Когда мне было пять лет, я впервые увидел танки — не немецкие и не советские, а польские танки, которые ехали по нашей улице «освобождать» Тешин
Жителей Варшавского гетто отправляют в лагерь смерти Треблинка. 1942 год. (Фото: РИА «Новости» - «ИноСМИ») 🔗
Польша сотрудничала с нацистской Германией, вероломно захватила чешский Цешин, помешала создать альянс Великобритании, Франции и СССР, который мог бы изменить ход событий в 1939 году… Автор, не забывая об антироссийской риторике, ставит Польше неудобные вопросы в ответ на истерические попытки Варшавы обелить политику страны накануне Второй мировой войны.
Резкий обмен мнениями между президентом России Владимиром Путиным и президентом Польши Анджеем Дудой накануне 75-летней годовщины освобождения Аушвица бойцами Красной армии стал отражением тех глубоких трещин, которые Вторая мировая война оставила после себя в политике и истории Европы и которые отчетливо ощущаются даже сегодня, по прошествии более 70 лет.
Нет никаких сомнений в том, что Советский Союз сыграл решающую роль в уничтожении нацистского режима, но очевидно также и то, что пакт Молотова-Риббентропа, подписанный 23 августа 1939 года, позволил Германии спустя девять дней вторгнуться в Польшу. Сейчас Россия пытается стереть это пятно — именно это и заставило Путина приложить столько усилий, чтобы обвинить Польшу в том, что она тоже несет часть ответственности за начало Второй мировой войны.
Но, если говорить о Польше, то она стала жертвой двойной агрессии — вторжения Германии 1 сентября 1939 года и вторжения Советского Союза 17 сентября. Эти два вторжения привели к уничтожению польского государства, что напомнило полякам о разделах их страны во второй половине 18 века. Кроме того, поляки столкнулись с расстрелом около 20 тысяч польских военнопленных, осуществленным по распоряжению Сталина в Катынском лесу в 1940 году, а также с отказом Красной армии вмешаться и оказать помощь в Варшавском восстании против немецких оккупантов в 1944 году.
Россия и Польша апеллируют только к тем событиям прошлого, которые подкрепляют их исторические аргументы, и вполне очевидно, что в таких острых спорах мы не можем опираться только на позиции политиков. Сейчас очень непросто сделать шаг назад и попытаться — с разумной честностью — реконструировать те запутанные события. Тень Холокоста, нависающая над всей этой историей, делает дискуссии еще более сложными, — и ее невозможно игнорировать.
22 сентября 1939 года, когда две армии захватчиков встретились в Брест-Литовске на востоке Польши, солдаты Вермахта и Красной армии провели совместный парад победы. На фотографиях, сделанных в тот момент, видно, как завязывается новая дружба между солдатами двух армий и как на трибуне — сегодня это кажется жестокой и невообразимой иронией — стоят рядом знаменитый «отец танковых войск» Германии генерал Хайнц Гудериан и советский генерал с еврейскими корнями Семен Моисеевич Кривошеин. Можем ли мы представить себе, что они на самом деле думали друг о друге?
В Брест-Литовске Третий рейх и Советский Союз также обменялись пленными. Тогда Москва передала в руки Гестапо десятки немецких коммунистов, в том числе евреев, которые попытались найти убежище на «социалистической родине» после того, как к власти в Германии пришли нацисты. Трудно представить себе более позорную и отвратительную сделку.
Однако у пакта Молотова-Риббентропа был гораздо более широкий контекст, и его нельзя рассматривать в отрыве от политики Польши перед началом войны. Один постыдный шаг, совершенный Польшей, был связан с ее реакцией на Мюнхенское соглашение, ставшее апогеем попыток Великобритании и Франции задобрить Гитлера. Подписав это соглашение в сентябре 1938 года, эти две западные демократические державы согласились на аннексию Судетской области Германией и фактически положили конец независимости Чехословакии. Реакция Польши была довольно слабой в масштабах ужасов Второй мировой войны, однако она стала весьма неприятным пятном на политике Польши.
