Россия обречена на поражение - и не только в войне
Две недели назад я познакомилась с удивительным человеком. Зайнап Гашаева из Грозного – человек, который собрал полный видеоархив двух чеченских войн.
Тогда не было ни флешек, ни смартфонов с встроенными камерами, ни облачных хранилищ – только фотоаппараты-«мыльницы» и простенькие бытовые видеокамеры с кассетами. Зайнап снимала зачистки, убийства, свидетельства людей, чьих родственников похитили федералы.
Кассеты она закапывала в землю в разных селах, чтобы не нашли. А потом переправляла в Европу.
В контекстеПобедобесие Победобесие - это, действительно, скрепа, или, если хотите, скрепка, сцепляющая, соединяющая охлос в едином пароксизме патриотического восторга, обожания вождей и «священной» ненависти к врагам. Ненависти, на которой только и может держаться эта страна и этот режим, ибо другой объединяющей идеи у них нет.
Так вот, Зайнап вспоминала, как в 1995 году вместе с несколькими женщинами из Комитета солдатских матерей организовывала Марш материнского сострадания. Солдатские матери, чьи сыновья воевали в Чечне (многие уже были в плену или числились пропавшими без вести), должны были дойти до Грозного.
Там к ним присоединялись чеченские матери, и все вместе они собирались требовать прекращения войны.
Солдатские матери добирались до Назрани, откуда должны были идти пешком в Грозный, из всех концов России на перекладных – автобусами, поездами, автостопом, по несколько суток с многочисленными пересадками. В 1995 году в России добраться из отдаленного региона в другой регион было очень сложно. Но все они доехали, потому что хотели спасти своих сыновей.
А потом их задерживали на блокпостах, окружали танками и БТРами, угрожали убийством, силой вывозили из Чечни. Но матери все равно возвращались. Вместе с бывшим военкомом одного из районов Москвы Вячеславом Измайловым искали, находили, договаривались, освобождали.
Когда Владимир Путин объявил мобилизацию, я ждала: вот сейчас появится новое поколение солдатских матерей. Они выйдут на улицы, возьмутся за руки, закричат «мы своих сыновей не отдадим!». И будут орать, пока их не услышат.
И будут драться с военкомами, царапать им рожи, стоять в дверных проемах, не пропуская внутрь и ощущая собственную исполинскую силу, - мать, защищающая свое дитя, всегда чувствует какой-то фантастический прилив сил. Но они не вышли.
Причем разница между поколениями матерей очень серьезная.
Если тогда, во время чеченской войны, риск попасть в Чечню был не стопроцентным (Россия большая, и в Забайкалье, на Дальнем Востоке, на Севере тоже нужны были военнослужащие) и можно было понадеяться на авось (вдруг пронесет – и кровиночку куда-нибудь в Уссурийск заберут, вот счастье будет!), то нынешний указ о мобилизации – стопроцентный.
Это призыв на войну, а не в армию. Это черная метка, смертный приговор, поджог бикфордова шнура. Куда же делись матери потенциальных призывников? Если российские военачальники утверждают, что намерены призвать 300 тысяч человек, то представьте себе, сколько это семей и родственников. 300 тысяч матерей не разгонит никакая Росгвардия. И даже БТРы с танками предпочтут затаиться где-нибудь за деревьями.
Но матери не вышли. Точнее, несколько десятков попытались выйти в Грозном – все там же, в Чечне. А куда подевались все остальные?
В контекстеАмнистия для Путина ...Каждый абзац её доклада манипулирует читателями и создает у них глубоко превратную картину того, что происходит. Проблема Amnesty в том, что так же написаны ее доклады о кровавой израильской военщине, борющейся против мирных палестинцев, или о кровавых курдах, совершающих военные преступления против ИГИЛ.
По-моему, они просто вымерли, как многие доисторические существа. Их убило победобесие. Они так долго наряжали своих маленьких мальчиков в военную форму, записывали их в юнармию, потому что это как БРСМ у нас – больше шансов на поступление и карьеру, - таскали на шествия вроде «Бессмертного полка» и сажали смотреть телевизор, что и сами не заметили, как вымерли.
И смерть собственного сына им уже не кажется трагедией – это будет красиво, похоронят с почестями, на могиле дадут залп и деньги, а потом можно будет до конца дней своих выходить с портретом собственного ребенка на всевозможные «Бессмертные полки».
Дети перестали быть счастьем, а стали абстрактными соседями, у которых есть какой-то долг перед государством.
Их уже не нужно защищать, за них не нужно бороться, их не нужно любить. Матери современной России предпочитают любить Путина, гордиться смертью своих детей и радоваться поздравительным открыткам от военкома.
Конечно, и тогда существовали подобные. Как, например, Елена Матрусяк, которая во время второй чеченской, узнав о том, что ее сын дезертировал и его укрыли добрые чеченские женщины, сдала и сына, и этих женщин ФСБ. Но это был случай уникальный, его до сих пор в Чечне вспоминают с придыханием: «вот бывают же такие дряни…». А сейчас таких – абсолютное большинство.
Они живут в совершенно иной реальности – искаженной, кривой, плоской, без цвета и объема. И гарантия будущей победы Украины – не Залужный и ВСУ.
Просто страна, в которой матери перестают защищать своих детей, всегда обречена на поражение.
И не только в войне.
* * *
Ирина Халип
«Хартия’97»