Белорусский протест и российский транзит
Президент Белоруссии Александр Лукашенко на полигоне в Гродно во время оппозиционных протестов. (Фото: EPA / ТАСС - «Настоящее время»)
Путин прервал двухнедельное молчание по поводу Белоруссии. Он дал большое интервью государственному телеканалу, часть которого пустили за два дня до выхода полной версии в воскресный эфир.
Было важно, чтобы те кадры, где Лукашенко обещана помощь, если протест радикализуется, увидели до традиционных белорусских митингов и шествий выходного дня.
В контекстеЛукашенко нравится россиянам, а белорусы уже не очень На самом деле 57 процентов россиян, так или иначе поддерживающих Лукашенко, не столько любят его, сколько возмущены тем, что белорусы посмели «высунуться», в то время как россияне продолжают терпеть собственную власть, которую тоже не любят.
Протестующим помощи не обещали, но согласились, что раз есть протест, есть и проблемы. Решение этих проблем, однако, не должно менять мирового баланса сил в худшую для Кремля сторону. Отношения народа и Лукашенко являются внутренним делом Белоруссии, пока остаются в рамках геополитического статус-кво, но перестают им быть и становятся поводом для вмешательства, если изменяют его не в пользу России.
Однако само по себе отстранение от власти непрозападного диктатора без его согласия рассматривается как нарушение такого баланса, и внутреннее вновь становится внешним.
Белорусский сюжет стремительно сводится до всем знакомого «Россия – с диктатором, Европа – с оппозицией». У оппозиции в ответ тут же появляются национально-освободительные интонации: уже не просто свобода, а еще и независимость. «Маршем независимости» назван очередной большой воскресный выход на улицы в белорусских городах.
Все увидели, как сложное выражение упростили до известной формулы: борьба за власть внутри государств рассматривается как часть большого сюжета об их месте в глобальном противостоянии хозяев мира с теми, кто не желает хозяевам подчиняться. В этой перспективе само неподчинение диктатору выглядит не как восстание свободолюбивых граждан, а как мятеж глобальных лоялистов против революционного правительства.
Путин в очередной раз подтвердил, что когда речь идет о странах, хотя бы отчасти непокорных Западу, властью являются те, кто ее удерживает, а не те, кто на нее претендует. Даже если удерживают спорно, а претендуют законно. Легитимность власти в любой стране для него оценивается не по качеству процедур и не по истинной популярности лидера, а по тому, сохранится ли прежняя дистанция между страной и Западом. Если сохранится, власть законна, если уменьшится – сомнительна. Законность власти внутри страны – производная от дистанции между ней и Западом вовне.
Жестокость, если до нее дойдет, не делегитимирует. Наоборот, она свидетельствует о серьезном отношении к власти, а значит, к государству и народу: про это был спор Путина с Медведевым о Каддафи. В такой глубоко патриархальной картине мира бьют действительно от отеческой любви. Для особенно приставучих отеческая жестокость оправдается примерами чужой, в стане зарубежных либеральных критиков, которые и в отцы толком не годятся: «правоохранительные органы Белоруссии ведут себя достаточно сдержанно», зато «в некоторых европейских странах люди гибли чуть ли не каждый день».
Отношение к белорусской власти помогает понять, как Владимир Путин видит собственную власть и вписанную в нее жестокость. Власть в России законна, пока непокорна, то есть пока поддерживает независимость от Запада, большую и равную нынешней. Жестокость оправданна, если направлена на поддержание этой дистанции. Претенденты, предлагающие сократить дистанцию, – опасные идеалисты или предатели.
Две недели в Кремле наблюдали, достаточно ли у Лукашенко воли к власти, не будет ли раскола элит, не предадут ли силовики.
Убедившись, что первое есть, а остального нет, окончательно выбрали его. Все равно на горизонте не видно тех, кто лучше гарантирует Союзное государство и равную или большую дистанцию от Запада. В других вариантах речь идет о равной или меньшей дистанции.
В контекстеЖелезный занавес 2.0 Да он бредит! Какая война? Кого, с кем, зачем? Видимо, нет больше «аргументов» у Таракана для незаконного удержания власти и окончательного подавления свобод собственных граждан.
Правда, даже часто упоминаемый раскол элит или силовиков не будет сигналом уйти ни для Лукашенко, ни для самого Путина: Асад, Каддафи, Мадуро и при расколе не уходили, и, в его понимании, правильно делали.
Сам внутриэлитный раскол будет принят в расчет, только если элита раскалывается на дружественных и не менее дружественных. Если раскол происходит на дружественных и враждебных, то он просто делает Белоруссию больше похожей на Украину, где он никак не отвратил от поддержки своих против чужих.
Насилие со стороны власти – защита, насилие со стороны улицы – нападение. В случае Белоруссии – нападение на страну ОДКБ, запускающее действие статьи о взаимной помощи. Причем это нападение именно внешних врагов. Даже если нападают свои, это происходит в интересах внешних сил.
Свои в момент нападения на власть становятся чужими. Значит, можно воевать и слать военную помощь.
Это вполне объясняет, почему Навальный может проходить не по ведомству внутренней политики с его методологами и политтехнологами, а по ведомствам защиты от внешних угроз совсем c другими специалистами, штатными и внештатными. Отравление Навального, независимо от уровня решения, вписывается в эту идущую с самого верха геополитическую простоту взглядов.
Протестовать допустимо, но не для того, чтобы взять или сменить власть, а для того, чтобы власть услышала и исправила отдельные недостатки. Заявка на смену власти – тоже нападение.
Любой орган, созданный протестующими для переговоров о передаче власти, незаконен, потому что в законе про него ничего нет. Это давно знакомый путинский буквализм, который не мешает менять букву закона вопреки его духу.
