Из Третьей позиции
Читаю критику, которую православные френды предъявляют нынешней российской власти, одна из главных претензий - лютая коррумпированность церкви. Часть френдов придерживается Третьей позиции и они частенько обвиняют в церковной коррупции - коммунистов.
А на мой взгляд, в нынешней ситуации с православной церковью виноваты корпоративисты (коммунисты виновны в исходной проблеме - уничтожении церкви, а корпоративисты - в том, что происходит конкретно сейчас) и дальше я постараюсь раскрыть этот тезис.
Перед тем, как начать, хочу обратить внимание читателя на то, что эта статья - о взаимоотношениях христианства, церкви и режимов Третьего пути, а не о российском президенте.
В контекстеПапа Франциск — в тупике Когда папа римский написал Путину и предался посту и молитве, чтобы предотвратить вооруженный, убедительный даже с точки зрения переговоров ответ на химическую атаку Асада на окраине Дамаска, где пострадали около тысячи невинных жителей, то метафора понтифика о милосердии зашла в тупик.
Несколько лет назад я писала, что режим Путина представляет собой типичный образец корпоративистского режима, с тех пор он (режим) не разочаровал, едет по прямой в сторону развитого корпоративизма со всеми его прелестями: милитаризацией быта и попытками возродить героико-исторический Миф, собственно корпоративной моделью экономики (в этом месте могут возмутиться сторонники «корпоративизма» в духе «всё - малому и среднему бизнесу и аграриям», но это не совсем корпоративизм, а либо дистрибутизм, либо ещё какая идеология, которая в общем может попадать под определение доктрины Третьего пути, но не является корпоративистской; корпоративизм - более узкое понятие, нежели Третий путь), показной автаркийностью, развитым и весьма централизованным (хотя и диверсифицированным по сравнению с тоталитарными образцами) пропагандистским аппаратом, подавлением отказывающейся интегрироваться в систему оппозиции и тд.
Так вот, с церковью Путин тоже поступает именно как корпоративист: он её национализирует, сращивая с государством.
Перед каждым лидером-корпоративистом рано или поздно встаёт вопрос интеграции церкви и её постановки на службу... обычно в этом месте корпоративисты используют термины нация или народ, но поскольку эта идеология выводит исключительную ценность государства из предпосылки о том, что оно есть «материальное волеизъявление нации», продукт её коллективного творчества и одновременно среда обитания, то нацию и народ следует заменять на государство.
Поскольку в России отношения между церковью и государством исторически были более тёплыми и созависимыми, чем во многих других европейских странах, плюс к этому в XX веке большевики поставили церковь себе на службу, превратив в сотрудничающий с государством в вопросах внутренней и внешней политики институт, путинская национализация - точнее, огосударствление церкви происходит сравнительно тихо.
А как было у других представителей Третьей позиции?
Про взаимоотношения Муссолини с церковью, наверное, многие знают, ничего нового я не расскажу. Поэтому давайте сразу отправимся в Латину.
Аргентинец Хуан Доминго Перон, оказавшись у власти, долгое время позиционировал себя как католика. В 1954-м он говорил, что «в церкви есть разные люди - хорошие, плохие, очень плохие».
Вскоре он начал употреблять термины вроде социал-христианство и социал-католицизм, что является характерным маркером лидера-третьепутиста.
Ни одна из «базовых» политических парадигм XX века (либерализм, социализм, фашизм), кроме последней, не нуждалась в конструировании «собственного христианства». Понятно почему: либерализм и социализм это прогрессистские концепции, которые редко прибегают к христианской риторике без серьёзной нужды.
Либералы склонны игнорировать религию, социалисты видят в ней конкурента и «классового врага» и избегают аллюзий на христианство.
Фашизм, с его мощным традиционалистским бэкграундом, укоренённостью в прошлом и историко-героикоцентризмом, не мог обойти христианство / обойтись без христианства.
Будучи слишком историоцентричным и консервативным, чтобы его уничтожать, но слишком революционным и претенциозным, чтобы мирно сосуществовать с церковью, фашизм принялся «национализировать» церковь и, следуя собственной логике, создавать комфортные для режима концепции, основанные на классической фашистской формуле противопоставления «истинного и неистинного N», где N в нашем случае было - христианство.
Истинное христианство, согласно корпоративистской идее, национально, укоренено в народе и отражает интересы государства, вождя и консервативной революции,
неистинное - это всё, что не устраивает фашистского «социал-христианина» в политике Ватикана и все шаги церкви, которые ограничивают деятельность вождя или правящей группы.
В контексте«Самый тяжкий грех» папы Франциска Быть может, история семей, выброшенных на улицу решением Франциска, в следующий раз, когда он будет заниматься проблемами труда, подскажет ему выражение, которое, по существу, должно было бы быть ему близко: простите, но кто я, чтобы судить?
Постепенно конфликт Перона с церковью достиг пика. Нельзя сказать, что кто-то из них - Перон или церковь, были однозначно правы.
Например, церковь бурно отреагировала на многие эгалитаристские и очень важные реформы Перона, без которых было не обойтись - в сферах образования, санитарии, etc.
С другой, Перон был хитрым и жёстким авторитарным политиком и его деятельность часто сопровождалась сильнейшими перегибами, масштабной коррупцией и шокирующими с т.з. тогдашних аргентинцев шагами, типа легализации борделей.
