Семен Новопрудский о том, как институт государства пытается отсрочить свою смерть
«Белый дом» - Дом Правительства РФ, Москва. (Фото: «Nautilus»)
…Но есть и хорошие новости. Китай разрешил семьям иметь третьего ребенка (а то население стареет, вдруг китайцев станет мало!) и начал тестировать цифровой юань с ограниченным сроком годности.
Чтобы государство могло выключать деньги в заранее означенный срок и таким образом вручную регулировать потребительский спрос.
Не истратил деньги вовремя – они бац, и сгорели. Зато можешь рожать третьего, так уж и быть. Партия и правительство не против.
В контекстеБиткойн как нарастающая энергетическая проблема: «Это грязная валюта» Один биткойн потребляет столько же электроэнергии, сколько европейская страна среднего размера, волнуются эксперты. Биткойн тратит «огромные ресурсы энергии» на субсидируемую налогоплательщиками электроэнергию. Но биткойн отделен от глобальной финансовой системы — и это самая привлекательная его черта.
Обе новости заслуживают того, чтобы к ним внимательнее отнеслись не только китайцы. Потому что сегодня в Китае – завтра везде. В Китае сделаны не только коронавирус и каждая третья пара обуви.
Китай – идеальная ролевая модель и главный испытательный полигон современного государства как такового. Государства, которое в буквальном смысле лезет к вам в постель, в кошелек, в любой ваш гаджет, в душу, а теперь еще и бесконечно влезает в вашу носоглотку (в Китае, правда, разработали, простите за подробности, анальный тест на модную болезнь – говорят, он якобы точнее).
Чтобы доказать, что без него, любимого государства, вы не проживете ни дня.
Между тем государство как форма организации жизни человеческих масс переживает, пожалуй, самые трудные времена за всю свою историю с момента возникновения в четвертом или третьем тысячелетии до нашей эры в Древнем Египте, Древней Индии и Месопотамии.
Главной причине появления государства – сделать так, чтобы добрые и милые люди не поубивали друг друга до последнего человека – или, говоря по-умному, монополии на насилие, ничего необычного не угрожает.
То есть вооруженные убийцы, бандиты, партизаны или «ополченцы», конечно, в разных странах были, есть и будут. Но главная угроза государству как институту точно кроется не в том, что оно лишается монополии на насилие. Пока вроде не лишается.
Два главных могильщика государства в том виде, в каком мы привыкли его видеть и в нем жить, – глобальная миграция и цифровая революция.
Впервые в истории человечества сотни миллионов людей – и это число постоянно увеличивается – могут работать не там, где живут. Или, наоборот, прямо там, где живут, а не в офисе. Никогда в истории человечества так много людей не меняли место жительства. Никогда не было столько апатридов и бипатридов – людей без гражданства и с двойным гражданством. Никогда столько людей не были налоговыми резидентами одной страны, имея гражданство другой.
Пословица «Где родился, там и пригодился» все меньше совпадает с реальной жизнью.
В контексте100 первых дней на пути к банкротству Америки Давно анонсированный законопроект Байдена по инфраструктуре – это многотриллионный и многолетний проект. Его результатом должна стать экономика, в которой основным работодателем в Америке будут не частные компании, а федеральное правительство.
Цифровая революция впервые в истории человечества наделила глобальными современными технологиями и одинаковыми гаджетами дикарей и самых просвещенных людей на планете. Впрочем, разница между первыми и вторыми, как показывают последние два года жизни человечества, не слишком велика. Но это еще полбеды.
Криптовалюты стали прямой угрозой второй важнейшей функции государства, после монопольного права на насилие – монополии на денежную эмиссию и контроль финансовых операций.
Добавьте к этому транснациональные корпорации, которые работают по всему миру, социальные сети, которые позволяют людям общаться в режиме реального времени, находясь за тридевять земель друг от друга, невероятные даже 50 или 100 лет назад возможности для путешествий (и, соответственно, для сравнения жизни в разных странах, что часто резко понижает градус патриотизма), всемирные символы масскульта, одинаково популярные и понятные в разных точках мира.
И картина для классического национального государства станет совсем безотрадной.
Для сотен миллионов людей на планете, а потом счет пойдет и на миллиарды, государство становится кем-то вроде дяденьки Степана Степановича – кузнеца, которого хочет взять с собой на сеновал героиня фильма Марка Захарова «Формула любви» после предложения «большой и чистой любви» от жгучего заезжего иностранца из свиты графа Калиостро.
Чтобы непременно добиться благословения для женитьбы, которая вовсе не входит в планы героя-любовника. И слышит в ответ: «А зачем нам кузнец? Нет, нам кузнец не нужен. Что я, лошадь, что ль?».
