Как персонализация меняет политику
Идеи вытесняются из центра общественного внимания персонами политиков во многих странах мира. Как правило, это происходит тогда, когда в обществе налицо либо идеологический вакуум, либо идеологический консенсус.
Одной из самых заметных тенденций последних десятилетий в мировой политике является резкое увеличение числа так называемых персоналистских режимов. Сравнение стилей управления Владимира Путина, Реджепа Эрдогана и Си Цзиньпина давно стали общим местом, однако менее обращают внимание на то, что персонализация политического процесса происходит и во многих странах с устоявшейся демократией.
ТВ и праймериз
В контекстеСи без конца Си Цзиньпин одержим идеей, что Китай находится в глубоком кризисе и что для спасения страны ей сейчас нужна сильная рука. При этом он не отрицает значение партии и вообще институтов. Просто весь партийный и властный механизм надо пересобрать заново, а это не под силу коллективному тянитолкаю в виде Политбюро...
Пожалуй, наиболее ярким примером в этом смысле является Израиль. Задуманный как парламентская республика, в которой члены кнессета избираются не в одномандатных округах, а по партийным спискам, он должен был стать образцом системы, где в центре политического процесса находятся не кандидаты, а партии.
Идущие сейчас в стране процессы уменьшения партийного влияния и усиления роли личности бросают вызов самой логике такой системы.
Израильские СМИ со все возрастающей интенсивностью используют в качестве главных ньюсмейкеров не институты вроде партий, а личности. Данные контент-анализа свидетельствуют, что смещение акцентов идет практически с самого начала существования государства, просто поначалу процесс шел медленно и незаметно.
Существенный рывок произошел в конце 1970-х — начале 1980-х. Важной причиной, по всей видимости, послужило внедрение института теледебатов, которые впервые прошли в стране в 1977 году.
Сейчас дебаты, по сути, являются главным событием кампании и акцентируют внимание публики именно на конкретных персонах.
Сама визуальная природа телевидения не терпит абстракций вроде партий и идеологий, концентрируя внимание зрителя на объекте, находящемся в кадре. Исследователи, изучавшие привычки американской телеаудитории, еще в 1970-е годы заметили, что чем больше человек смотрит телевизор, тем меньше он склонен обращать внимание на партийную принадлежность кандидатов.
Следующей важной причиной персонализации политического процесса израильские эксперты называют массовое распространение механизма предварительного партийного голосования. Используя праймериз, политики получили возможность обходить традиционные механизмы продвижения во внутрипартийной иерархии с помощью личной харизмы и апелляции к массам.
Первое же внутрипартийное голосование, проведенное в 1992 году Лейбористской партией, привело к победе Ицхака Рабина, который, вдохновившись поддержкой избирателя, сразу поставил себя в центр повестки.
На основные выборы его список шел под официальным названием «Лейбористы, возглавляемые Рабином» и под лозунгом «Израиль ждет Рабина».
Здесь есть очевидные параллели с США, где механизм праймериз, собственно, и был изобретен. Эксперты, изучавшие персонализацию политического процесса, характерную для американской политики середины ХХ века, тоже говорят о предварительном партийном голосовании как об одном из ключевых факторов, к этой персонализации приведших.
Перес и Нетаньяху
В контекстеСултан или президент Принятое на том референдуме решение – а именно значительное расширение президентских полномочий – вступает в силу как раз после нынешних выборов. Поэтому их дату турецкий президент приближал, как мог.
Наглядным примером того, как выглядит политический процесс с акцентами, смещенными с партий на их лидеров, стала парламентская избирательная кампания 1996 года. Она проходила сразу после серии крупных терактов, которые и сформировали повестку.
Главным объектом атаки со стороны блока «Ликуд» стал не их традиционный соперник — партия лейбористов, а ее председатель Шимон Перес.
Именно он, а не возглавляемая им структура изображался главным «голубем» израильской политики. В течение трех недель перед днем голосования избирателя беспрерывно бомбили роликом с обгоревшими трупами и слоганом: «Ни мира, ни безопасности — никаких причин голосовать за Переса».
По воспоминаниям политконсультантов, работавших на тех выборах, главной целью стратегии «Ликуда» стало превращение кампании в схватку двух личностей — Нетаньяху и Переса. Лейбористы же работали по старинке — в их исполнении все смотрелось как битва идеологий.
В ходе дебатов Нетаньяху лично обратился к сопернику 34 раза, Перес не сделал этого ни разу и проиграл, хотя к моменту начала кампании считался фаворитом.
Самым интересным в тех выборах было то, что они стали первыми в рамках новой избирательной системы: жители страны получили в тот раз право голосовать не только за партийные списки, как раньше, но и напрямую за кандидатуру премьер-министра. Лидер «Ликуда» Нетаньяху тогда выиграл, а вот партия его проиграла.
Избиратели, проголосовавшие за главу парторганизации, отказались поддержать ее саму, подтвердив тем самым, что вождь в их глазах уже не является функцией структуры, которой он руководит.
Если в 1996 году Нетаньяху оказался главным бенефициаром процесса персонализации израильской политики, то на последних парламентских выборах в 2015 году едва не пал его жертвой.
