Антисемитизм: евреи не обязательны
Недавняя откровенность израильского и. о. министра иностранных дел Исраэля Каца вызвала серьезный международный скандал. Он процитировал покойного премьер-министра Ицхака Шамира: «Поляки всасывают антисемитизм с молоком своих матерей».
Нарушение дипломатического этикета вышло особенно резонансным, поскольку буквально за несколько дней до того Варшава принимала международную конференцию по мирному урегулированию на Ближнем Востоке.
Прим. «Наутилуса»:
Скандал начался с того, что израильскому премьеру Б.Нетаниягу на пресс-конференции в Варшаве израильский журналист из оппозиционной, ультра-левой газеты «Haarez» задал провокационный вопрос относительно польского пресловутого закона «О национальной памяти».
Несмотря на то, что ответ Нетаниягу был черезвычайно осторожным, и давал явный посыл о том, что «ничего страшного не произошло», и мы вполне можем продолжать «плодотворное сотрудничество», польскому МИДу потребовалось вызвать «на ковёр» «для разъяснений» израильского посла, Анну Азари, да ещё в субботу (Азари - религиозная женщина, жена раввина), что нельзя охарактеризовать иначе, как двойное умышленное оскорбление.
В свете вышесказанного ответ И.Каца не выглядит неудачным - скорее это была очень сдержанная реакция.
В контекстеАнтисемитизм без евреев После войны, когда немцев уже изгнали, поляки устраивали еврейские погромы уже по собственной инициативе. И польские евреи, уцелевшие в нацистских концлагерях, не захотели, не смогли вернуться в родные места. В послевоенной Польше осталось совсем немного евреев. И они раздражали.
Нельзя сказать, что эта конференция дала какой-либо позитивный практический результат, но, по сути, была очень антииранской, что Тель-Авиву не могло не понравиться. Так что серьезных претензий к польской стороне у израильтян точно быть не могло.
Разве что из-за того, что Варшава твердо уверена: до настоящего мирного урегулирования вопрос о признании Иерусалима столицей еврейского государства преждевременен и переносить туда из Тель-Авива посольство, как это сделали США, не стоит.
Неудачная фраза Каца вновь оживила обсуждение вопроса взаимоотношений двух народов, веками бок о бок живших на территории польского государства. После Холокоста, а затем и миграции многих уцелевших евреев в Израиль численность евреев в Польше серьезно сократилась и сейчас составляет менее 10 тысяч человек (хотя по некоторым подсчетам их там до 100 тысяч человек).
События XX века привели еще и к тому, что польское еврейское меньшинство во многом лишилось своей религиозной культуры, вступало в смешанные браки, утеряло идиш как язык общения и в целом натурализовалось.
Характерным примером здесь может служить польский премьер-министр Матеуш Моравецкий – наполовину еврей, что в свое время было вопросом, очень обсуждаемым в польском обществе.
В одной из статей, кстати, вполне хвалебной, представлявшей его публике вскоре после того, как он занял кресло вице-премьера, Моравецкого назвали «банкиром с польской душой».
То есть душа, конечно, польская, и это явно большое достоинство для не вполне чистокровного поляка с еврейскими корнями.
Вообще, рассуждать об истоках польского антисемитизма достаточно сложно хотя бы потому, что на протяжении многих веков он не был ярко выражен в сравнении с остальной Европой, а еврейское меньшинство было очень представительным, составляя около десяти процентов населения.
Все изменилось в XIX веке, когда волна национализма и зачастую сопутствовавшей ему юдофобии накрыла практически всю Европу.
Почти везде антисемитизм был социально приемлемым явлением, но в Восточной Европе он приобрел насильственные формы.
Вначале волна погромов прокатилась по Венгрии во время революции 1848 года, а первый еврейский погром в Российской империи произошел в Варшаве в 1865 году, вскоре после подавления польского национально-освободительного восстания.
Специфика польской ситуации заключалась не только в отсутствии государственности, но и в том, что это был крупнейший на то время разделенный народ, очень чувствительный к вопросу сохранения собственной идентичности и готовый яростно отрицать чужую.
Мир космополитичной аристократии трещал по швам, и на смену ему приходила демократия, идея социальной консолидации и манипуляции общественным мнением.
В контекстеБез названия Польша озаботилась тем, что термины «польские лагеря смерти» или «польские концентрационные лагеря» - наносят непоправимую душевную травму всему польскому народу... Так что не напоминайте полякам об их посильном, сознательном и сладострастном участии в Холокосте.
После обретения Польшей независимости в 1918 году еврейский вопрос занимал особое место в национальной политике II Речи Посполитой. В целом польские политики были склонны мыслить в категориях ассимиляции меньшинств, но евреи отличались от проживавших на восточных окраинах украинцев, белорусов и русинов тем, что пребывали в центре общественной жизни страны, населяли крупные города, все большей популярностью в их среде пользовались идеи сионизма, а в Западной Европе и США у них имелись влиятельные заступники.
