Китайский тигр прыгнул
Объём торговли Китая со странами Пояса и Пути превысил $5 млрд. (Фото: NDTV) 🔗
Ровно пять лет назад председатель КНР Си Цзиньпин, выступая в Астане с программной речью о сотрудничестве Пекина со странами Центральной Азии, предложил создать Экономический пояс Шелкового пути.
С тех пор эта концепция пережила несколько ребрендингов и стала главной внешнеполитической инициативой товарища Си, а заодно удобным обозначением для любой зарубежной активности Китая.
В контекстеПакистан: новый шелковый путь Китай и Пакистан считают себя «братьями по оружию» и «друзьями на все времена» начиная с 1950-х годов, когда Пакистан стал первой мусульманской страной, разорвавшей отношения с Тайванем и признавшим Китайскую народную республику.
В итоге идея китайского Шелкового пути зажила многочисленными жизнями, которые уже не привязаны к каким-либо географическим маршрутам и не укладываются в скучные рамки экономики или внешней политики.
Что такое «Инициатива пояса и пути», как она после очередного ребрендинга именуется на китайском бюрократическом языке, – зависит исключительно от позиции говорящего.
Ведь ни сроков, ни сколь-либо четких направлений у Шелкового пути нет, а значит, под этот бренд можно подверстать что угодно.
Например, самому Си Цзиньпину Шелковый путь нужен прежде всего, чтобы рассказывать своей стране и всему миру о том, какой он успешный кормчий и как под его мудрым руководством корабль китайской мечты идет от победы к победе.
28 августа председатель собирал в Пекине специальное совещание, посвященное юбилею его идеи, и долго рассказывал о выдающихся достижениях: инвестициях $60 млрд в страны Шелкового пути, создании там 200 000 рабочих мест, увеличении объема торговли с ними до 5 трлн юаней ($734,3 млрд).
При желании, которое тут же проявили китайские официальные СМИ, эти результаты и правда можно счесть выдающимися, ведь никаких KPI у инициативы нет и по каким критериям оценивается принадлежность той или иной страны к Шелковому пути – понять непросто (например, абсолютные лидеры по привлечению китайских инвестиций, США и Австралия, в этот список не входят).
Товарищ Си далеко не единственный игрок в Китае, для кого податливый нарратив Шелкового пути оказался удобной упаковкой для своих целей. Так, для китайских регионов «Пояс и путь» – упаковка для выбивания субсидий и льготных кредитов из Пекина.
Для центрального правительства – возможность поддержать экспорт и занятость, чтобы сгладить для населения болезненный переход к более низким темпам роста экономики.
Для госкомпаний – способ выбить меры господдержки.
Для частного бизнеса – оправдание для вывода денег за рубеж в то время, пока власти активно борются с оттоком капитала.
Для мозговых центров – способ получить новые бюджеты на исследования (количество think tanks в Китае, в названии которых фигурирует «Пояс и путь», уже приближается к 200).
В контекстеЗачем Трамп лишает китайцев работы Сегодня Китай поставил мировое производство под свой контроль. А поскольку именно Америка является крупнейшим потребителем китайской продукции, то она во многом зависит от любых изменений на китайском рынке — от повышения налогов в КНР, до решений компартии Китая.
То же самое можно сказать и о внешнем для Китая мире. Для многих стран заявление о желании участвовать в Шелковом пути позволяет привлечь китайские деньги в проекты, которые могут подстегнуть темпы роста ВВП и стать источником рабочих мест, а с другой стороны – дать новую кормушку для местных элит.
Для других стран Шелковый путь стал олицетворением хищнической экспансии Китая.
Разумеется, вокруг Шелкового пути выросла и глобальная индустрия производства интерпретаций этой инициативы, и разной щедрости гранты на разгадывание «подлинных замыслов Пекина» до сих пор сыплются на экспертное сообщество.
Помимо частных мотивов в основе всеобщего увлечения Шелковым путем лежат два явления. Первое – мистическая вера в то, что в отличие от других держав у Китая есть стратегический план и уж если Пекин объявляет о какой-то инициативе, то у него обязательно есть долгосрочная и продуманная цель, к которой китайцы идут, просчитав каждый свой шаг на многие годы вперед.
