Она не королева – она фея
Сегодня Эдите Пьехе – 80. Если бы она не умела петь, была отпетой дурнушкой без намека не популярность, она заслужила право остаться в истории отечественной эстрады как минимум одним: именно она впервые в Советском Союзе на сцене отважно выдернула микрофон из стойки и пошла с песней по сцене.
Потом Пьеха еще и спустилась в зал, поговорила со зрителями. Об этом мало кто знает, а молодым ее имя вообще ни о чем не говорит (ну разве что кто-то слышал про Стаса Пьеху, ее внука), но это была революция в эстраде. Пьеха стала революционеркой в советской песне.
Именно за это ее и полюбила буквально до одури вся страна. Не за выдернутый микрофон как таковой, конечно, но за откровенно несоветскую, нездешнюю по тем временам свободу и отвагу. Как сейчас объяснить, насколько инопланетно смотрелась в те времена певица, разгуливающая по сцене вместо того, чтобы стоять по стойке «смирно» у микрофона, да еще с легким, ненавязчивым и оттого совсем таинственным акцентом, да с таким категорически не советским разрезом глаз – словно из немого кино, да и то не нашего.
В Пьехе влекло все – начиная с внешности и кончая репертуаром, который, вроде бы не выходя за рамки советских приличий, так откровенно перекликался то с джазом, то с рок-н-роллом, что остается только удивляться – как с таким антисоциалистическим имиджем она умудрилась застолбиться в советской эстраде?
Наверное, Францию из женщины не вывести никаким трудным детством, никаким голодом, никакими трудностями жизни и даже – никакой советской властью. Эдит-Мари Пьеха родилась во Франции, в маленьком шахтерском городке, и провела там первые десять лет жизни. Тяжелейший труд на шахте свел в могилу сначала ее обожаемого отца, когда ему было чуть больше тридцати, потом, надорвавшись на той же шахте, умер ее 17-летний брат. Мать, полька, вышла замуж за поляка, и после войны семья отправилась на историческую родину.
Потом – Ленинград, философский факультет Ленинградского университета, знакомство с Александром Броневицким и популярность, которая не снилась никому из советских эстрадных певиц.
Правда, через 20 лет после первого триумфа Пьехи советская эстрада взорвется Пугачевой, которая со своей яркостью, решительностью, шумным бойцовским талантом попытается вытеснить Пьеху с эстрадного Олимпа. И честно сказать – преуспеет. Потому что мягкость, женственность, темперамент, который надо уметь разглядеть, безупречный вкус – все это у Эдит-Мари, которая к тому времени стала Эдитой, было утонченно французским.
Это то, что называется «шарм» и как раз то, что в советской женщине не слишком приветствовалось, и было ей не слишком свойственно по ряду всевозможных причин. Пьеха словно отдувалась за всех советских женщин – замотанных дефицитом, изнуренных очередями, усвоивших, что в Советском Союзе секса нет.
И вот появлялась Пьеха – сказочная, воздушная – то ли своя в доску, то ли наоборот – пришелица из других миров. Так, как умела она греть, ни до нее, ни после уже никто не умел – это был совершенно особый разговор со зрителем, точнее – со зрительницей, во время которого оттаивала любая, даже самая заиндевевшая, душа.
Ее песни всегда были незамысловаты – с простенькими словами и очень воздушной мелодией, – и поэтому, наверное, напоминали французский шансон. И всегда в них – невыразимый, не свойственный советской эстраде оптимизм – я имею в виду искренний оптимизм, не ура-все-будет-хорошо. Песенка, сделавшая Пьеху знаменитой, – «Наш сосед», помните 🔗 – «В нашем доме поселился замечательный сосед», который, как оказалось «играет на кларнете и трубе» – она ведь, эта песенка на самом деле рассказывает о чудовищной ситуации, при которой новый жилец терроризирует дом с утра до ночи игрой на музыкальных инструментах.
В цивилизованной стране на него бы в полицию нажаловались и штраф срубили бы, а мы – терпеливы и терпимые, мы будем терпеть до тех пор, пока сами не убедим себя, что нам нравится. Или другая знаменитая песенка, «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» – это по настроению, по музыке, по манере исполнения – чистый французский шансон.
Пьеху любят называть королевой советской эстрады – и напрасно. Она не королева – она фея. Королевы жесткие, а феи – воздушные. Королевы – величественные, а феи – свои. Королевы не бывают свободными, а феи – непременно. И еще – мягкими. И еще красивыми. А возраст тут вообще ни при чем.
* * *
Екатерина Барабаш
«RFi»