Их уже снова обманывают, потому что они хотят быть обманутыми
Плохой конец заранее отброшен!
Он должен, должен, должен быть хорошим!
Б.Брехт
История Руты Ванагайте — героическая, трагическая, безысходная — заставила меня задуматься. Ну хорошо, реакция официальной Литвы на ее выступления и книгу мне не нравится, это ясно, но… а какой бы я хотела реакции? Такой как в Германии?
Я имею в виду не возмещения пострадавшим — против подобных компромиссов, хотя, конечно, в меньшем масштабе, похоже не возражала бы и Литва — но ведь Ванагайте-то не об этом.
Ванагайте — об «образе себя», какой есть у каждого человека и каждого народа, о самооценке, которая в конечном итоге должна, обязана быть положительной
(то, что Мелихов называет «Грёзой», Виктор Франкл предпочитает в этой связи говорить о «смысле жизни», а Рахель Торпусман уточняет: «Смысл жизни в том, чтобы наполнять жизнь смыслом»). И вот, взглянув, в зеркало Холокоста, не искривленное легендами и оправданиями, Ванагайте увидела там народ свой таким, что… ну, в общем, можно понять, почему он — народ — такой образ себя принять никак не желает. Потому что хочет жить, а не умереть.
В контекстеНежелание слышать правду К настоящему времени евреев осталось в Польше всего-навсего около 5 тысяч, но евреи все равно во всем виноваты – тем более, что среди них немало интеллектуалов и деловых людей, вызывающих сильное отторжение со стороны националистов, как и много десятилетий назад.
…Слышу, уже слышу ваши возражения: А как же Германия? Это ли не идеальный пример для подражания? Не в смысле возмещений (хотя они, конечно, не лишние), а вот именно в смысле «покаяния», согласия принять «образ себя», соответствующий правде о Холокосте…
Понимаю, что очень многим евреям хотелось бы верить, что это в самом деле так. Также как во время самого Холокоста хотелось верить, что гуманная европейская цивилизация не допустит массового уничтожения невинных законопослушных граждан, а сразу после него в Израиле — что были возможности сопротивления, просто их плохо искали…
Многолетнее общение с немцами открыло мне простую истину: все они, за редким исключением, к нацизму (и Холокосту) относятся отрицательно, но еще более редким исключением является попытка понять, как же могло на самом деле произойти то, что произошло.
Инстинктивно нащупали они способ, попросту не включать эти события в «образ себя», отделить, отгородить, представить чем-то вроде несчастного случая, за который, конечно, приходится нести ответственность, но это еще не причина для самоубийства.
Единственным, что дозволялось осознавать про нацизм, оказался вот именно Холокост, причины коего, ввиду строгого табуирования всех прочих обстоятельств, оказались сведены к немецко-еврейским отношениям.
Так возникла прекрасно описанная Тувией Тененбомом немецкая одержимость евреями — от преклонения до ненависти и обратно (Не простят немцы евреям Освенцима!).
Ожидание от нас кролика из шляпы, нездоровый интерес к синагоге и даже клейзмерам, эпидемия обгиюриваний — реальных или вымышленных — на моей памяти было уже два громких разоблачения самозванцев, что и гиюра-то не прошли, но клялись и божились, что «чувствуют себя евреями», аналогичный случай описан в романе Гюнтера Грасса «Траектория краба». Вы как хотите, но у меня лично такое покаяние восторга не вызывает.
В контексте«Культуркампф» продолжается Нежелание Польши признать преступления прошлого вот уже много лет является темой жарких дискуссий. Когда в 2008 году историк Ян Томаш Гросс описал в своем бестселлере «Страх» польские преступления во Второй мировой войне, негодованию национал-консервативной партии «Право и справедливость» не было предела.