Польша и Чехословакия обрели независимость осенью 1918 года после разгрома Германии и Австро-Венгерской империи в Первой мировой войне. Однако эти две страны вступили в пограничный спор из-за региона, который в польском языке назывался Цешином, а в чешском — Тешином и находился на юго-востоке Силезии, где проживало смешанное население. После вооруженных столкновений в 1919 году и вмешательства международного сообщества было принято решение — в 1920 году — разделить этот регион между Польшей и Чехословакией. В результате Цешин/Тешин тоже разделили между этими двумя странами. После подписания Мюнхенского соглашения Польша вторглась в чешскую часть этого региона и аннексировала его — совместно с немецкой армией, которая захватила другие части Чехословакии.
Никакой славянской солидарности
Польский город Бельско, где я родился, находится на основной дороге между Краковом и Цешином. Когда мне было пять лет, я впервые увидел танки — не немецкие и не советские, а польские танки, которые ехали по нашей улице «освобождать» Тешин. Польша даже выпустила специальную праздничную марку, чтобы отметить возвращение этого региона — и никакой славянской солидарности, никакого отождествления себя с соседями, несмотря на нацистскую агрессию, не было. Вместо этого Польша приняла участие в дележе трофеев, став не совсем союзницей Гитлера, но как минимум партнером в его агрессии.
Однако свой главный судьбоносный шаг Польша совершила зимой 1938-1939 годов, когда Великобритания и Франция осознали, что их политика умиротворения в отношении Гитлера оказалась стратегической и нравственной ошибкой. Стало ясно, что у Германии были весьма агрессивные намерения в отношении Польши: она намеревалась аннексировать Вольный город Данциг (Гданьск) и Польский коридор, который отделял основную часть Германии от Восточной Пруссии.
Великобритания готовилась к возможной войне: в стране вновь ввели военную службу по призыву, увеличили объемы производства танков и самолетов, а также приняли на вооружение недавно изобретенный радар — именно он позже обеспечил Королевским военно-воздушным силам преимущество в воздухе над немецким Люфтваффе. А весной 1939 года Франция и Великобритания предоставили Польше гарантии того, что никакой опасности немецкого вторжения нет.
Именно эти шаги послужили причиной того, что Советский Союз выступил с исключительной инициативой: он попросил две капиталистические западные державы провести переговоры по вопросу о возможном военном сотрудничестве на случай любой агрессии Германии против Польши. Летом 1939 года делегация высокопоставленных военных чиновников Великобритании и Франции отправилась в Москву на эти переговоры — это стало первым случаем подобного рода взаимодействия между Советским Союзом и Западом.
Эта делегация провела в Москве неделю, но, хотя стороны подробно обсуждали возможные совместные военные операции, переговоры зашли в тупик. Министр обороны Советского Союза Климент Ворошилов несколько раз задавал своим коллегам очевидный вопрос: чтобы остановить немецкое вторжение, Красной армии придется войти в Польшу — согласится ли на это польское правительство?
Поляки не отвечали. Нетрудно было понять их страхи в свете истории российско-польских отношений, польско-советской войны, которая произошла после Русской революции, а также их отношения к коммунизму. В конце концов Франция заставила поляков ответить — и ответ оказался отрицательным. Согласно некоторым документам, во время одного заседания министр иностранных дел Польши Юзеф Бек (Путин иногда упоминает о нем, как о чиновнике, который склонялся к тому, чтобы поддержать Германию) сказал: «Если Красная армия войдет в Польшу, кто знает, когда она ее покинет?» Эти опасения понять нетрудно, однако за ними скрывалось то, что советскую Россию поляки боялись больше, чем нацистскую Германию.
Когда ответ поляков передали в Москву, переговоры с Великобританией и Францией провалились, и спустя два дня в Москву прибыл министр иностранных дел Германии, который и поставил свою подпись под пактом Молотова-Риббентропа.
Историки знают, что нельзя спрашивать: «Что случилось бы, если?» Тем не менее, мы можем предположить, что, если бы поляки разрешили Красной армии войти на территорию своей страны — при соблюдении определенных условий — чтобы дать отпор нацистам, история могла бы пойти по совершенно иному пути. В этом случае Вторая мировая война и Холокост выглядели бы совершенно иначе.
