Он снял «Комиссара»...
...В 1967 году, в качестве дипломной работы Высших режиссерских курсов, Аскольдов снял картину «Комиссар» (по мотивам рассказа Василия Гроссмана «В городе Бердичеве»).
Фильм был запрещен к показу в СССР, все копии фильма (кроме одной, которую спас сам Аскольдов выкрав ее со студии) были уничтожены.
Картину обвинили в «дегуманизации» светлого образа комиссара и «дегероизации» событий Гражданской войны.
Кроме того, от Аскольдова требовали заменить в картине евреев на татар. За эту картину Аскольдова уволили со студии с формулировкой «профессионально непригоден», с записью в трудовой книжке.
Что это означало в ТЕ годы в ТОЙ стране, думаю, понятно.
В 1987 году, уже во времена Перестройки, в Москве проходил международный кинофестиваль, в жюри которого было много иностранцев. В зале, где шла пресс-конференция, было заявлено, что «с полки» сняты все ранее запрещенные фильмы.
Аскольдову удалось прорваться к микрофону и рассказать о том, что его картина по-прежнему запрещена.
Разразился скандал и уже через несколько дней Секретариат ЦК принял закрытое решение выпустить «Комиссара» ограниченным тиражом.
«Комиссар»: Ролан Быков, Раиса Недашковская
Так началось триумфальное шествие картины по мировым экранам, принеся ее автору запоздалую славу и невероятное количество наград и призов на самых престижных фестивалях мира.
Даже на родине режиссера фильм «Комиссар» признали классикой советского кино, о нем написаны сотни восторженных рецензий и отзывов.
Но у Аскольдова на эту тему было иное мнение:
«Моей картине «Комиссар» 50 лет, это много. Я, как заведенная машина, уже не могу выскочить из колеи. Меня не существует ни в той стране, ни в том кино. Я не убил, не украл, не предал. Но меня нет. Во многом я разочарован. Я так и не сумел докричаться, как я хотел. Картину не поняли и не приняли. Это моя личная трагедия».
Похоронен Александр Яковлевич Аскольдов будет в Швеции, где проживает вся его семья.
* * *
Елена Султанова
«Живой журнал»
О фильме «Комиссар»
Все, кто пишет или рассказывает об этом фильме, в той или иной мере затрагивают тему запрета этого фильма. Некоторые упоминают еще и о том, что после того, как его положили на полку, режиссера обвинили в проф. непригодности, лишили возможности снимать фильмы, выгнали из Москвы. Но от этих разговоров фильм только страдает. Угол зрения на него слегка смещается, и в памяти он остается не как самостоятельное произведение, а как жертва.
Жертва времени, когда свободно творить и мыслить в нашей стране было невозможно? Но ведь этот фильм доказывает обратное. И спустя двадцать лет после постановки он все-таки нашел своего зрителя. Пострадал, но выжил. Пробился. Так в чем загадка? Что в нем не так? Почему его запретили? Вот такие вопросы вдруг вырастают, хочется разобраться, понять. И за этими вопросами все забываешь, а вместе со всем забываешь и те чувства, которые вызвал этот фильм в душе.
Ведь этот фильм — послание душе. В нем ты находишь то сокровенное, то нужное тебе, что заставляет жить и радоваться жизни не смотря ни на что. То человеческое тепло, которое тебе так нужно, ту материнскую заботу, которая тебя окружала в детстве, когда все внимание матери было обращено в одну сторону. В твою сторону. Вот об этом этот фильм.
Фильм о любви. Любви матери к ребенку. Любви мужчины к женщине. Вот и в одном из центральных эпизодов проводится эта параллель, и камера мечется, не зная, что выбрать то ли укладывающую спать своего сына мадам Вавилову, то ли моющего ноги Марии Ефима. То ли колыбельную, то ли простые слова: «Я люблю тебя, Мария». Не в силах разорваться, она сливает их вместе: Ефима, Марию, мадам Вавилову. И превращает их в одну свечку на темном окне. В луч света. Да-да, в том самом темном царстве наших душ.
Ведь это любовь наполняет светом глаза людей и их облик. И это она делает чудо: превращает из черствого сухаря-комссара в любящую мать. И вот она с ребенком идет по улицам городка, и город преображается от ее света. На пустом рынке снова полно народа. Снова в городе мир. Снова стучат молотки. Весело, а не с могильным холодом. Ремонтируют мостовые, чтобы по ним снова ходили матери с младенцами и ничего не боялись. Обычный проход по улице вдруг превращается в какое-то таинство. И уже рабочие откладывают молотки, поднимают глаза и видят свет. Мадонна с младенцем.
А еще фильм о том, что так глубоко сидит в нас наша глупость, что мы можем бросить свое счастье и нестись за какой мифической мечтой. Далекой. Неясной. Непонятной. Ненужной. Страх недостижимости застилает глаза, и человек слепнет. Ничто не замечает. А ведь можно просто проснуться, отбросить сон и улыбнуться миру, увидеть, что счастье рядом. Но не хочется верить пессимистическому концу. Хочется верить в другое, светлое. В праздник. Все равно где, хоть в подвале под грохот пушек, хоть в лагере смерти.
И все же несмотря на конец, этот фильм о любви. О любви в полном смысле этого слова, такой редкой в наше время. О том, что вспомнить о том, что ты человек, никогда не поздно. И значит, есть надежда. А значит, в нашем городе будут ходить трамваи.
Maxaon78
«Кинопоиск»