 78-й, в 1997 его выбрали демократически.)
Бансер, получивший в наследие нищую зависимую страну, поначалу включил некое подобие реалполитика и «доил» всех: советских, американцев, европейцев, давая понять, что он правых взглядов, но широко мыслит.
Накопив некоторый бюджет, он перешёл на чисто антикоммунистические рельсы, ужесточил политику против левых, объявил курс на развитие отношений с США и начал войну с наркотиками.
«Господь и закон против коки», - объявил он, и принял серию антинаркотических актов и действий.
Пропаганда осторожно связывала коку с язычеством и противопоставляла этому образу - образ «цветущей, свободной от анархии, христианской Боливии». В этом деле Бансер солидаризировался с американцами, и в целом «военный» этап его правления представлял собой классический латиноамериканский национал-католический проамериканский режим, который основывал собственный проамериканизм частично на обломках панамериканской мечты, частично - на концепции идеологических границ, частично - на американской военно-экономической поддержке.
Экономически Бансер был про-капиталистически настроен, но критиковал США за то, что те квотируют поставки сырья из стран-союзников и регулируют рынок.
Бансер не раз высказывался в том духе, что если вы утверждаете приоритет открытого рынка, то должны следовать собственным идеалам, а не заниматься перераспределением квот и государственными манипуляциями в сфере внешних закупок, но это не возымело особого действия.
Побороть коку, однако, Бансер не сумел - более того, сами американцы некоторое время обвиняли его в создании стабильной системы наркотраффика (потом, когда увидели, что такое настоящая стабильная боливийская система наркотраффика, подзамяли эту тему.)
Гарсиа Меса, в свою очередь, создал образец деинституционализированного государства, управляемого союзом крестьянских организаций, криминалитета, антикоммунистических синдикатов и люмпен-милитариата.
Кокалерос при нём стали наполнять государственный бюджет, фактически начав преобразование в крестьянско-фермерские синдикаты.
Криминалитет пророс в полицию, вооружал кокалеровские патрули, а там, куда не дотягивалась центральная власть, решали местные фалангоподобные ополчения, в целом лояльные Ла-Пасу, но не являвшиеся прямыми «проводниками государственной воли».
Экономически и политически режим представлял собой гангстерский люмпен-милитаристский Третий путь: государство изрядно контролировало рынок, но у синдикатоподобных субъектов и местных фаланг была свобода действия и к их услугам была коррумпированная националистическая экономика с раздутым теневым сектором.
Также по теме«В кризис» Три волны латиноамериканской правой политики XX-XXI веков «Historicus» Семь цветов боливийского социализма «Искусство войны» Боливийский Realpolitik Уго Бансера
Кока является ключевой для определения политически «своих и чужих» в Боливии. Настал момент истины для выявления реального отношения Уго Бансера к коке... И он таки оказался её идейным противником.
Он начал активно выступать против действий Гарсии Месы и его правительства, когда увидел, какими деньгами они наполняют бюджет.
Разумеется, не последнюю роль в этом сыграл проамериканизм и стратегическое мышление Бансера: его бросало в холодный пот при мысли, сколько лет придётся добиваться доверия американцев после того, как широко вскроется информация, что страну официально захватил милитари-наркокартель, привлекавший к сотрудничеству европейских неофашей и беглых нацистов.
Гарсиа Меса, напротив, был идейный многополярщик и третьемирист, и не видел в Штатах единственного и наиболее важного союзника.
Он оптимистично смотрел на страны региона (оптимизм несколько поугас, когда он столкнулся с откровенно холодной реакцией пиночетовской Чили, на которую поначалу хотел ориентироваться), Европу, Ближний Восток, даже на Ливийскую Джамахирию (его администрация пыталась связаться с Каддафи, но тот отнёсся без энтузиазма.)
Традиционно для антикоммунистических латиноамериканских режимов, тёплые отношения у гарсиамесистов сложились с Израилем;
некоторые авторы даже используют выражение «отношения достигли своего пика» (см., напр. «The Israeli connection» by B. Beit-Hallahmi).
Боливийский режим признали лишь девять (по другим данным - 11) государств: собственно Израиль, Аргентина (которая активно участвовала в гарсиамесистском путче с целью, очевидно, «третьемиризировать», индеанизировать и «деамериканизировать» боливийских коллег), стресснеровский Парагвай (он последовательно поддерживал любые антикоммунистические инициативы), Уругвай (там у власти находился смешанный военно-гражданский режим, а непосредственным главой страны был Альберто Демичели - принципиальный и с понятиями старик твёрдых убеждений, юрист старой школы, который проводил политическую либерализацию, отменял полураспределительную систему, которую построил его предшественник Бордаберри, и наотрез отказывался закручивать гайки, за что был заменён жёстким Апарасио Мендесом), Египет и ещё несколько.
Забавно, что гарсиамесизм «родился» аккурат между правлениями Картера и Рейгана в США - и ни первый, ни второй, при их абсолютной различности, как политиков, не признали боливийский наркосиндикалистский режим.
В контекстеПолитический кризис и смена власти в Боливии Куба и Венесуэла назвали сложившуюся ситуацию государственным переворотом, а Мексика предоставила убежище на территории своей страны. Результаты президентских выборов уже сразу после объявлениях официальных результатов не признала Бразилия, а США призвали Боливию провести второй тур.
Конфликт между Бансером и Гарсией Месой постепенно нарастал.
Первый критиковал «нарколидера» и его окружение, требовал восстановления институтов в стране и реставрационно-репутационных работ,
и тем самым всё сильнее раздражал проаграрную, прокриминальную и просиндикалистскую группы милитарес и околорежимных боевиков. В конечном итоге Бансеру сделали несколько недвусмысленных намёков, и он бежал в Буэнос-Айрес, где заявил, что боливийский режим «желает его гибели».
Он вернулся в Боливию уже позднее, чтобы в 1997 году ещё раз стать президентом - на сей раз уже избранным, и умереть на этом посту от мучительной болезни.
Так сложный, глубоко национальный, основанный на традициях, травматической зависимости, историческом разрыве, прорастающей сквозь европейский саркофаг индеанизации, стремлении к освобождению, крестьянско-кокалеровско-индейский вопрос раскалывает боливийскую Правую.
С одной стороны - аграрии, кокалерос, коренные жители и жители глубинки, сторонники Bolivianidad и латиноамериканского освобождения через радикальный собственный путь, сквозь почву - к пантеистическому Всебытию, с другой - урбанизированные, отчасти глобализированные, тоже консервативные, с именем Христа на устах, но менее национальные, проамериканские, полагающие освобождение прежде всего вопросом экономическим, правовым и репутационным.
Этот конфликт есть в боливийской политике и сегодня, но, к сожалению, тему кокалерос и крестьянства всё сильнее подминают под себя левые силы,
использующие классовую и индеанистскую риторику для раскалывания нации и натравливания коренных жителей на «богатый восток страны».
* * *
Китти Сандерс
– латиноамериканистка, радиоведущая, исследовательница и социолог
«Facebook»