Как победить в необъявленной психологической войне
Суицидальный терроризм давно вошел в мировую практику, но продолжает шокировать человечество. Проблему вряд ли имеет смысл рассматривать изолированно.
Это всего лишь один из методов терроризма, наиболее эффективный с чисто военной точки зрения.
В контекстеОпыт Франции — предупреждение для Германии Важно последовать примеру Англии и Нидерландов и, наконец, полностью запретить «Хизбаллу» в Германии и включить ее в список террористов в ЕС. Было бы неприемлемым, если бы организация, ведущая глобальную войну против евреев, могла действовать практически без помех в государстве — преемнике Третьего рейха.
Суицидальные атаки не являются монополией мусульман. Термин «камикадзе», который до сих пор часто используется как синоним словосочетания «суицидальный террорист», пришел, как известно, из Японии.
Кстати, самоубийственные авиационные тараны самолетов противника и наземных целей были распространены и среди советских летчиков в годы Второй мировой войны, только в отличие от японской практики не программировались заранее, а оказывались следствием сложившейся тактической ситуации, когда выполнить боевую задачу иным способом невозможно.
Суицидальный терроризм отличается очень высокой военной эффективностью. Можно сказать, что по критерию «стоимость-эффективность» он не имеет себе равных среди всех методов ведения боевых действий за исключением применения оружия массового поражения. Если теракт успешен, самоубийца ценой своей гибели, как правило, уничтожает несколько десятков, а в отдельных случаях – сотни человек.
В ходе обычных военных действий подобная эффективность крайне редка.
Она может быть достигнута частями специального назначения либо благодаря применению высокоточного оружия. Однако и подготовка спецназа, и производство ВТО с его носителями, а также деятельность сил и средств, обеспечивающих их применение, чрезвычайно затратны.
Если же спецназ либо виды ВС, применяющие высокоточное оружие, несут потери в людях и технике, их эффективность тем самым существенно сокращается. При этом затраты на суицидальный теракт на несколько порядков ниже.
Для его проведения нужна только взрывчатка. Это первый фактор многократного снижения расходов. Кроме того, нет необходимости в обучении персонала, максимум, что должен уметь смертник, – водить автомобиль. Во многих случаях не нужно и этого, террорист доходит до места совершения теракта пешком или доезжает на велосипеде. Это второй фактор значительного снижения расходов.
При этом террорист-самоубийца оказывается своеобразным «высокоточным оружием», в качестве ГСН используется его мозг. Это позволяет достичь очень высокой эффективности поражения.
Кстати, можно вспомнить, что по той же причине во Второй мировой войне японские камикадзе оказывались гораздо эффективнее обычной авиации ВВС и ВМС.
В качестве наиболее яркого примера эффективности суицидального террора можно привести один из самых первых его актов на Ближнем Востоке – атаку смертников на американские и французские казармы в Бейруте в октябре 1983 года. Уничтожение 300 военнослужащих ценой потери двух человек и двух грузовиков – выдающийся результат, о котором в условиях «нормальной» войны можно только мечтать.
Дополнительный фактор снижения цены суицидального теракта в том, что для его осуществления могут использоваться люди, не подходящие или ограниченно годные для ведения традиционной войны, – женщины, дети, подростки, с физическими недостатками. Причем надо отметить, что они же, как правило, наиболее податливы в психологическом отношении, их проще убедить или заставить стать самоубийцей.
Женщина в исламском обществе чаще всего занимает подчиненное положение, что позволяет достаточно легко манипулировать ею.
Ситуация усугубляется, если женщина перенесла какую-либо жизненную драму. Для подростка или человека с физическими недостатками роль террориста-самоубийцы дает возможность завоевать высокий статус и уважение в обществе (пусть и посмертно) и помочь семье.
Хотя известны случаи, когда смертниками люди становились под угрозами в отношении родных и близких, либо ради материальной помощи семье, либо под воздействием наркотических и психотропных препаратов, в целом террористов этого типа отличает высокая психологическая мотивация. На акт суицидального террора они идут сознательно и даже с радостью. Это еще один фактор военной эффективности – очень сильное психологическое воздействие на противника.
