Почему в мире исчезает запрос на журналистику
Отечественные журналисты и политики высмеяли тенденциозное объявление The New York Times о найме корреспондента для работы в России.
И для смеха были все основания — как и для того, чтобы посокрушаться, задуматься и, в конце концов, взглянуть на себя в зеркало
Сидите дома
В контекстеОткрытое письмо об увольнении из «The New York Times» В прессе появился новый консенсус, особенно в этой газете, о том, что истина это не процесс коллективного открытия, а уже открытая ортодоксия, которая известна немногим посвященным, чья работа заключается в просвещении всех остальных.
Еще недавно казалось, что американская журналистика пробила последнее дно.
Почти все СМИ в США синхронно поддерживали Джозефа Байдена во время президентской кампании — и не просто поддерживали, а включали ради этого инструменты цензуры и выключали принципы объективности.
Например, мешали распространению информации о скандалах, связанных с сыном Байдена, а также признали победу своего кандидата до признания оппонентом своего поражения, решения суда и/или голосования выборщиков.
Однако то еще было не дно — СМИ все-таки не дошли до того, чтобы открыто признавать факт необъективного освещения. На этот уровень они упали примерно неделю назад.
Именно тогда ведущая американская газета The New York Times разместила объявление о том, что она ищет журналиста на «легендарную вакансию» — должность российского корреспондента.
И прямо сразу в вакансии указала, о чем сотруднику нужно будет писать: «Путинская Россия направляет боевые отряды, вооруженные нервно-паралитическими веществами, против своих врагов, последним из которых являлся лидер оппозиции Алексей Навальный. Ее киберагенты сеют хаос и раздор на Западе, чтобы опорочить его демократические системы и продвинуть при этом свою фальшивую версию демократии. Она использует частных военных подрядчиков по всему миру для тайного распространения своего влияния. Ее больницы быстро заполняются пациентами с коронавирусной инфекцией, в то время как ее президент прячется на своей вилле».
Далее по тексту идут новые установки: «Нам нужен человек, способный пересекать 11 часовых поясов и следить за населением, которое все больше разочаровывается в разрушенной коррупцией экономике, кумовстве и чрезмерной зависимости от природных ресурсов».
В контекстеПисатели и ученые написали открытое письмо в защиту свободы слова Авторы обращения, приветствуя движение за гражданские права, выразили свою обеспокоенность по поводу того, что оно может породить и уже порождает новые примеры цензуры и самоцензуры.
Никто, конечно, не говорит, что части этих проблем нет. Население действительно разочаровывается в экономике, разрушенной коррупцией, а также во властях, не способных (или не желающих) исправлять ситуацию.
Однако, во-первых, в ряде обозначенных моментов есть несколько «но» — акцентов, которые газета намеренно упускает и писать о которых, естественно, не будет.
Да, российские власти используют ЧВК для распространения своего влияния (в Сирии, Ливии и других африканских странах), однако в этом благородном деле они являются лишь учениками самих американцев, давно и регулярно использующих ЧВК во внешней политике.
Российские больницы заполняются больными, тогда как президент прячется на вилле, но ведь так же поступает их кумир Джозеф Байден, который даже отказался от ведения нормальной предвыборной кампании.
Что же до «отравления Навального» или «сеющих хаос киберагентов», то возникает вопрос: а зачем вообще для этого нужен журналист, специализирующийся по России? Видимо, не нужен, именно поэтому в списке требуемых навыков «свободное владение русским языком» обозначено не как обязательное, а как предпочтительное.
Корреспонденту The New York Times в нашей стране русский вообще не нужен, ведь те, кто будет давать ему комментарии по указанным темам с обозначенными акцентами, свободно владеют английским — в том числе и потому, что учились за рубежом на иностранных грантах.
Более того, ему не нужно даже выезжать из комфортной Москвы в другие часовые пояса — комментаторов всегда можно найти внутри Бульварного кольца, где они за бокалом вина создают «Другую Россию».
Вопрос, по сути, лишь один: зачем вообще тратиться на корпункт в Москве, когда все это можно писать из Нью-Йорка?