Польский лидер Юзеф Пилсудский был противником антисемитизма, но доступ евреев к государственной службе все же был закрыт, существовали квоты на ряд специальностей в высших учебных заведениях (как и отдельные лавки для евреев в лекционных залах), а партия эндеков во главе с идеологом польского национализма Романом Дмовским вела успешную антиеврейскую пропаганду.
В обществе, включая политические круги, была еще распространена идея «жидокоммунизма», представлявшая коммунизм как некий еврейский план порабощения мира.
К концу 1930‑х польские политики уже всерьез рассуждали о переселении евреев на Мадагаскар или в Латинскую Америку.
Несомненное влияние на «раскрепощение» юдофобии в Польше оказал и пример нацистской Германии, который воспринимался как дальновидная позиция высококультурной европейской нации. Иными словами, накануне Второй мировой войны антисемитизм в Польше уже был неотъемлемой составляющей общественного дискурса.
К началу Второй мировой войны в Польше жили 3,3 млн евреев. К моменту ее завершения уцелели лишь 380 тыс. человек; 70% из них – те, кто бежал из страны в первые дни оккупации.
Нет ничего удивительного в том, что с приходом немецких нацистов в Польшу в 1939 году часть населения позитивно восприняла их логику решения еврейского вопроса. Так называемые шмальцовники (szmalcownik) выдавали оккупантам сограждан – спасаемых и спасавших. За выдачу евреев они получали стандартное вознаграждение, состоявшее из небольшой суммы денег, сахара, табака и ликера.
Однако наибольшую опасность представляли для укрывающихся не польские коллаборационисты и даже не немцы, которые поисками евреев не занимались, а украинские националисты.
Существует мнение, что в годы Второй мировой жертв среди евреев было меньше в тех странах, чьи власти занимали насколько можно твердую позицию, защищая своих сограждан. Зачастую в качестве примера приводится Дания – ее монарх Кристиан Х в 1942 году в синагоге произнес речь в защиту евреев, и даже еврейские беженцы из других стран не подвергались в этой стране притеснениям со стороны нацистов.
Однако сравнивать Польшу и Данию некорректно, поскольку в Польше не было ни институализированного коллаборационизма, ни государственных структур в период оккупации.
Еще один аспект проблемы – именно в Польше помощь евреям каралась наиболее жестко. Но в то же время именно поляки составили четверть всех «праведников народов мира» (это звание присваивается неевреям, спасавшим евреев во время холокоста) – больше, чем представители любой другой страны.
В контекстеВам ехать – или шашечки? Да, юдофобия, в том числе не в последнюю очередь польская, была одной из причин Холокоста, но куда более весомой причиной была наша беззащитность, физическая невозможность оказать достаточное сопротивление.
Казалось бы, после окончания войны должны были кануть в прошлое и гонения на евреев в Польше. Но реальность оказалась гораздо печальнее – отдельные нападения и массовые погромы, сотни жертв и призывы «завершить работу Гитлера».
Всего в первые послевоенные годы в Польше было до четверти миллиона вернувшихся или выживших евреев, но достаточно быстро они стали покидать страну, переезжая преимущественно в Палестину.
Многие поляки проводили аналогии между воссозданием Израиля и возрождением польской государственности и даже гордились успехами израильской армии. В ходу была шутка: «Опять наши евреи побили советских арабов».
Однако линия правительства направлялась совершенно другой логикой, и после Шестидневной войны 1967 года и студенческих волнений в Варшаве 1968‑го последовала антисионистская кампания в прессе, лишение евреев партийных билетов ПОРП (Польская объединенная рабочая партия) и возможности преподавать в школах и университетах.
Вскоре за этим последовал очередной массовый исход евреев из Польши. Добровольный выезд из Польши никогда не был таким сложным, как из СССР, поэтому отток еврейского населения и в последующие годы был то большим, то меньшим, но не прерывался никогда.
В современной Польше направить агрессию практически уже не на кого, найти повод для того, чтобы обосновать антисемитские воззрения, достаточно сложно, а типичные для XIX–XX веков истории о ритуальных убийствах христианских детей теперь лишь заставят подозревать безумие у тех, кто их распространяет.
При этом находиться еврею в Польше сегодня гораздо безопаснее, чем в любой из западноевропейских стран с большой долей мусульманских мигрантов и хуже работающими силами правопорядка.
Однако антисемитизм есть. Очень редко он выражается в нацистских граффити на синагогах, ненасильственных, но оскорбительных нападках скинхедов на еврейских ортодоксов, а также в шутках, бытовых разговорах и восприятии.
Все это можно назвать своего рода частью культурного кода и можно сказать, что действительно воспринято с молоком матери.
Эти слова сейчас гораздо более верны, чем пятьдесят или сто лет назад, потому что польский антисемитизм, по сути, стал историческим, мало отличающимся от польской русофобии, украинофобии и германофобии.
* * *
Дмитрий Офицеров-Бельский
«Профиль»