Тот факт, что китайцы за пять лет несколько раз провели ребрендинг Шелкового пути, а также конкретные примеры провальных сделок с негативными последствиями для компаний из КНР (например, отказ от строительства железной дороги в Малайзии и порта в Шри-Ланке) объясняются не отсутствием стратегии, а тем, что китайцы в совершенстве владеют искусством маскировки (эти размышления отлично иллюстрируются цитатами из Сунь-цзы).
Второе явление – это объективный рост влияния КНР в мире, которое за последние 10 лет стало заметно везде, даже в России, где еще совсем недавно широкие массы элитариев и представителей среднего класса не сильно интересовались второй сверхдержавой мира, несмотря на протяженную границу и статус крупнейшего торгового партнера России.
Китайские инвестиции за рубеж росли двузначными темпами, китайские туристы начали штурмовать труднодоступные природные объекты и эксклюзивные курорты по всему миру, китайские военные стали появляться в весьма удаленных от КНР уголках мира, а
китайские компании начали производить собственную инновационную продукцию, все наглее пытаясь теснить глобальных лидеров.
Поэтому, когда Пекин впервые объявил о том, что у него есть план по развитию отношений с внешним миром, все поверили в серьезность этого плана и бросились как-то на него реагировать: ждать дождя дешевых китайских денег, бояться экономической экспансии, пытаться на нем навариться.
В контекстеОблагать или не облагать – вот в чем вопрос Что же предпринял Китай в отместку за поднятие Трампом тарифов на сталь? Китай вместо ожидаемого всеми экономистами из вашингтонского болота повышения тарифов на американские товары, решил уменьшить 25%-й тариф на автомобили...
Для России дискуссия о китайском Шелковом пути сыграла, пожалуй, неожиданно позитивную роль для осмысления отношений с нашим важнейшим соседом.
Эта дискуссия отражает причудливые зигзаги, которые переживало восприятие Китая федеральным центром за последние пять лет. В 2013 г., когда Си Цзиньпин выступал в Астане, непонятный Шелковый путь был воспринят как китайские попытки залезть в российскую сферу влияния в Центральной Азии, а потому – как угроза для России и для пестуемого Москвой проекта ЕАЭС.
После Крыма и санкций проект Шелкового пути, наоборот, стали воспринимать как еще один канал для получения китайских кредитов и инвестиций, в которые тогда многие поверили.
Наконец, после того как осязаемый эффект от сопряжения китайского проекта с ЕАЭС ограничился инвестициями Фонда Шелкового пути в «Ямал СПГ» и «Сибур», а также ростом транзита китайских грузов в Европу через территорию России, наступил период разочарования.
Из этого разочарования и родилось нынешнее на удивление трезвое восприятие «Пояса и пути», которое высказывают в России многие профильные чиновники, бизнесмены и эксперты в частных беседах (в официальных ситуациях даже здравым в оценках людям порой приходится громко славословить российско-китайскую дружбу и лично товарища Си с его проектом).
Консенсус сводится к тому, что Шелковый путь не представляет для России опасности, поскольку этот зонтичный бренд описывает любую китайскую активность за рубежом, но наша страна для Китая далеко не самый привлекательный экономический партнер.
Анализ рисков Шелкового пути ясно показал, что многие опасности, которые тормозили сотрудничество с КНР в прошлые годы (вроде неизбежной китайской экспансии на Дальнем Востоке или шансов России в долгосрочной конкуренции с Китаем за экономическое влияние в Центральной Азии), были надуманными.
А значит, чтобы действительно увеличить выгоды от сотрудничества с Китаем при минимальных рисках, не нужно ни бояться Шелкового пути, ни верить в его магические свойства, а нужно реформировать свою экономику и улучшать инвестиционный климат. И если улучшения не происходит, то не коварные китайцы тому виной.
* * *
Александр Габуев
- руководитель программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе» МЦ «Carnegie».
Московский центр «Carnegie»