Соперники сосредоточили свою критику именно на его персоне, запустив мощную кампанию под лозунгом «Кто угодно, кроме Нетаньяху».
В рамках ее полевой составляющей было задействовано 10 тыс. волонтеров. Спасло премьера только то, что руководить работой его оппонентов был приглашен один из главных стратегов Барака Обамы и израильские избиратели сочли происходящее недопустимым иностранным вмешательством в свои внутренние дела.
Помимо медиа тенденция к персонализации заметна и в поведении самих израильских политиков. Если раньше законопроекты они разрабатывали и вносили коллегиально — от имени фракций, то теперь предпочитают делать это самостоятельно.
В промежутке между 11-м (1984–1988 годы) и 15-м (1999–2003 годы) созывом израильского парламента доля индивидуально вносимых законопроектов выросла с 16 до 60%.
Голосование за идею
В контекстеНемного хороших новостей Есть мейнстримные праволибералы или либералы с небольшими консервативными заморочками (Пиньера, Кучинский-Вискарра, Макри), и вот стали появляться реально правые антикоммунисты, с сильным консервативным аттитюдом и чуть не либертарианскими взглядами. Это чилиец Каст, бразилец Болсонару, перуанка Кейко Фухимори...
В США между тем в последние десятилетия наблюдается движение в обратную сторону. Если до 1980-х годов персонализация политического процесса неизменно усиливалась, то затем тренд изменился и роль личностных характеристик в глазах избирателя начала снижаться.
Исследования массивов, в течение 60 лет собираемых в рамках проекта American National Election Studies, показали, что если изначально 80% избирателей использовали личные характеристики для описания своих мотивов выбора того или иного кандидата, то сейчас эта доля снизилась до 60%.
Избиратель все чаще обращает внимание не на имидж политика, а на его партийную принадлежность и идеологические пристрастия.
Однако, как и в Израиле, ничего хорошего в происходящих переменах наблюдатели не видят: СМИ заполнены стенаниями по поводу углубляющихся расколов и растущей поляризации социума.
Глядя на столь разнонаправленные тенденции, можно предположить, что персонализация — процесс нелинейный. Скорее всего, она носит волнообразный характер. В такие моменты истории, которые мы называем поворотными, роль личности оказывается вторичной. Все решают идеи.
Самым понятным для россиян примером здесь станет президентская кампания 1996 года, в ходе которой избиратель выбирал не столько между Борисом Ельциным и Геннадием Зюгановым, сколько между возвращением в советское прошлое и движением в будущее.
Похожим примером является кампания 1979 года в Великобритании. Консерваторы тогда победили лейбористов, обратив наконец вспять длившийся до того более 30 лет «левый марш».
Глава проигравшей партии Джеймс Кэллаган при этом был намного популярнее лидера победителей Маргарет Тэтчер: за четыре дня до голосования отрыв составлял рекордные 24%.
Это не помогло ему удержать власть, потому что вопрос в тот момент был не в личностях: в стране поднималась распространившаяся затем по всему миру великая консервативная волна, последствия которой мы ощущаем до сих пор.
А вот в 1997 году, когда лейбористы сумели вернуть себе власть, все было ровно наоборот: они победили в значительной степени благодаря тому, что личная харизма их молодого лидера Тони Блэра намного превосходила популярность надоевшего вождя консерваторов Джона Мейджора.
Этот факт имел решающее значение просто потому, что никаких идеологических битв тогда не было: лейбористы сильно сдвинулись в сторону центра, отменив даже знаменитый четвертый пункт своего устава, требовавший введения общественной собственности на средства производства.
Идеология ушла на задний план, оставив в свете софитов личности вождей.
Циклы истории
В контексте(Д)егенераты против (Р)азгильдяев Трамп-консерватор в своей речи на Генеральной Ассамблее ООН напомнил всем и Рейгана, и Черчилля, и Тэтчер. Его слова: «Проблема Венесуэлы заключается не в том, что социализм там построен плохо, а в том, что социализм там построен весьма добросовестно» - войдут в учебники истории.
Собственно, той же логикой можно объяснить резкий взлет числа персоналистических режимов. Коммунистический коллапс конца 1980-х привел к образованию идеологического вакуума и росту числа лидеров, которые использовали в качестве центрального элемента создаваемых ими политических режимов не столько глобальные идеи, сколько личную харизму.
Применительно к России можно предположить, что замены нынешнего глубоко персонализированного дискурса на более идеологизированный в ближайшие годы не произойдет.
Как свидетельствуют данные социологических исследований, никакого спроса на альтернативы нынешнему курсу с точки зрения его содержания общество пока не предъявляет.
Однако, если будет происходить дальнейшее снижение уровня жизни, рано или поздно это может привести к ситуации, подобной той, что сложилась в стране во второй половине 1980-х.
Консолидация вокруг власти ослабеет, и массовый избиратель всерьез задумается, почему он так плохо живет.
Тогда мы вновь окажемся в ситуации, когда голосовать на выборах люди будут не за личности, а за идеологии.
* * *
Аббас Галлямов
«РБК»