Ничего нового
Некоторые впечатления по итогам вчерашних церемоний.
1. Больше всего запомнилось выступление 82-летнего раввина Исраэля-Меира Лау – ясное, глубокое, сильное.
Запомнились его слова насчет просьб forgive & forget.
«Как я могу это забыть? – спросил он, на восьмом году жизни попавший в Бухенвальд. – И как я могу простить, если никто не уполномочивал меня на это – ни мать, ни отец?» (цитирую по памяти).
Рав Лау говорил без бумажки и телепромптера – когда речь идет от сердца, не нужны ни посредники, ни подсказки.
2. Запомнились и речи израильских политиков, как раз-таки исполненные подобострастного forgive & forget, хотя уж их-то точно НИКТО НЕ уполномочивал подметать землю языком перед наследниками тех, кто сотрудничал с нацистами в уничтожении евреев Франции, кто посылал канонерки – завернуть несчастный «Сент-Луис» от сытого американского берега, кто продолжил реализацию «окончательного решения» расстрелом ЕАК, «борьбой с космополитами», Делом врачей и подготовкой массовой высылки евреев в Восточную Сибирь.
Именно это стало вчера реальным позором – это, а не неспособность нашего т.н. «президента» отличить «ветеранов» от «ветеринаров»…
Когда они уже прекратят кланяться и благодарить от лица тех, кто, увы, не может материализоваться из пепла, чтобы плюнуть в их гладкие физиономии?
3. Запомнилась прекрасная речь вице-президента США Пенса – особенно, фраза: «We should remember the powerless cry for help and powerful refuse to answer» (опять же, по памяти).
Хотя утверждение, что Америка, мол, была на стороне Израиля в течение всех лет со дня его провозглашения, мягко говоря, не слишком соответствует действительности (взять хотя бы откровенно антиизраильскую политику Эйзенхауэра и братьев Даллесов в самый трудный для Страны период).
4. Запомнились речи дежурного советского лидера – именно советского, а не российского, ибо в них до последней капли слюны отразилась традиционная советская манера: безудержная похвальба, наглая ревизия истории и – даже на церемонии, посвященной жертвам Катастрофы – принципиальное нежелание говорить о жертвах Катастрофы в отрыве от «многочисленных жертв других народов».
5. Запомнилось аристократическое выступление великобританского прынца крови.
Я имени его не знаю и не хочу узнать: медийное пустозвонство на тему королевской семьи обрыдло уже настолько, что при слове «прынц» у меня автоматически отключается слух.
Но говорил дяденька очень умело, не бахвалился, припомнил маму, прятавшую еврейскую семью в Греции, к месту употреблял слово «Шоа» и вообще без труда (в отличие от Пенса) выговаривал слова на иврите.
К сожалению, в речи прынца крови не нашлось места для упоминания той еврейской крови, которая была пролита вовсе не нацистами, а правительствами Их Величеств в период мандата.
Не было извинений за «Белую книгу» 39-го года, закрывшую ворота Эрец-Исраэль перед будущими жертвами Катастрофы. Не было извинений за «Струму» и за «Эксодус», за злодейское убийство Яира и за повешенных подпольщиков ЭЦЕЛя и ЛЕХИ. Не было.
6. Запомнилось нахальное кукареканье французского петушка, по устоявшейся традиции успешно притворяющегося, что насквозь коллаборационистская Франция была после войны заслуженно назначена в победители (в отличие от, скажем, Италии, Польши и Сербии, где было ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ, а не мифическое сопротивление гитлеризму).
Если сравнивать нашего «ветеринарского» дедмороза Ривлина и их неподражаемо-хлестаковского Макрона, то еще неизвестно, который из них нелепей.
Как он забавно пыжится! Как смешно изображает значительность мысли! Прямо Луи де-Фюнес в самой дебильной своей роли…
Само собой, участие в церемонии памяти Катастрофы европейского еврейства петушок втиснул между двумя паломничествами к могиле Арафата (продолжателя дела Гитлера) и к столу Аббаса (автора докторской диссертации на тему о том, что Катастрофы не было вообще).
7. Германский президент запомнился тоже – его иврит был, пожалуй, самым отрепетированным. Не-ивритскую часть речи, хотя и произнесенную на английском (из уважения к тем присутствующим из числа очень пожилых людей, кого до сих пор повергает в ступор один лишь звук немецкой речи), герр президент явно адресовал своим внутриполитическим противникам –
которые, по странному стечению обстоятельств, как раз и противостоят в Германии современному исламскому антисемитизму.
Суммируя впечатления: ничего нового. Как оно было, так оно и осталось, хотя дипломатический успех не подлежит сомнению.
По числу слетевшихся сюда сиятельных и влиятельных персон наш скромный Ерушалаим на денек прикинулся провинциальным филиалом аж самого Давоса, хотя и не дотягивал до полной аналогии с этим горшочком самых жирных мировых сливок.
Ну, а закончить хочу четверостишием Натана Альтермана из его стихотворения «Последняя милость» (1945), написанного от лица погибшего в Катастрофе еврея – из числа тех, кого тогда перезахоранивали.
Как известно, союзники, оккупировав часть нацистской Германии, заставляли местных немцев извлекать из лагерных трупных сараев и расстрельных рвов полуразложившиеся тела умерщвленных евреев, дабы похоронить их останки в братских могилах.
Этот долг всё равно не отдать, не вернуть –
Мне от них ничего не надо.
Так зачем осквернять мой последний путь
Этим гнусным трефным парадом?
* * *
Алекс Тарн
«Facebook»