Военная и полицейская помощь Лукашенко – внутреннее дело российской и белорусской власти, она не нуждается в международном одобрении. Не только по причине совместного членства в ОДКБ, она и в Сирии не нуждалась.
Однако благодаря ОДКБ здесь, в отличие от Украины, о помощи говорят заранее, открыто и буднично: «Александр Григорьевич попросил меня сформировать определенный резерв из сотрудников правоохранительных органов, и я это сделал».
Европе дают понять, что вопрос о власти внутри общего контура российско-белорусской системы безопасности будет решаться без нее. Никакого приглашения к посредничеству не будет, все происходящее – внутреннее дело союзного государства.
В контексте«Путин на узкой тропе» Политолог и специалист по России Мари Мендрас рассуждает в интервью TAZ, почему дни Лукашенко уже сочтены, а Путин не станет пытаться оккупировать Белоруссию, несмотря на пугающие прогнозы ряда западных аналитиков. Тем не менее нельзя позволять России решать белорусские проблемы, убеждена Мендрас.
Европа со своей стороны пока не может сформировать для Белоруссии предложение, аналогичное хотя бы украинскому. Украинский опыт признан в Европе опасным, в том числе из-за реакции России, которую Запад не смог ни предотвратить, ни обратить вспять.
А теперь у Европы, ослабленной брекзитом и разоренной ковидом, еще меньше возможностей, чтобы наказать Россию или вознаградить протестующую Белоруссию.
Невыполнимые обещания интеграции для (сравнительно более подготовленной к ней) Белоруссии ради геополитической победы признаны безответственными.
Российские государственные СМИ переключились со сравнительно честного показа протестов и тональности «Белоруссия не Украина» на «в Белоруссии, как на Украине». Сбитому было с толку российскому телеобывателю теперь все снова понятно.
Запутанная коллизия «дружественный народ против дружественного режима» распутана самым примитивным образом. Из двух друзей настоящим признан режим. И где-то там его тихо поддерживает правильный народ. А тот, который шумно не поддерживает, рано или поздно проявит свою враждебную сущность. А не проявит, враждебность ему можно приписать. Любая символика, отличная от государственной, постепенно с подачи Лукашенко маркируется как фашистская.
Внутренний российский рынок общественного мнения, уставший от Путина, все равно пока еще в два раза больше за Лукашенко, чем против (50 с лишним процентов на 25). Это тоже имело значение, когда принималось решение пойти за Лукашенко.
Путину не нужно, чтобы в Белоруссии было как в Армении. У Армении с Карабахом нет перспективы уйти в сторону Запада, а у Белоруссии без Лукашенко есть.
Ему не нужно и смены президента-узурпатора совместными усилиями с Европой, как в Молдавии, потому что Молдавия давно чужая, а Белоруссия – своя.
Судя по скорому и не считающемуся с издержками упрощению белорусского сюжета, в Кремле не будут усложнять и собственную жизнь, когда дело дойдет до вопроса о власти в России. После недолгих колебаний в отношении Белоруссии было избрано самое простое, «дефолтное» толкование про цветную революцию, больше всего соответствующее поляризующему восприятию мира через геополитическое противостояние хозяев и бунтовщиков.
Точно так же до этого внутри самой России после недолгих колебаний по умолчанию был введен в действие план обнуления – тоже самый незатейливый из всех возможных сценариев.
В контекстеСаша-сирота Лукашенко и на улицу вышел, и на завод приехал – не спрятался. Но чем дальше будет развиваться ситуация, тем меньше у него останется ресурсов. Бюрократы – подлецы, они держат нос по ветру. И в какой-то момент начнут переходить на сторону народа. Не по совести, а по расчету, но тем не менее.
Простота того, как было изготовлено российское обнуление и перетолковано белорусское противостояние, указывает на то, что и вопрос о власти Путина может решаться по простейшей формуле: «Давайте спросим людей, хотят ли они видеть меня президентом».
Но если люди, как в случае с Лукашенко, вдруг ответят, что не хотят, ответ не будет засчитан. В момент неверного ответа граждане начинают трактоваться не как граждане, а как вольные или невольные пособники внешнего противника, заблудшие или злонамеренные коллаборанты, овцы или волки.
Так происходит окончательная геополитизация любого внутриполитического действия. Она упрощает любое неприятное решение.
Например, выборы – не внутренний вопрос о власти, не обратная связь между населением и правительством, а акт внешнеполитической обороны, и к их результатам надо относиться соответственно. Так же надо относиться к свободе собраний, печати, историческим публикациям, допинговым расследованиям, художественным фильмам, инвестициям и так далее.
Внутриполитическая субъектность белорусского народа важна, но вторична по отношению к внешнеполитической субъектности белорусской власти как участника глобальной балансировки сил. Требование свободы можно учитывать, пока оно не входит в противоречие с задачей поддержания геополитического равновесия.
То же самое касается требований народа самой России. Оба народа – объект, материал для организации сопротивления глобальным гегемонистам, поэтому самое важное, чтобы этот материал не попал в чужие руки.
Внешнеполитическая рамка изменяет форму и содержание любого внутреннего действия: кажется, это про частное, а оно про общее; кажется, про свое, а нет – про чужое. А чужим занимаются профессионалы, тут никак без опыта, специальных знаний и широких горизонтов. Ведущий специалист в области внешней политики в России – президент, он отвечает за нее по Конституции и решает все вопросы как геополитический стратег. В том числе вопрос о собственной власти и власти соседнего автократа.
* * *
Александр Баунов
- журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Является главным редактором Carnegie.ru.
МЦ «Карнеги»