250 лет со дня рождения Бетховена
Людвиг ван Бетховен — гений симфонизма, о котором почти все знают почти всё. И в то же самое время — человек, остающийся на протяжении веков мистической загадкой.
Один из величайших музыкантов, который ценой своего недуга и сопряжённых с ним страданий доказал, что музыку мы тогда слышим, когда её чувствуем.
Человек Божий, обшит кожей, а внутри у него — крохотная (впрочем, всё равно, каких размеров) музыкальная такая шкатулочка. Она играет иногда сама по себе — вдруг прилипчивая незатейливая мелодия несколько дней напевается, как ты её ни гони, замечали? Она улавливает наше настроение. Она полностью совпадает с нашим характером. Тайну гармонии звуков уже пытаются теребить в лабораториях. Но Бетховен пару веков назад объяснил всё «полевым экспериментом»: музыка — это звуковая «осциллограмма» того, что мы привыкли называть душой.
Как обычно и бывает в судьбах великих, высочайшие взлёты музыкального вдохновения у Бетховена всегда находились в обратной пропорции с его непростыми жизненными перипетиями.
7 вех в судьбе Бетховена, о которых, возможно, вам слышать не приходилось
Биографию человека обычно открывают датой его рождения. Описывая жизненный путь Бетховена, библиографы спотыкаются сразу же, на первом шагу. Точного дня рождения Людвига ван Бетховена никто назвать не может.
В церковных книгах Бонна, где жила семья Бетховенов, сохранилась запись о крещении младенца — 17 декабря 1770 года.
Некоторые исследователи на основании собственной логики приходят к выводу, что «родился он, стало быть, 16 числа», но документов, подтверждающих это, никто найти не смог.
По мужской линии у мальчика в роду были сплошь музыканты — дед Людвиг служил в придворной капелле вначале певцом (бас), а затем капельмейстером (назначение подписал сам Клеменс Август Баварский, курфюрст и архиепископ Кёльнский). Отец, Иоганн — там же, тенором.
Так что с профессией Людвига-внука вопросов не возникало — пойдёт по музыкальной стезе, конечно.
«Моцартом не вышел», но в славе ему не уступил
Иоганн Бетховен отсутствием честолюбия вовсе не отличался: он решил, что его сын должен стать «вторым Моцартом», причём уже в детском возрасте — и принялся обучать Людвига игре на скрипке, фортепиано и органе.
Первый раз на публике мальчик выступил в семилетнем возрасте. Но Иоганн, для создания большего ажиотажа, объявлял, что маленькому музыканту всего шесть.
Успехи юного дарования в детстве зависели от палочной дисциплины: Людвига заставляли стоять на табурете, чтобы он мог дотянуться до клавиш музыкального инструмента, и за каждую ошибку малыша наказывали. Абьюз — по современным меркам, китайская муштра.
Вундеркинда, как мы знаем, из мальчика не получилось (заблистал он в более позднем возрасте). Второго Моцарта — тоже, но зато Людвиг стал «первым Бетховеном», отодвинув в тень имена и отца, и деда.
Первенство это, в смысле собственной уникальности, он никогда не забывал подчёркивать. И это у Людвига вполне получалось, тем более что застенчивостью, равно как и учтивостью, он не страдал.
Как-то, будучи уже признанным маэстро, музыкант играл в одном из венских салонов. Во время исполнения произведения некий вельможный слушатель заговорил со своей дамой. Бетховен в тот же момент прервал выступление и резко бросил: «Таким свиньям играть не буду».
Уговорить гения доиграть произведение до конца никому не удалось.
Известна ссора Людвига с его меценатом — князем Карлом Лихновским. Суть разногласий нет смысла разбирать, важен финальный жест композитора, который отправил спонсору письмо со следующими строками:
Князь, всё, чего мне удалось достичь, я добился благодаря самому себе. Князей существует и будет существовать тысячи. Бетховен — только один.
Да что там князь! Берите выше. Однажды Бетховен и Гёте, прогуливаясь вместе, повстречали императора Франца со свитой. Мудрый Гёте предпочёл уступить дорогу престолодержателю и сопровождавшим его лицам, сняв шляпу и глубоко поклонившись. Бетховен прошёл сквозь группу придворных напролом (те в испуге расступились) и едва прикоснулся пальцами к шляпе в знак приветствия императора.
Простолюдин, он прекрасно знал, что слава и почести достались ему не по праву рождения — были заработаны каторжным трудом, приложенным к его музыкальной одарённости.
Трагедия маэстро: замкнувшийся сам на себе гений
Существует множество версий о причинах потери Бетховеном слуха — не тонкого, музыкального, а общего акустического восприятия — среди прочих причин называют даже сифилис, отравление свинцом и волчанку. А некоторые авторы утверждают, что во всём виновата привычка маэстро погружать голову в холодную воду, когда гений чувствовал, что устал и надо взбодриться.
Правда же состоит в том, что до сих пор никто не может подтвердить причину — да, известно, что в 26 лет Бетховен стал ощущать звон и гудение в ушах, да, врачи говорят, что именно с этого момента началось ухудшение слуха, но ответа на вопрос «почему?» так и нет.
Больше всего Бетховен боялся, что грядущее угасание функции слухового аппарата повлияет на карьеру.
Поэтому, почти полностью утратив способность слышать к 44 годам, он отчаянно пытался скрыть недуг ото всех. Даже от своих ближайших друзей.