Польша никогда не признавала своей ответственности за то судьбоносное решение, которое помогло подготовить почву для начала войны. Кроме того, нельзя во всем винить жертву. Виновницей была Германия — и в немалой степени Россия (так в тексте — прим. ред.). Однако нежелание поляков взять на себя ответственность за неверные решения — это тоже часть истории. Я всегда поднимаю этот вопрос в своих беседах с польскими учеными и лидерами, но пока я не получил ответ.
Вопросы к полякам
Немецкая оккупация обернулась одной из самых страшных катастроф в истории Польши. Нацисты убили 3 миллиона живших в Польше евреев и еще 3 миллиона поляков, в первую очередь представителей элиты, чтобы превратить польский народ в рабов германской «высшей расы».
Тем не менее, полякам стоит задать несколько вопросов, касающихся хода войны. Во-первых, польская подпольная армия, действовавшая под руководством польского правительства в изгнании, не проводила никаких масштабных операций сопротивления в период немецкой оккупации. А во время Восстания в Варшавском гетто в апреле 1943 года эта подпольная армия не оказала существенной поддержки евреям гетто, чтобы предотвратить истребление оставшихся в живых евреев — которые тоже были польскими гражданами.
Подполье решило выступить только тогда, когда Красная армия подошла к Варшаве. Цель того восстания, которое началось 1 августа 1944 года, заключалась не столько в том, чтобы выступить против немцев, — в конце концов Красная армия очень скоро должна была выдворить их из страны. Поляки хотели помешать Красной армии освободить Варшаву — то есть они хотели показать, что они сами способны себя освободить.
Такую позицию можно понять, однако это также значит, что польское подполье не считало убийство 3 миллионов польских евреев достаточно веской причиной для того, чтобы взбунтоваться против немцев. Между тем помешать советской армии войти в Варшаву и освободить ее от немецкой оккупации казалось польскому подполью оправданной целью.
Немцы подавили то польское восстание с присущей им жестокостью: Варшава была почти полностью уничтожена, и в ходе того обреченного на провал бунта погибло примерно 200 тысяч поляков. Советский Союз хорошо понимал, какой была цель того восстания, и с цинизмом, присущим Сталину, советские войска не стали продвигаться вперед и защищать поляков. Они понимали — такова жестокая диалектика войны, — что тот бунт был направлен против них в неменьшей степени, чем против нацистов.
Ничто не может оправдать пассивность Красной армии во время подавления Варшавского восстания, однако польское подполье — которое оказало лишь минимальную символическую поддержку восставшим в Варшавском гетто в 1943 году, — не сможет смыть память о его действиях в период немецкой оккупации. Французское сопротивление, а также Тито и партизаны-коммунисты в Югославии действовали иначе.
Вторая мировая война оказалась событием, в котором было множество уровней и течений, но историческая и нравственная вина лежит на Германии. Президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер очень хорошо об этом сказал во время своего трогательного обращения на Всемирном форуме памяти Холокоста, который прошел в январе в мемориальном комплексе Яд Ва-шем. Но в случае со Второй мировой войной никто не сможет полностью снять с себя ответственность — ни западные державы, которые допустили агрессию Германии, подписав Мюнхенское соглашение, ни Польша, вероломно захватившая Цешин и, что еще важнее, не позволившая создать альянс Великобритании, Франции и Советского Союза, который мог бы изменить ход событий, приведших к началу Второй мировой войны, ни Советский Союз, подписавший пакт Молотова-Риббентропа.
Дело не в том, что нам нужно найти виноватого, — вина лежит на нацистской Германии. Нам необходимо понять, что все действия в истории имеют последствия, даже если действующие лица о них не догадываются. Так всегда случается, когда люди игнорируют возможные долгосрочные последствия ради достижения сиюминутных результатов. Усвоить этот урок гораздо сложнее, чем просто указать на виновных, чья ответственность для всех очевидна.
* * *
Шломо Авинери
«ИноСМИ»
«Haaretz»