О противоречиях нормального развития и чувства национального величия
Изобилие - признак «загнивающего» Запада. (Фото: «Nautilus»)
Westlessness – «беззападность» – этот термин впервые появился в экспертном докладе, подготовленном к Мюнхенской конференции по безопасности 2020 года.
Ладно, Запад украли у России и отчасти у Восточной Европы в лице Польши и Венгрии, но Запад похищен у Запада, как бы тавтологично это ни звучало. Волна популизма, восхождение лидеров трампистского типа стали с последней прямотой проверять на прочность западную демократию и ценности, которые принято в отечественном обиходе презрительно называть «либеральными» (притом, что они записаны в Конституции России во второй главе о правах и свободах человека и гражданина).
В контекстеСкрепы, кока и газ Все южноамериканские цивилизации были до того скрепоносны, духовны и высокоцентрализованы, что вследствие какого-либо отсутствия частной собственности, частной инициативы и свободы они не изобрели ни письма, ни железа, ни даже колеса.
Однако несмотря на то, что Запад «закатывается» со времен «Заката Европы» (1918) Освальда Шпенгелера, невзирая на то, что послевоенный либеральный консенсус, переживший испытания контркультурной революцией 1968 года и триумфом «конца истории» 1989-го, почти разрушен широким распространением популизма и авторитаризма, каркас западной цивилизации демонстрирует высокую степень устойчивости и сопротивляемости.
Дело не только в том, что перманентные похороны Запада и либерализма тянутся десятилетиями, если не столетиями
– во всяком случае аргументы спора персонажей «Волшебной горы» Томаса Манна, прекраснодушного либерала Сеттембрини и язвительного реакционера Нафты, повторяются несколькими поколениями сторонников демократии и авторитаризма, а западную цивилизацию все никак не удается погрузить с почестями в яму на Новодевичьем кладбище.
Но и в том, что и авторитарные режимы выживают исключительно за счет элементов рыночной экономики, которые позволяют заполнять хотя бы отчасти холодильники тех, кто уже не очень удовлетворяется исключительно телевизором. (Хотя телевизор стоит внутри холодильников, компенсируя недостачу продуктовых наборов). И в том, что привлекательность Запада и западного образа и качества жизни по-прежнему гораздо более впечатляющая, чем азиатчина разных оттенков серого или красно-коричневого.
Почему-то беженцы из неблагополучных стран предпочитают западную среду существования, добираясь в различные точки ненавидимой цивилизации любыми возможными способами, включая плавсредства и любезную помощь режима Лукашенко в пересечении ими белорусско-литовской границы.
Как сказано еще было в прежние времена Дмитрием Александровичем Приговым,
«Шостакович наш Максим / Убежал в страну Германию. / Господи, ну что за мания / Убегать не к нам, а к ним. / И тем более в Германию!»
Оказавшись в предсказуемой среде, успокоившись, осмотревшись и обжившись, среднестатистический эмигрант становится западоненавистником, патриотом прежней родины, сторонником жесткой руки.
В этом феномене нет ничего удивительного. Запад как консьюмеристская цивилизация и предсказуемая правовая среда удобен для потребителя. Но чтобы потребитель стал гражданином, воспринял западные ценности не как материальные, а как, говоря на нашем сегодняшнем полусоветизированном диалекте, «духовные» – для этого требуются как минимум усилия мозга.
Средний российский гражданин мечтает о возвращении к плановой экономике и регулированию цен, не подозревая, что еда на его столе и товары длительного пользования на кухне и в ванной, автомобиль под окном – следствия действия законов открытого рынка и высокой степени политической демократии.
Обыватель, чувствуя себя как рыба в воде в модернизированном обществе и в открытой экономике, и не думает о том, что он живет именно в западном мире, как герой Мольера господин Журден не подозревал, что он говорит прозой.
Современный Журден так и остался потребителем, которому в привычной для него иждивенческой парадигме все, особенно государство, должны.
Но так и не стал гражданином и налогоплательщиком, которому хотя бы в малой степени интересно, куда же идут налоги, если в федеральном бюджете расходные суммы на секретные статьи занимают долю в примерно 3% ВВП.
Потребитель грезит о жизни в стране, которая находится на пути, как выражался в одной из своих работ Фрэнсис Фукуяма, «getting to Denmark» – к качеству жизни, как в Дании. Если бы кто-то задал вопрос среднему массовому человеку – «Вы что, хотите как в Дании?» – он бы ответил решительное «да».
Но при этом среднему обывателю хочется одновременно жить внутри модели Make Russia Great Again, «Не смешите мои искандеры» и «Можем повторить». А так не получается. Тут ведь как: или «Жизнь как в Дании», или «Можем повторить».