В контекстеСносить ли дом еврея В Израиле в частности, исламисты пытаются использовать законы государства и международные законы, для защиты противозаконных действий. Так, например, в данном случае, имеет место замаскированное нападение на практику сноса домов террористов.
Терроризм – одна из разновидностей «мятежевойны», в которой психологический фактор превалирует над остальными. Многочисленные акты суицидального террора, разрекламированные через СМИ и интернет-сайты, должны создать в массовом сознании впечатление, что террористы «больше хотят умереть, чем их противники хотят жить».
Психологический эффект, разумеется, не исчерпывается демонстрацией морального превосходства террористов.
Негативное воздействие на противника оказывают сам факт огромных потерь и способность террористов наносить удары в любом месте, в любое время. У людей создается чувство постоянной опасности и собственной незащищенности, разрушающее психику и привычный образ жизни.
Регулярное проведение суицидальных терактов порождает в обществе ощущение бессилия органов власти и правоохранительных структур, соответственно растет недоверие к ним. Это также показывает, что террористы не испытывают недостатка в желающих пойти на смерть ради реализации своих идей.
Одна из преследуемых целей – внести внутренний раскол в общество противника. Например, в Ираке целью смертников регулярно становились шииты и курды, среди которых выше уровень поддержки правительства, в Пакистане многие теракты направлены против национальных и религиозных меньшинств.
Если суицидальный терроризм применяется против вооруженных структур противника, особенно когда тот обладает существенным техническим превосходством, то этому методу по сути вообще нет альтернативы.
Разумеется, у военнослужащих или полицейских в отличие от мирных жителей есть реальные шансы отразить суицидальную атаку или снизить ее эффект, однако реализуются они далеко не всегда.
Кроме того, постоянное нервное напряжение и ожидание атаки от любого встречного может спровоцировать открытие военнослужащими или полицейскими огня по мирным людям, ошибочно принятым за смертников. Это обеспечивает террористам победу без боя из-за высочайшего психологического эффекта подобных событий, приводящих к резкому росту отчуждения между силовыми структурами и населением вплоть до перехода его части на сторону террористов.
В ходе последних войн в Сирии и Ираке использование смертников стало не только и не столько актом психологического устрашения, сколько чисто военным тактическим приемом, неким заменителем артподготовки. Именно с атак на позиции правительственных войск заминированных автомобилей или даже БМП и БТР исламисты (отнюдь не только «халифатчики») чаще всего начинали свои наступательные операции.
Подрыв БМП-1 или БТР М-113, набитых взрывчаткой, сопоставим по эффективности с залпом дивизиона РСЗО.
Эта практика широко используется и сейчас в ходе боев в Идлибе и Хаме, где «оппозиционеры» (никакого «халифата» в этих провинциях сейчас нет) с помощью наполненных взрывчаткой машин, управляемых смертниками, пытаются отбиться от правительственных войск.
Пожалуй, единственным недостатком суицидального терроризма с точки зрения его организаторов является то, что крайняя жестокость и неизбирательность данного метода могут вызвать психологическое отторжение значительной части общества, особенно если целью становятся мирные жители.
Однако для организаторов важнее добиться психологического слома противника. Кроме того, как было показано выше, суицидальный терроризм настолько эффективен с военной точки зрения, что единственным минусом можно пренебречь на фоне многочисленных плюсов.
По этой же причине невозможно ожидать, что организаторы террора откажутся от его суицидальной формы.
Это все равно, что ожидать отказа ВС США от высокоточного оружия, средств РЭБ и БЛА.
Соответственно нет смысла ставить вопрос о борьбе с конкретным методом. Речь должна идти о противодействии терроризму вообще.
* * *
Александр Храмчихин
- заместитель директора Института политического и военного анализа
«Военно-промышленный курьер»