Что означает эпидемия для российской власти
Впервые с той осени, когда немецкие войска стояли под Москвой, закрыты театры и концертные залы, но в остальном жизнь в городе пока еще выглядит нормальнее, чем в других западных столицах.
В контекстеУспех Японии в борьбе с коронавирусом поначалу озадачил мир. А теперь удача от нее отвернулась? Коронавирус стремительно распространяется по странам, но внимание мира приковано к Японии, в которой на удивление все достаточно спокойно. Но это спокойствие мнимое, считают эксперты. Политику Японии в отношении коронавируса можно считать «рулеткой». Читатели эту точку зрения также поддерживают.
Одни видят в этом доказательство силы России и слабости Запада, другие – самообман и преступную небрежность властей, которая непременно обернется трагедией, и требуют ввести строжайший карантин, как в большинстве государств Европы.
Впервые на памяти нескольких поколений ситуация в России не хуже, чем в развитых странах, а привычный сценарий – в случае кошмара здесь укрыться в нормальной стране – не работает: кошмар везде, а укрыться не пустят.
Российское правительство, как и все, стоит перед трудным выбором: спасать пожилых и слабых, критически замедляя экономику, из которой и идут ресурсы, в том числе на медицину, или пренебречь угрозой и рискнуть некоторым числом жизней, чтобы сохранить более-менее привычный уровень экономической активности и потребления.
Как власти любой другой страны, Владимир Путин хочет победить эпидемию, так, чтобы она нанесла как можно меньше урона населению и экономике.
Но Россия и здесь не обошлась без ярко выраженных национальных отличий и особого пути.
Политика с биологией
В контекстеКоронавирус как новая «Катрина» Трамп запросил на борьбу с коронавирусом 2,5 миллиарда долларов. Вождь демократов в сенате Чак Шумер тут же закричал, что нужно 8,5 миллиарда. Откуда он знал, что именно 8,5? От верблюда. Взял цифру с потолка, чтобы пригвоздить гада к позорному столбу.
Ровно в тот момент, когда китайская эпидемия стала глобальной пандемией, Путин объявил, что нашел возможность остаться во главе России дольше, чем ему позволяет действующий закон. Перешел барьер, который отделяет авторитарно правящего президента от пожизненного автократа восточного типа.
Два события – переход Путиным конституционного рубикона в сторону незамаскированного авторитаризма и приход эпидемии в Европу, а вместе с ней в Россию – совпали.
Теперь решение Путина остаться неизбежно будут оценивать в свете того, как он справится с эпидемией. Если справится плохо – у граждан возникнет вопрос, зачем поддерживать вечное правление лидера, который не остановил распространение болезни и недостаточно помог населению выжить в тяжелые времена.
Чтобы получить возможность остаться во главе России, Путин воспользовался настолько натянутым толкованием законов, что даже покорный Конституционный суд в обосновании сообщает, что поправки законны в силу того, что за ними стоит народное волеизъявление, а народ и есть главный формирователь демократической нормы. Именно поэтому Путину так важно провести плебисцит, назначенный пока на 22 апреля.
Тяжесть времен усугубляется тем, что одновременно с эпидемией Россия не поделила сократившийся от эпидемии рынок нефти с ОПЕК и отказалась уменьшать добычу. Цены на нефть упали, а вместе с ним упал на 25% рубль, ставший одной из самых волатильных валют в мире, растет стоимость импортных товаров, от автомобилей и электроники до одежды, продуктов и лекарств.
Это, а не только ожидание строгих карантинных мер массово привело покупателей в российские магазины.
Эпидемия и экономическая нестабильность, безусловно, дали Путину дополнительные возможности. Во-первых, решение остаться у власти выглядит в глазах массового избирателя понятней: трудные времена, лучше не рисковать.
В других обстоятельствах провозглашение себя пожизненным правителем вызвало бы протест.
А так власти на законных основаниях, как и в остальном мире, запрещают собираться больше 50, и это число в любой момент может быть уменьшено.
Люди меньше думают о политике, чем о собственном здоровье и экономических проблемах. Зато низкую явку на плебисцит, в случае чего, можно будет списать на эпидемическую ситуацию или впервые разрешить голосование онлайн, где наблюдатели будут практически бессильны уследить за фальсификациями.
Хотя социологи пока не предрекают Путину проблем с поддержкой, из-за эпидемии голосование всегда можно будет перенести или отменить, ограничившись принятием поправок в парламенте.
Кроме того, борьба с фейками и паникой дает властям дополнительные рычаги контроля над интернетом.
