Политолог Екатерина Шульман о деле «Сети»
Всем подразделениям по борьбе с экстремизмом необходимо постоянно с кем-то бороться. А наши граждане не сильно складываются в экстремистские организации — это не наше национальное увлечение. Но отчитываться надо, поэтому приходится что-то конструировать, чтобы потом разоблачать.
Также по темеМЦ «Carnegie» Групповое насилие. Зачем власти дело «Сети» Радио «Свобода» Все, кто в этом участвовал, сядут сами
Дело «Сети» по сравнению с другими политически мотивированными процессами более экзотично. «Московскому делу» предшествовали выборы в Мосгордуму и массовые митинги, были информационные поводы, на которые нельзя было совсем закрыть глаза.
С делом «Сети» сложнее: предшествующих заметных эпизодов, заметных даже на уровне воображаемой «мальцевской революции», не было. Участники не совершили никакой громкой акции, они не были ранее видны в информационном поле.
«Прославились», скажем так, благодаря самому процессу.
В таких делах важно рассматривать, кто его заводит и ведет следствие. Уголовные дела «Сети» и «Нового величия» появились и развивались, потому что нужно было продемонстрировать «усиление работы на молодежном направлении» после архангельского теракта (17-летний Михаил Ж. 31 октября 2018 года совершил самоподрыв у здания архангельского УФСБ. — Ред.).
Хотя дело «Сети» возникло за год до этого, его публичная раскрутка должна была показать, как спецслужбы работают с молодежью, потенциально способной создавать экстремистские и террористические ячейки.
Собственно, худшее в терактах — именно то, что после них наступает усиление активности спецслужб и у них возникает необходимость отчитываться о проделанной работе.
Так появляются расходящиеся круги жертв, не имевших отношения к самому теракту, но страдающих от него.
В контекстеНедоросли в кожаных передниках Это — отражение нового тренда. «Везде, Владимир Владимирович, враги, и только мы вас от них защитим». Это — отражение истовой убежденности власти, что все, кто недовольны тем, что происходит с Россией — это все заговор.
Важно понимать такую на поверхностный взгляд парадоксальную вещь: следствию и суду было бы удобнее, если бы к этим делам не привлекалось никакого общественного внимания. Ликвидировали ячейку в положенные сроки, галочку поставили и отчитались, что работа проведена и малолетних экстремистов больше не осталось.
С точки зрения этой конечной цели общественное внимание не полезно, а вредно, оно затрудняет работу, публичность создает риски. Благодаря общественному вниманию появляются качественная защита и грамотные адвокаты, возникает пространство для межведомственной конкуренции, когда другие административные и политические акторы могут захотеть вмешаться в процесс, чтобы, например, скомпрометировать или ослабить ведущее следствие ведомство.
Но одно дело желать минимального общественного внимания, другое — закрыть процесс.
Процессуально это не так-то просто сделать после общественной огласки, когда на дело уже обращено много глаз. С этим успехом можно поздравить защиту, прессу и гражданских активистов, сделавших процесс громким.
Надо понимать, что организаторам процесса важна их собственная ведомственная отчетность. Если приговор будет обвинительный (а он будет обвинительный, других приговоров у нас не бывает), его можно записать как собственный успех.
Но есть минусы: процесс затянули, сделали его громким, сумели вызвать к обвиняемым общественное сочувствие.
Кроме того, в ходе процесса проявился и стал понятен общественности механизм изготовления такого рода дел: роль в них провокаторов.
Процесс прославил «Руслана Д.» (секретный свидетель по делу «Нового величия», защита считает его провокатором спецслужб. — Ред.): дело, разумеется, не в нем лично, а в том, что в литературоведении называется «обнажением приема». Это не то чтобы знак качества следствия, скорее наоборот. Не исключено, что после общественной огласки и давления получится кого-то освободить или минимизировать наказание.
Также по теме«7x7» «Сеть». Исходники «Deutsche Welle» Фигуранты «Нового величия» опознали засекреченного провокатора спецслужб
Еще один успех общественного давления заключается в том, что дело не расширяется. Ведь чем опасны политические процессы?
Тем, что они могут раскручиваться, расширяясь, как воронка в песке, и захватывать новых фигурантов.
Если есть центральный политически квалифицируемый эпизод — массовые беспорядки или экстремистская организация, — к этому центральному эпизоду или объекту можно пристегивать неограниченное количество людей. Это и есть схема больших политических процессов 30-х годов.
Ни в случае с «московским делом», которое не единое дело вовсе, ни в случае с делами «Сети» и «Нового величия» расширить круг причастных не получилось. В «московском деле» вообще выпал центральный эпизод — массовые беспорядки, а в «Сети» и «Новом величии» не появляется никаких новых фигурантов.
Для сравнения давайте вспомним дело об организации Хизб ут-Тахрир, признанной террористической, которое развивается как раз по принципу воронки: с 2016 года под него подпадают новые люди.
Что касается заявленной цели таких дел — предотвращения радикализации молодежи, — то радикализации, что молодых, что старых, способствует отсутствие легального политического пространства, в котором можно участвовать.
Молодые и немолодые люди желают принимать участие в жизни своей страны, хотят выступать «за» или «против» чего-нибудь, выходить на митинги и не быть побитыми, видеть своих кандидатов в бюллетенях и голосовать за них.
Это естественный гражданский инстинкт. Когда такой легальной возможности нет, люди ищут другие пути и другие каналы проявления своей политической активности, которые гораздо менее общественно полезны и более опасны.
* * *
Екатерина Шульман
- политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС
«Новая газета»