Вот и мы на сеновале как-нибудь сами разберемся…
По сути, государство стало чем-то вроде детских штанишек или свитера для подростка, который вырос и больше не способен в них влезть, как ни тужься и ни втягивай живот.
Главная проблема государства как института в том, что оно все более несоразмерно реальной повседневной жизни большого количества людей. Эта жизнь уже просто не вмещается в логику и границы национальных государств.
В каком-то смысле прямо сейчас мы присутствуем «при» и участвуем «в» новом глобальном эксперименте: попытке вдавить зубную пасту обратно в тюбик.
Зубная паста – это мы с вами. А тюбик – это государство, привычная, но, как выясняется, не обязательно вечная и окончательная упаковка жизни больших групп людей.
Кстати, семья, более мелкая ячейка общества, но вполне соприродная государству, тоже подвергается рекордно серьезным испытаниям. Люди все чаще обходятся без семейной жизни в привычном понимании – от сознательного отказа в заключении законных браков, до, напротив, регистрации браков или семейного сожительства между партнерами одного пола или не до конца ясных даже для самих их носителей гендеров.
Ровно поэтому прямо в законах некоторых государств семейным союзом начали называть исключительно «союз мужчины и женщины». Чтобы не перепутали. А то без силы писаного закона оно уже, похоже, не работает.
В контекстеХотим, чтоб как в Иране Вместо разделения полномочий между законодательной ветвью власти, с одной стороны, и судебной, с другой, мы получаем узурпацию законодательных полномочий радикальной идеологической группой, самостоятельно назначающей себе преемников, то есть никем не избираемой и никому не подконтрольной.
Государство все глобальные угрозы своему существованию просекло моментально. И – независимо от политического строя, обычаев, культурных кодов – повсеместно начало реагировать.
Еще два-три года назад центробанки ведущих экономических держав мира практически единодушно называли криптовалюты мошенническими пирамидами и собирались полностью запрещать их использование. А теперь столько же дружно начинают тестировать национальные цифровые валюты, чтобы не дай бог люди не начали массово сами производить электронные деньги на ноутбуках в собственных квартирах и домах, а потом расплачиваться этими деньгами.
Китай и тут впереди планеты всей: цифровые деньги с ограниченным сроком годности – сильная вещь, посильнее «Фауста» Гете.
А с каким упоением начальство в разных государствах сейчас изобретает новые ограничения на путешествия своих граждан в другие страны и на приезд к себе иностранцев под любыми надуманными предлогами – от пандемии, на которую теперь, кажется, можно списать любое самодурство, до актов воздушного терроризма! Вот где разгул чиновничьей фантазии в прикладных корыстных целях.
Вообще идея изоляции, принудительной остановки глобализации, разрушения транснациональных личных контактов и рабочих практик людей оказалась крайне выгодна именно государствам. Конечно, на длинном историческом горизонте попытки повернуть время вспять неизбежно заканчивались провалом.
Глобализация всегда развивалась волнами – с отливами и приливами. Но на коротких дистанциях – часто размером больше одной человеческой жизни – такие попытки вполне удавались. Взять хотя бы Советский Союз, пытавшийся изменить и обмануть саму природу человека.
Чтобы уцелеть, государствам придется искать сложный баланс между национальным и транснациональным.
Между естественным желанием человека пользоваться всеми технологическими и финансовыми преимуществами современного мира, чтобы жить свою единственную и неповторимую жизнь там, где они хотят, и не менее понятным намерением государств сохранить жесткую зависимость как можно большего количества людей от кокона или даже капкана государственных институтов. (И это мы еще оставляем за скобками межнациональные, расовые и религиозные противоречия).
Государственный аппарат в любой стране мира, независимо от политической риторики или официальной идеологии (там, где она есть), отдает себе отчет в том, что изначально – государство для человека, а не человек для государства.
Государства продолжат существовать, только если сами люди реально будут нуждаться в такой надстройке или если их будут к этому принуждать.
Пока в истории человечества после каждой пандемии свободы в целом становилось больше, чем до. Но часто пандемии заканчивались переходом в большие войны или происходили на фоне таких войн. Нельзя исключать военного выхода из нынешнего глобального тупика и сейчас.
Цифровые технологии создают невиданные степени свободы, но и невиданные возможности тотального контроля за людьми, за мельчайшими деталями их личной жизни. Государство – всего лишь форма, которая упрямо хочет навязать себя людям в качестве единственно возможного содержания, чтобы уцелеть.
Смогут ли люди придумать еще какое-нибудь устройство своей жизни после и вместо государственного? По крайней мере, сейчас оснований ставить вопрос о жизни человечества без государства и после государства как никогда много.
* * *
Семён Новопрудский
«Газета.Ru»