Зеленский за неделю до встречи в Париже с Путиным, Макроном и Меркель посылает противоречивые сигналы. Ругая Порошенко, он высказывает порошенковские идеи
После нескольких лет отсутствия дипломатических подвижек и провала Минских соглашений 2015 года лидеры Украины и России встретятся 9 декабря на саммите в Париже в присутствии президента Франции Эммануэля Макрона и канцлера Германии Ангелы Меркель. Задача — создать необходимые условия для прекращения конфликта, в котором сошлись на востоке страны поддерживаемые Россией сепаратисты и украинская армия.
Президент Украины Владимир Зеленский — бывший актер сатирического сериала об украинской политике. В апреле его избрали с обещанием положить конец войне, которая унесла с 2014 года жизни более 13 000 человек (в том числе 3 300 мирных жителей).
Менее чем за десять дней до встречи глава государства принял в президентском дворце в Киеве журналистов «Монд», американского издания «Тайм», немецкого журнала «Шпигель» и польской «Газета Выборча».
«Монд»: После трех лет отсутствия дипломатических подвижек с Россией чего вы ждете от саммита, который пройдет в Париже 9 декабря?
Владимир Зеленский: Само по себе проведение этой встречи уже является победой. Тем не менее настоящего успеха мы сможем добиться только тогда, когда дипломатия перехватит инициативу у оружия.
Наш приоритет в том, чтобы спасать жизни. Кроме того, мы надеемся договориться с Россией о новом обмене пленными, на этот раз более масштабном. Мы сможем обсудить график и детали. Тем не менее цель в том, чтобы прийти к общему освобождению всех украинских заключенных [они рассматриваются как политзаключенные].
Второй и очень деликатный вопрос касается прекращения огня. Эта тема была приоритетной в предыдущих Минских соглашениях. С 2015 года интенсивность обстрелов действительно сократилась, как и число жертв, но все еще не окончено. Нам нужно настоящее прекращение огня.
— Обсуждается вопрос проведения выборов на оккупированных сепаратистами территориях на востоке Украины. На каких условиях?
— Если у нас получится договориться по двум первым пунктам, которые я упомянул, можно будет говорить о выборах. Но для этого необходимо добиться полного разоружения, отвода всех вооруженных групп и полного исчезновения оружия. Более миллиона человек уехали из Донбасса, чтобы спастись от стрельбы. У них тоже должна быть возможность вернуться и проголосовать. Именно этого хотим мы, украинцы. Если мы дойдем до этого момента в обсуждении, то почувствуем, что Россия тоже хочет мира.
— Контроль на границе с Россией является предварительным условием проведения выборов?
— Без сомнения, это самый деликатный вопрос. Текст Минских соглашений 2015 года предполагает пограничный контроль после выборов. Я не согласен с такой последовательностью событий. Такова позиция украинцев. И мы будем жестко отстаивать ее. Речь идет о нашей стране, нашей земле, нашем народе.
— Некоторые устроили демонстрации в Киеве и опасаются, что мир может поставить под угрозу украинский суверенитет…
— Одни хотят землю, другие готовы принять мир любой ценой, третьи выступают за сохранение статус-кво. Как бы то ни было, все или, по крайней мере, большинство, едины в одном: нужно остановить войну и смерть.
— А если вы ничего не добьетесь в Париже?
— У нас забрали часть нашей земли. Но я не хочу вернуть Донбасс силой. Некоторые на Украине, судя по всему, готовы на это, но какой будет цена? Старая власть вновь разожгла гнев демонстрантов. Они хотят отправиться туда с винтовками в руках? Я не поддерживаю военное решение. Если моя позиция не нравится обществу, мое место займет другой лидер. Но для меня о таком решении не может быть и речи.
— Каковы ваши отношения с Владимиром Путиным?
— У нас было три телефонных разговора. Это дало результаты. По итогам сентябрьского обмена мы получили обратно наших моряков и политзаключенных. Я считаю это победой.
— Вы верите Путину?
— Я никому не верю. Политика — не такая точная наука, как математика. Речь не о том, чтобы решить уравнение с одним или несколькими неизвестными. В политике есть только неизвестные. И каждый отстаивает собственные интересы.
— Какую роль могли бы сыграть США в нынешних переговорах?
— У США есть прямые отношения с Россией. У них есть влияние в Европе. Думаю, Дональд Трамп может поговорить с Владимиром Путиным, чтобы эта трагедия закончилась. Думаю, он уже говорит с ним.