Это оказало громадное влияние на психику Бетховена и сломало «социальное взаимодействие с обществом». Говоря попросту, гений замкнулся, закольцевался сам на себе.
«В течение двух лет я избегал почти всех общественных мероприятий, потому что для меня невозможно было сказать людям: «Я глухой». Если бы я принадлежал к какой-либо другой профессии, было бы легче, но для моего занятия — это ужас»,
— писал Бетховен в своём дневнике.
Недуг не убил музыку: она спряталась внутри
Несмотря на то, что глухота наступала и усугублялась, Бетховену всё же удалось сочинить оперу, шесть симфоний, четыре сольных концерта, пять струнных квартетов, шесть струнных сонат, семь сонат для фортепиано, пять наборов вариаций для фортепиано, четыре увертюры, четыре трио, два секстета, 72 песни и т.д. Подобной продуктивности позавидует любой «слышащий» музыкант.
Поскольку Бетховен был погружён в нотный мир с юных лет и наделён от природы исключительными качествами, как нельзя более подходящими для развития композиторского дара —
даже после того, как он потерял способность ловить «наружные» звуки, музыка в его голове звучать не перестала.
Горничные Бетховена рассказывали, как он сидел за пианино с карандашом во рту, касаясь клавиш инструмента, чтобы чувствовать удары молоточка и вибрацию струн, пока работал.
Потеря Бетховеном слуха изменила стиль его композиций
В своих ранних работах, когда маэстро мог слышать весь диапазон частот, высокие ноты звучали чаще. Но чем ближе подкрадывалась глухота, тем меньше Бетховен был способен воспринимать эти высокие ноты и интуитивно стал использовать в своих произведениях то, что ухо ещё улавливало — более низкие звуки суб- и контроктав.
Однако к концу жизни высокие ноты в его музыку вновь вернулись
— именно тогда Бетховен начал позволять композициям рождаться и формироваться в своём воображении и слушать «внутренним ухом», как они будут звучать.
Жажду творчества ему никогда не удавалось утолить
Будучи уже совсем глухим, Бетховен всё же настоял на собственном дирижировании первым исполнением своего шедевра — знаменитой Девятой симфонии, одной из самых сложных в его творчестве.
До сих пор музыковеды и акустики ломают голову: как такое невероятно филигранное произведение могло быть написано композитором в отсутствие слуха?
По поводу того, чья дирижёрская палочка всё-таки вела премьеру «Девятой», существует версия: для управления оркестром на самом деле пригласили другого дирижёра, Михаэля Умлауфа, австрийского скрипача и композитора, который должен был стоять рядом с автором симфонии у пульта.
Считается, что Умлауф дал музыкантам команду игнорировать Бетховена, а следить за движениями его, Михаэля. Но даже если это и правда — это не умаляет гениальности композитора и его жажды творить.
Энтузиазм Бетховена при первом исполнении Девятой был невероятным. По словам одного из музыкантов:
…находясь за дирижёрским пультом, он ни секунды не вёл себя спокойно и метался взад и вперёд, как сумасшедший. В один из моментов он вытянулся в полный рост, в следующий — чуть ли не полностью сел на пол. Он размахивал руками и ногами, словно хотел играть на всех инструментах и исполнить все партии.
Триумф «Девятой» он не мог услышать — но смог увидеть
Когда закончилось первое исполнение его Девятой симфонии, Бетховен не услышал громовых аплодисментов и остался стоять спиной к зрителям. А те были полны решимости передать ему своё восхищение: восторженные зрители не жалели ладоней, пять раз устраивая овации.
Легенда гласит, что к маэстро подошла молодая певица и развернула его лицом к публике, чтобы он смог увидеть благодарный рукоплещущий зал.
Есть несколько «свидетельств» о последних словах Бетховена
Маэстро умер в возрасте 56 лет во время грозы, грохот которой одному из его друзей, композитору Карлу Черни, показался как две капли воды похожим на первые такты знаменитой Пятой симфонии.
Голос рока, это самое «та-та-та-там!» напоминали «удары молотком в ворота Судьбы», сказал он.
Всю свою жизнь Бетховен не мог похвалиться хорошим здоровьем: он страдал хроническим гепатитом, колитом, некоторыми кожными заболеваниям, ревматизмом и циррозом печени, но настоящая причина его смерти до сих пор так и не установлена.
Есть даже предположение, что композитор отравился свинцом — в те времена его добавляли в вино, а Бетховен был большим любителем этого напитка. Который, кстати и пил из кружки, сделанной с добавлением свинца. Версия продвигается американскими учеными, которые исследовали несколько волос композитора, сохранившихся на его черепе.
Останки музыкального гения попали в XIX веке в качестве реликвии в семью калифорнийцев Кауфманов. Но гипотеза пока так и остаётся официально неподтверждённой теорией.
Как и причина смерти маэстро, последние слова Бетховена также обросли «воспоминаниями»-легендами.
Некоторые источники утверждают, что, получив от кого-то ящик дорогого вина в подарок, Бетховен сказал: «Жаль, жаль, слишком поздно».
Другие предполагают, что это были слова «Plaudite, amici, comedia finita est», что означает «аплодируйте, друзья мои, комедия окончена». А третьи говорят, что его последние послание в этом мире звучало так: «На небесах я буду слышать».
* * *
Владимир Добрынин
«Fitzroy»