Как бы там ни было, противостояние между лидером и церковью в какой-то момент вылилось в насилие со стороны молодых перонистов, которые стали атаковать церкви и соборы (здания).
Это подтолкнуло католиков к решительным действиям. Церковь принялась объединять оппозицию. Религиозные шествия повсеместно перерастали в массовые протесты, и вскоре Перона свергли, начав долгую историю противостояния армии и гражданского общества в Аргентине.
Ещё более экзотический пример - Франсуа Дювалье, гаитянский пожизненный президент по прозвищу Папа Док. Он был архитектором причудливого режима, который адаптировал Третью позицию не просто под антиколониальную третьемиристскую идею (исходный фашизм симпатизировал колониализму и был абсолютно имперским по стилю), но под антиколониальную, негритюдерскую, абсолютно не европейскую Black Power идеологию.
Столкнувшись с тем, что у церкви на Гаити были собственные интересы, Папа Док, до сих пор именовавший себя добрым католиком, неожиданно понял, что церковь может быть элементом колониалистской бело-мулатской машины угнетения (гаитянская версия негритюда предполагает ориентированность на «чистоту черноты», мулаты в ней считаются частью «белой расы» и привилегированного сословия, которое не имеет права править и представлять интересы истинных гаитийцев - чернокожей бедноты) и принялся отрабатывать эту версию.
Он жёстко разругался с Ватиканом, снимая с постов священников «не-гаитянского происхождения» и назначая на внутрицерковные посты своих людей, и тоже, подобно Перону, получил экскоммуникацию, но заключил конкордат, который фактически ознаменовал «национализацию гаитянской церкви»: во-первых, пан пожизненный президент отныне сам назначал епископов и архиепископов, во-вторых, гаитянский клир отныне возглавляли гаитянские же священники, лояльные лично Дювалье.
В тексте конкордата значилось семь имён - это были священнослужители гаитянского происхождения, которые должны были «гаитянизировать католическую церковь» в Республике.
Некоторых из них пришлось в экстренном порядке «повышать в сане», чтобы они смогли занимать соотв. должности. Так, в тексте конкордата значилось, что преподобные Жан-Батист Декост и Пьер Шарль-Эдуард Петер «видятся достойными» епископского сана, который даст им занять должности соответственно помощника архиепископа Порт-о-Пренса и помощника архиепископа города Ле-Ке.
Впоследствии церковь вернула себе своё и отомстила. Она заключила новый конкордат (который в т.ч. возвращал церкви право назначать епископов) с Бэби Доком, Дювалье-младшим, который на время стал вторым пожизненным президентом Республики Гаити.
После чего Бэби Дока свергли, во многом усилиями гаитянских католических структур, медиа (одну из ключевых ролей в свержении династии Дювалье сыргало католическое Radio Soleil) и христианских grassroot движений типа Ti Legliz - это горизонтальные «ячеечные» организации коммунитаристского типа.
Сегодня, кстати, католицизм на Гаити пребывает в плачевном состоянии. Из христианских и околодвижений самые активные - это евангелисты (потому что не рефлексируют, а работают и занимаются самодисциплиной) и мормоны.
Католики, по-моему, даже собор Вознесения Девы Марии, известный также как гаитийский Нотр-Дам, разрушенный землетрясением в 2010-м, до сих пор не восстановили.
В контекстеКиев и Москва борются за влияние на православный мир После раскола Церковь Украины боролась с Россией, чтобы распространить свое влияние на православных.
В большинстве известных мне случаев «национализации церкви» (в Европе, Латинской Америке и отчасти Африке) сопровождались репрессиями, но также есть случаи полюбовного решения проблемы. В таком случае отличительной чертой режима становится показная клерикализация общества и сильнейший расцвет коррупции и цинизма внутри самой церкви.
В случае с русским православием, центр которого находится в России, нет необходимости проводить какие-то массовые репрессии против священников или шантажировать верховную церковную власть, находящуюся за рубежом.
Но коррупция, конечно, будет, ведь церковь становится частью корпоративистской государственной системы, которая вообще вся построена на коррупции.
Россия и православная церковь не стали исключением: на смену коммунистическому режиму пришёл корпоративистский, и всё завертелось.
Был, кстати, другой прецедент - когда новорожденная фашистская государственность оказалась настолько хилой, что при попытках провзаимодействовать с церковью, страна впала в тяжёлую зависимость от Ватикана. Я, конечно, говорю об усташском Независимом государстве Хорватия.
Государственность НГХ была такой слабенькой, что страну «растянуло» между Италией, Германией и Ватиканом и в таком виде она пребывала до самого конца режима усташей.
Зависимость и марионеточность были настолько мощными, что усташи не смогли разработать даже собственную «уникальную и народную» экономико-политическую доктрину, чем, по-моему, занималсь вообще все корпоративистские-фашистские режимы, обладавшие хоть какими-то амбициями.
После войны церковь интегрировала разбегавшихся из Европы усташей в собственную «криптополитическую» стратегию, близкую к всё тому же Третьему пути, важнейшими опорами которой стали Opus Dei и некоторые иберо-американские режимы второй половины прошлого века.
* * *
Китти Сандерс
– латиноамериканистка, радиоведущая, исследовательница и социолог
«Facebook»