Там и комментаторов можно найти — Гарри Каспаров и другие политэмигранты с радостью расскажут о своем видении России, представив его как объективную реальность.
Сказки приятнее
В контекстеСтатья не прошла цензуру Дуайт Эйзенхауэр, Джон Кеннеди и Линдон Джонсон призывали на помощь военных для разгона толп, которые выступали против отмены расовой сегрегации. А в 1992 году президент Джордж Буш приказал армии обеспечить защиту Лос-Анджелеса.
Можно, конечно, и дальше зубоскалить по поводу редакционной политики The New York Times — однако следует помнить, что она не является какой-то уникальной чертой именно американской журналистики. Российские коллеги усиленно перенимают опыт.
Нужно признать: в мире нет запроса на честную журналистику. Есть запрос исключительно на точку зрения, для которой нужны не факты, а эмоциональная и уверенная подача.
Неудивительно, что самые популярные медиаперсоны России — что со стороны оппозиции, что со стороны власти — занимаются «продажей» обществу эмоций и взглядов, а не объективной информации о происходящем в мире. Взглядов, под которые уже набирается нужная фактура — иногда весьма сомнительного, а иногда и абсолютно недопустимого качества.
Так, например, российские СМИ, пытающиеся защищать подход Александра Лукашенко к подавлению протестов в Белоруссии, нередко цитируют близкого к АП белорусского лидера политолога Петра Петровского, а это недопустимо для любого адекватного журналиста. Не потому, что господин Петровский ангажирован, а потому, что он был пойман на целенаправленном вбрасывании фейка о задержанных в Минске сотрудниках ГРУ.
Использование такого источника дискредитировало бы любой текст — если, конечно, его автору была бы важна объективность.
Никто не говорит, что журналистика должна быть формалистско-объективной — это качество в ней отмирает. Статьи, написанные по принципу «новость, одно мнение “за” и одно “против”», никому особо не интересны.
Страдающий нехваткой времени и аналитического мышления читатель хочет, чтобы ему клали в рот уже готовую информацию — обработанную, с точкой зрения и выводами.
Это подталкивает издания к тому, чтобы заниматься не подачей информации, а фактически «продажей» своей точки зрения. Тем, что называется пропагандой.
В контекстеЭтот мир – придуман. Не нами… Эта пишущая братия уже давно потеряла способность честно отражать действительность. Идеологические шоры вообще имеют неприятное свойство прирастать к лицу: без идеологии работать они уже не могут, а с идеологией они тем более никому не нужны.
Но это полбеды. Когда я рассказываю своим студентам об инструментах пропаганды и принципах ее работы, то пытаюсь внушить им, что главной ошибкой авторов является ложь относительно фактуры. Журналист волен интерпретировать факт как угодно, подавать его с любой точки зрения (например, расписывать санкции Запада как удар или же благо для российской экономики), однако он не имеет права писать вместо основополагающего факта выдуманный.
Это разрушает всю логическую конструкцию аналитики / пропаганды в глазах человека, считающего фейк фейком, и резко сужает аудиторию, которой этот текст можно «продать».
Именно поэтому пресловутое «отравление Навального нервно-паралитическим веществом» или «российские киберагенты» «зашли» исключительно тому узкому сегменту россиян, которые верят в эти фейки, тогда как темы ЧВК, экономических проблем или коррупции читаются значительно большим количеством людей.
Именно поэтому фейк-новости о Западе, основанные на точке зрения какого-нибудь местного маргинала, не интересны в Европе или США.
По сути, тиражирующие фейки СМИ превращаются из четвертой власти и общемирового института по укреплению глобализации в инструменты конструирования сектантского сознания. В сказочников, которые пытаются создать и укрепить в умах читателей мифический образ оппонентов.
Как следствие, великая The New York Times по уровню контента и его подачи опускается до обычного необразованного блогера.
Может, в таком случае ей пора закрываться и не позорить бренд, просуществовавший почти полтора века?
* * *
Геворг Мирзаян
- доцент департамента политологии Финансового университета
«Сноб»