Демократии и автократии
Александровский сад в Москве. (Фото: «Nautilus»)
Высокоуглеродистая сталь очень жесткая, но при этом хрупкая, она сверхтвердая, но под воздействием внезапного удара она может дать трещину.
Мягкая сталь более пластична, подвержена деформации, однако ее гораздо сложнее сломать. Эти две разновидности стали служат хорошей метафорой для сравнения противоположных характеристик, присущих демократическим и авторитарным правительствам.
За последнее время богатые мировые демократии потеряли свою форму. Один лишь взгляд на выдвигаемые Республиканской партией США инициативы по подавлению избирателей свидетельствуют о том, что Америка до сих пор не справилась с теми деформациями, которые повлекло за собой президентство Дональда Трампа. В Европе в это же время популисты совершали нападения на ценности и нормы плюрализма бесчисленное количество раз. Тем не менее, как бы ни деформировались институты демократии, они все равно оказались достаточно гибкими, чтобы выдерживать удары.
Что касается автократов, то Владимир Путин, увы, остается в Кремле, турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган все еще живет в своем похожем на Версаль дворце в Анкаре, а в Пекине фактический император Си Цзиньпин занимает все более конфронтационные позиции в своем стремлении разрушить созданный Западом международный порядок. Однако природа их режимов такова, что автократы остаются всемогущими ровно до тех пор, пока в какой-то момент они не лишаются вдруг всей своей власти.
Один британский дипломат однажды рассказал мне о том, как он проходил обучение в Министерстве иностранных дел в подразделении по делам Советского Союза. Это было в начале 1980-х годов, и тогда казалось, что Советский Союз находится в зените своей военной мощи. С точки зрения Запада, советская система государственного планирования экономики была нежизнеспособной. С другой стороны, не вызывавшая никаких сомнений рабочая гипотеза гласила, что эта система будет существовать вечно. Россию Владимира Путина часто характеризуют с помощью таких же противоречивых формул: то мы говорим, что она нежизнеспособна, то, наоборот, видим в ней большую силу и устойчивость.
В июле российское правительство обнародовало свою усовершенствованную Стратегию национальной безопасности. Любой, кто имеет хотя бы какое-то представление об особенностях мировоззрения Кремля, сумеет угадать ее основной посыл. Автократам-националистам нужны враги за границей, чтобы оправдать политические репрессии внутри страны, и российский президент уже давно без всяких оснований нашел себе врага в лице Запада.
Вот какую картину он пытается изобразить. Осажденную Россию окружают враждебные страны НАТО и Соединенные Штаты. Враждебные страны — некоторые такие страны, включая Соединенные Штаты, теперь в России официально именуются недружественными государствами, — стягивают свои вооруженные силы и базы все ближе к российской границе. Вашингтон использует свою международную финансовую мощь против Москвы. Западные экономические санкции являются неотъемлемой частью этой комплексной атаки на национальный суверенитет и территориальную целостность России.
Эта угроза, гласит российская Стратегия национальной безопасности, выходит за рамки военной и экономической сфер. Эта атака является в том числе культурной и цивилизационной. Жители Запада распространяют социальные и моральные принципы, которые «противоречат традициям, убеждениям и взглядам народа Российской Федерации». Россию необходимо защищать от иностранных идеологий и ценностей.
Эта картина мира и соответствующие выводы характерны не только для российского лидера, который в последнее время опять предпринял попытку изменить отношения России с Западом. Его недавняя встреча с президентом США Джо Байденом в Женеве, возможно, отчасти перестроила отношения с Вашингтоном, но она не перезагрузила их.
Между тем Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги, делает акцент на одном важном дополнении к новой российской стратегии, а именно на признании того, что угрозы есть не только за пределами, но и внутри границ страны. Это низкие экономические показатели, чрезмерная зависимость от нефти и газа, тяжелая демографическая ситуация и отсталые технологии. Тренин сказал следующее: «У российского руководства есть все причины для того, чтобы сосредоточиться на устранении очевидных слабостей, дисбаланса и неравенства внутри страны».
Добавьте сюда разгул коррупции, которая начинается в самом Кремле, и вы получите объяснение того, почему Путин так боится Алексея Навального, — оппозиционного лидера, который сейчас находится в тюрьме. Иностранцев невозможно винить в коррупции на государственном уровне, они ничего не сделали и для снижения уровня жизни в России. Правда, требуемая ЕС декарбонизация энергопоставок (уменьшение доли содержащих углерод энергоносителей — прим. ред.) скоро начнет сокращать доходы российской казны от продажи нефти и газа.
Было бы приятно думать, что мы, возможно, снова переживаем 1980-е годы, — то есть что бреши в политических системах РФ и КНР будут расширяться, превращаться в глубокие трещины, и в конце концов нынешние системы рухнут. С моей точки зрения, такие мысли являются преждевременными. Единственная цель Путина — сохранить свою власть. Он с радостью лишит Россию будущего, чтобы защитить свои собственные позиции. Именно это он и делает, делая огромную ставку на Китай Си Цзиньпина. Думаю, Путин покинет свой пост только к тому моменту, когда России придется сильно расплатиться за его действия.
Однако такой же ошибкой будет полагать, что траектория движения мировых авторитарных государств фиксирована. Автократы — с их изощренными «потемкинскими деревнями» — хорошо понимают, насколько хрупки их режимы. Даже в случае императора Си репрессии — это одновременно и инструмент контроля, и показатель того, что он сам боится. Основной вопрос сводится к времени. Как и высокоуглеродистая сталь, эти режимы будут сохранять свою форму ровно до момента, пока они не сломаются.
* * *
Филип Стивенс
«ИноСМИ»
«Financial Times»