Путину вряд ли хотелось бы отменять парад 9 Мая, который каждый год становится демонстрацией российской военной мощи и исторической славы, а трибуна важных гостей – смотром дипломатического влияния Москвы.
В этом году на трибуну удалось зазвать президента Макрона, который вернул Францию к традиционной роли одной из самых дружественных России держав на враждебном Западе.
Отмена парада и акции «Бессмертный полк» может послать обществу крайне обидный для Путина сигнал: СССР победил нацизм, а путинская Россия проигрывает войну вирусу.
День Победы не должен превратиться в день поражения.
Почти ни одна нация не считает свою статистику абсолютно достоверной, но из-за этих двух дат – 22 апреля и 9 мая – у граждан России есть дополнительные причины не доверять официальным цифрам.
Естественные союзники
В контекстеНесколько уроков от «короны» Сделав правильный вывод, страны Европы, США, Канады, Австралии, Ю.Корея и Япония должны разработать стратегию «де-китаизации» своих экономик и наращивания промышленного потенциала.
Весьма вероятно, что случаев заражения коронавирусом в России больше, чем в официальной статистике. С другой стороны, масштабной эпидемии пока тоже нет.
Это признает и ВОЗ. В нынешних условиях информационной открытости ее просто невозможно было бы скрыть.
Контроль над интернетом в России бесконечно далек от китайского: ютьюб и соцсети общедоступны, и были бы полны рассказами знакомых и незнакомых о заражении, лечении или, увы, гибели близких, если бы большая эпидемия уже началась.
Однако к ней готовятся. В Москве перепрофилируют больницы и – по китайскому образцу – спешно строят новые на окраинах.
Продолжается загадочная игра с Госсоветом: создана рабочая группа Госсовета по борьбе с эпидемией, во главе группы – мэр Москвы Собянин. В случае успеха – победителем номер один будет Путин, но вслед за ним – Собянин и Госсовет. Поражение ударит по всем без разбору.
То, что борьбу с вирусом возглавил мэр Москвы, показывает: власти больше всего боятся за столицу.
Здесь огромная плотность населения, долгие поездки на общественном транспорте и самые активные связи с заграницей. От настроения столицы зависит и прочность власти.
У России богатые авторитарные и даже тоталитарные традиции, но это не значит, что здесь изберут китайский способ войны с вирусом. Русские менее послушны и меньше склонны к коллективной дисциплине, чем китайцы или корейцы, советский опыт уже забыт.
И сейчас, и в советское время социально одобряемой нормой здесь остается не только исполнение, но и нарушение правил и законов.
Отчасти потому, что эти законы и правила воспринимались как государственный произвол, от которого, если есть возможность, лучше уклониться.
Обязательный выход на демонстрацию во время аварии в Чернобыле – лучшая иллюстрация того, откуда растет этот взгляд. Доносительство на нарушителей тоже не повсеместно одобряется: в России с детства учат, как плохо быть ябедой.
Так что российские власти вряд ли могут рассчитывать на неукоснительное послушание граждан, а тотальный контроль в мегаполисе с 13 миллионами человек может оказаться технически неосуществимой задачей.
Он наверняка обернется полицейским произволом (осуществлять контроль некому, кроме тех самых полицейских, которыми общество возмущалось в деле Голунова и других), а коррупция проделает в этом контроле многочисленные дыры.
И то и другое может разогреть недовольство жителей выше критической отметки.
Попытка установить тотальный силовой контроль над эпидемией в России может быть политически так же опасна, как сама эпидемия.
Путину остается надеяться, что сочетание строгих карантинных мер, чувство самосохранения населения и его экономические потребности удержат эпидемию на социально и политически приемлемом уровне. Победой в этом случае будет общественно приемлемое число заболевших и смертей в сочетании с держащейся выше определенного уровня экономической активностью.
В жестком выборе между сбережением жизней и спасением экономики может помочь относительная отсталость России от Запада.
В отличие от западных стран в России большинство почти не имеет сбережений, живет от зарплаты до зарплаты, и остановка экономической жизни для них немыслима. Именно поэтому требование принять строжайшие меры, «как на Западе», исходит от сравнительно благополучных слоев.
Менее благополучные склонны верить в многочисленные конспирологические версии, что все это – грандиозная мистификация в чьих-то целях. Остановка экономической жизни без прямых бюджетных субсидий поставит бедное и умеренно бедное большинство российского общества на грань выживания не хуже эпидемии и точно не станет популярной мерой.
Огромное количество людей, особенно в больших городах, снимают квартиры на сером рынке, ничем не защищены, и никакие моратории на квартплату, если их введут, на них не распространятся. Оставшиеся без работы и денег россияне и мигранты могут ухудшить ситуацию с преступностью.