— Дипломатический советник Дональда Трампа Курт Волкер был вынужден уйти со своей должности после начала процедуры импичмента в отношении президента США из-за его телефонного разговора с вами 25 июля…
— Я видел, что Волкер отстаивал наши позиции, хотя большая часть его деятельности пришлась на тот момент, когда я не был президентом. Что касается всего остального, мне не хочется, чтобы Украина была полем, на котором ведущие мировые игроки ведут шахматные партии. Нас должны рассматривать не как объект, а как субъект. Не может быть договоренностей за нашей спиной. Мне хочется верить в это. США всегда были лицом демократии.
— Касательно этого телефонного разговора, когда вы уловили связь между американской военной помощью и требованием Дональда Трампа начать следствие в отношении Хантера Байдена, сына его соперника от демократов Джо Байдена на президентских выборах 2020 года?
— Мы не говорили ни о каком обмене по типу «ты мне, я тебе». Такая беседа у нас была с президентом России, когда мы обменялись пленными. И она может быть у меня с Европой, если они скажут: «Выполните такие-то условия, чтобы вступить в ЕС». Украина находится в Европе и может быть частью ЕС. Мы этого хотим. Здесь вполне может быть взаимовыгодный обмен.
— После начала процедуры импичмента Трампа, у Украины сложился образ коррумпированной страны…
— Когда США говорят, они посылают сигнал всему остальному миру, МВФ, Всемирному банку, ЕБРР. То есть, когда США говорят, что «Украина — коррумпированная страна», это очень плохой сигнал. Все, инвесторы, банки, американские и европейские предприятия говорят себе: «Не будем инвестировать, уходим!» Для нас все это очень сложно. Да, коррупция существует, но мы избавляемся от этой напасти. Во время встречи с Дональдом Трампом я пригласил его к нам, чтобы он смог увидеть, кто мы на самом деле. Мне кажется, что он услышал меня.
— Эммануэль Макрон недавно заявил, что у НАТО наступила «смерть мозга», и что «Россия географически является частью Европы» и не представляет угрозы. Что вы об этом думаете?
— У Франции особые отношения с НАТО, она на время выходила из организации. Нам же трудно давать какие-либо комментарии по этому поводу, поскольку мы не входим в организацию, хотя и стремимся выполнить все стандарты, чтобы вступить в нее. Что касается России, возможно, что отношения Парижа и Москвы меняются. Как бы то ни было, я говорил с Эммануэлем Макроном. Он отстаивает суверенитет Украины.
Его фраза, возможно, нацелена на ослабление санкционной политики против России. Я понимаю, что санкции создают экономические проблемы для Франции и Германии. Но когда речь идет о жизни людей, экономические соображения не играют роли. Европейские лидеры гарантировали мне, что санкционная политика не претерпит изменений, пока мы не вернем нашу территорию, в том числе Крым.
— Кстати говоря, аннексированный Россией в 2014 году Крым, судя по всему, забыт на переговорах…
— Меня это тоже тревожит. Вопрос Крыма не поднимается ни на каких переговорах. Где и когда о нем будут говорить? Этот вопрос в тени вот уже шесть лет. Его не существует. Не исключено, что мы поднимем его на саммите в Париже. Это наша территория. И мы вернем ее. Возможно, для этих переговоров придется найти особый формат. США могли бы поучаствовать в них.
— Получили ли вы знаки поддержки со стороны Франции и Германии? Вы не опасаетесь, что окажетесь в одиночестве напротив Путина в Париже?
— Европейские партнеры обязаны поддержать нас. Я увижу это по первым 30 минутам встречи. Если этого не будет, я скажу об этом открыто. Мы пригласили послов Франции и Германии для наблюдения за ситуацией в Донбассе. Иногда говорят, что жители удерживаемых сепаратистами зон хотели бы принадлежать к России. Это неверно. Каждый человек может сам поехать туда, где хочет жить. Русский не может сказать об украинской территории: «Это моя земля». Это не так. Многие люди в Донбассе сбиты с толку. Нам нужно вернуть их.
— Другой вызывающий напряженность с Россией вопрос касается идущего в обход Украины газопровода «Северный поток — 2». Вы еще можете выступать против этого проекта?
— В этом вопросе у меня нет власти над европейскими лидерами. Я могу рассчитывать только на помощь США, которые поддерживают нас. Я поднимал вопрос энергетической безопасности Европы в одном из телефонных разговоров с Путиным.
Должен признаться, что меня беспокоит не только Европа, но и Украина. Транзит газа приносит нам 2,5-3 миллиарда долларов в год. Это существенно для нашей экономики, особенно в военное время. Кроме того, что бы ни говорили наши партнеры, этот вопрос касается не только экономики, но и политики. Мы надеемся подписать с Россией договор на транзит газа сроком на 10 лет. Мне бы хотелось отделить эту тему от Донбасса, но этот вопрос тоже может быть поднят на саммите в Париже.
* * *
Клер Гатинуа
«ИноСМИ»
«Le Monde»