Отсюда, из этой неразрешимой дилеммы, вечная «беззападность» России и среднего российского массового человека. Это смешение чувства превосходства («духовность», «зато мы делаем ракеты») и комплекса неполноценности по отношению к Западу.
Отчего Запад и его ценности становятся еще более ненавидимыми, а средний обыватель начинает за каждым углом искать иностранное влияние и выдавливать из себя по капле иностранного агента, что не очень получается – достаточно посмотреть на лейблы на нижнем белье, верхней одежде и заглянуть в меню среднего ресторана.
Сегодняшние рассуждения о «кризисе либерализма» ничем не отличаются от советских штампов о «загнивающем Западе», про который в те же годы добавляли: «Зато как пахнет».
В контекстеЗабронзовевший подполковник После смерти Ельцина, последовавшей в апреле 2007 года, Путин, уже не стесняясь, стал давить остатки демократии в России и проводить агрессивную и антизападную внешнюю политику, направленную прежде всего на превращение всех постсоветских государств в послушных российских сателлитов.
У элит лозунг «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» сменился никем уже не скрываемой великой целью «Управлять как Сталин, жить как Абрамович».
И что характерно – пока получается. Средний же обыватель, пусть он и несколько растерян в связи с многолетним снижением реальных располагаемых доходов, по-прежнему находится в плену формулы «Никогда мы так плохо не жили, как при Обаме», хотя Обамы с нами давно уже нет, а слабые макроэкономические показатели все труднее объяснять проникновением во все поры нашего общества губительных ценностей ЛГБТ и прочих вредных западных изобретений, направленных на то, чтобы уязвить нацию Толстого, Достоевского и Сталина.
Продвинутым московским слоям, не падающим в своих расходах ниже «Кофемании», патриотически настроенным и ставшим адептами собянинского просвещенного авторитаризма, но при этом имеющим ВНЖ в странах пребывания вероятного противника, приходится нешуточным образом тосковать по выдуманной ими (см. манифест режиссера Богомолова) старой Европе, не тронутой дурацкими правами человека и волнами миграции из третьего мира.
Власть наша в не меньшей степени «западноцентрична». Как доказать, что ты патриот? Только в борьбе с Западом, не в битве же за благополучие собственного населения.
Кто мешает плохому танцору «Русской», как, впрочем, и танцующему дервишу? Запад! Кто плетет заговоры? Запад.
И споры, вечные споры о судьбе России, нашей духовности и закате Запада вместе с присущим ему либерализмом продолжаются. Дискуссии эти ничем, то есть вообще ничем не отличаются от разговоров пятерых русских, изображенных в знаменитом эссе Владимира Соловьева (не телеведущего!). «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1900 год), где с точки зрения модерна выступает некий «Политик», а со стороны традиции – «Генерал».
И хотя прошло уже более века, аргументы спорящих схожи, потому что, в сущности, речь идет о постоянном процессе противостояния модернизации и архаики в российском обществе и государстве.
Проблема та же, что и во времена Екатерины Великой, – не надо думать, что власть российская рассуждает и ведет себя как-то иначе. Это проблема называется «дилемма деспотического реформатора» (правда, о реформах на нынешнем этапе развития речи уже не идет).
Дилемма эта описана прекрасным образом еще великим реформатором начала XIX века Михаилом Сперанским: «Какое, впрочем, противоречие: желать наук, коммерции и промышленности и не допускать самых естественных их последствий, желать, чтобы разум был свободен, а воля в цепях... чтобы народ обогащался и не пользовался бы лучшими плодами своего обогащения – свободою».
Так что неча на Запад пенять, если аргументы в пользу собственного отставания как политики приводятся одни и те же, столетиями.
Если никак наши элиты не могут смириться с тем, что модернизация (да и просто нормализация страны) – это вестернизация.
И пока понимание этого не придет, русские люди на rendez-vous с соблазнами нормального развития, противоречащего нашему «величию» и «тысячелетней истории», обречены на бесконечные разговоры о своей «беззападности», которые, по замечанию Владимира Соловьева (снова не телеведущего!), ведутся «в саду одной из тех вилл, что теснясь у подножия Альп, глядятся в лазурную глубину Средиземного моря». Замечено более 120 лет тому назад.
Какой же русский не любит средиземноморские виллы? Вот Европа уже признает наш «Спутник», тогда и вдоволь наговоримся на ее просторах о «закате Запада».
* * *
Андрей Колесников
- руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги
«Газета.Ru»