На стороне противников тотального карантина – остатки советской медицины, местами улучшенные современной техникой, и более низкий по сравнению с Европой средний возраст.
Российские больницы отстают по части условий и технологий, а российские врачи часто не владеют новейшими методами лечения, зато их много – это по-прежнему массовая и не очень высоко оплачиваемая специальность. Их может быть достаточно для того, чтобы помочь пациентам молодого и среднего возраста, у которых болезнь протекает легче, а сложных пожилых пациентов в России, возможно, будет меньше, чем в Европе или США, из-за меньшей продолжительности жизни.
Смертность от преждевременных инсультов и инфарктов в России в разы выше, чем на Западе.
Новое мироустройство
В контекстеЕще больше Путина в твоей жизни Наш мир, с коронавирусом или без него, в любом случае катится в пропасть, когда объявляет достойными подражания китайцев и русских только потому, что во главе их стран находятся «сильные лидеры».
От российских властей всегда ожидают чернобыльской реакции: желания скрыть масштаб катастрофы, особенно если нужно провести в заранее назначенный срок важное политическое мероприятие.
С другой стороны, в России помнят, что именно чернобыльская катастрофа нанесла удар по остаткам доверия между коммунистическими властями и населением и стала одной из причин краха Советского Союза.
Политическая цена лжи может быть так же высока, как и цена правды.
Очевидно, что Путин пытается совместить личную политическую игру, которую так не вовремя затеял, и борьбу с ударами судьбы в виде эпидемии, мирового экономического кризиса и низких цен на нефть, в обрушении которых сам поучаствовал, увлекшись собственными геополитическими расчетами.
Теперь его политическая судьба связана с такими непредсказуемыми факторами, как мировой рынок и мировая пандемия.
Даже в российской элите есть те, кто видит в ворвавшихся в повестку дня бедствиях шанс пробиться в политику и предотвратить запланированное вечное правление.
Впрочем, сами эти удары судьбы и бедствия могли стать причиной смены планов, торопливого и скомканного выбора из всех сложных решений самого простого, но и самого желанного – остаться управлять. Ответ на бедствия теперь становится частью новых планов, а итоги наблюдений за внешним миром – оправданием принятого решения.
После того как эпидемия распространилась из Китая на западные либеральные демократии и даже унесла в них больше жизней,
борьба с ней приобрела характер соревнования систем: кто окажется эффективней – авторитарный Китай или демократический Запад.
Как раз к началу этого соревнования Путин сделал окончательный выбор в пользу авторитаризма и теперь откровенно заинтересован в его выигрыше.
Российский лидер верен тактике навязанного союзничества, которую избрал еще 20 лет назад после 11 сентября и потом повторил во время войны с ИГИЛ, – основой союза должна быть не стандартизация России по западному образцу, а наличие несомненного общего врага. Сейчас такой враг – вирус Covid-19.
Пострадавшие районы – поле применения мягкой силы. Пока Европейский союз запирается по национальным квартирам, а когда-то могущественный Брюссель молчит,
антигерои западных СМИ – Китай, Россия, Куба – приходят в Италию с программами помощи.
В ответ непримиримо настроенные западные политики напоминают о происхождении вируса, обвиняют геополитических оппонентов в раздувании паники, подрывных кампаниях и пропаганде. Российские, иранские и китайские изоляционисты не остаются в долгу.
Для стран, выступающих за пересмотр действующего мирового порядка в свою пользу, эпидемия – повод его обновить. Разумеется, при условии, что западные лидеры нынешнего мира проявят слабость и справятся с эпидемией хуже. А это пока не очевидно, ведь борьба не окончена.
Тот факт, что строгие меры теперь называют мадридским, миланским или лондонским сценарием, а синонимом катастрофы становится не Китай, а Италия,
подсказывает незападным лидерам, что им уже есть за что бороться, но выигрыш не гарантирован, а проигрыш не исключен.
80 лет назад безжалостный советский вождь был занят укреплением личной власти, созданием ложных декораций и геополитическими интригами на фоне приближающейся войны, но в итоге оказался недостаточно к ней готов. В том числе по этой причине победа далась такой дорогой ценой.
Особенность нынешнего глобального противостояния эпидемии в том, что, как и 80 лет назад, перед лицом общего врага соревнующиеся не заинтересованы в поражении друг друга, но одновременно с общей борьбой строят планы на будущее устройство мира после коронавируса и на свое место в нем.
И вот здесь то, кому и какой ценой далась победа, может иметь значение.
* * *
Александр Баунов
- журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Является главным редактором Carnegie.ru.
Московский центр «Carnegie»