Нет, есть, конечно, отдельные нетипичные, не делающие погоды… Тот же Брехт, что все понял и описал еще ДО ТОГО. Все, что произошло потом, легко вычитать в «Добром человеке из Сезуана», в «Что тот солдат — что этот», в «Легенде о Хорсте Весселе». Но Брехт — сторонний наблюдатель, он все видел, но видел не изнутри, сам он не пережил ни очарования, ни разочарования нацизма. Куда интереснее свидетельство Генриха Бёлля, предъявляющего нацизму свой личный счет: он верил, и он был обманут.
Нет, это не привычные отговорки «наивных» граждан, что обманули-де их ловкие пропагандисты. Бёлль делает шаг, на какой в немецкой культуре решаются немногие и по сей день: Нас обманули, потому что мы хотели быть обманутыми. Хотели верить в возможность выиграть войну «на энтузиазме», в свое «правильное» происхождение, в «народное единство» на фоне всеобщего стукачества…
Это было причиной, остальное — следствия, которые Бёлль не рассматривает, разве что упоминает вкратце.
В частности, лично я очень ему благодарна за то, что ничуть не одержим он евреями…
Трагедия произошла в тот момент, когда человек во имя Грёзы сознательно предпочел правде ложь… Грёза оказалась соблазном, и потому Бёлль к ней безжалостен.
В романе «Биллиард в половине десятого» она прямо противопоставляется ценности человеческой жизни: из идейных соображений предает Отто Фёммель родного брата, мать Марианны накидывает ей, малышке, на шею петлю; американский офицер из уважения к культурному наследию извиняется перед старым немецким архитектором за уничтоженную бомбами церковь 12-го века, не подозревая, что в той бомбежке погибла невестка старика, которую он любил как родную дочь, оставив ему двух сироток-внучат.
Положительные герои романа либо сознательно отвергают Грёзу, взрывая (или отказываясь восстанавливать) аббатство, воплощающее продолжение культурной традиции народа (три поколения Фёммелей), либо изначально непричастны к ней (семейство Шрелла, мальчик Гуго).
Позицию Бёлля я понимаю и даже эмоционально очень ему сочувствую, сознавая, с какой болью и кровью отрывал он от себя Грёзу, с которой родился и вырос, но… результаты одобрить все-таки не могу.
Целые поколения немцев с подачи (невольной!) Бёлля и его единомышленников демонстративно выражают презрение к собственной культуре, конвертируя это презрение в… новую Грёзу, как минимум, не менее иллюзорную. Теперь они себя уважают за… образцово-показательное покаяние.
Их уже снова обманывают, потому что они хотят быть обманутыми.
Хотят верить в возможность мира без войн, в «вину белого человека», в светлое будущее мультикультурализма. Причем, новая эрзац-Грёза не только не лучше, а как бы еще не хуже прежней. Хуже для самих немцев, ибо обесценивает и отвергает великий труд самосовершенствования, равнения на лучших, на порядочных и умелых, чем издавна славилась Германия.
В контекстеМаксимальный бред За 70 лет так и не удалось найти ни одного документа, ни одного приказа командования Красной Армии или Центрального штаба партизанского движения, в которых задача спасения еврейского населения хотя бы была обозначена 101-й в общем перечне задач.
Хуже и для нас, евреев, ибо традиционная юдофобия оказывается той самой соломкой, которую подстилают в месте (в)падения в зависимость от уверенно самоутверждающейся культуры пришельцев-мусульман. Если вчера они обвиняли евреев в «расовой чуждости», то сегодня — в «чуждом расизме» — тех же щей да пожиже влей…
Итак, немецкий опыт, по-моему, трудно считать удачным, что далеко не всегда заметно тем, кто «не в теме». Тем, кто либо вполне удовлетворяется красивыми словами и увлечением клейзмерами, либо, как Тувия Тененбом, ищет признаки «покаяния» там, где их быть не может, да и не должно, например, упрекает немцев, поселившихся после войны в Дахау ради дешевизны жилья. Как, в самом деле, можно жить рядом с таким местом?..
О Господи! Мне бы ваши заботы, господин учитель… Вы же на посттоталитарной территории не жили никогда. Вы двадцать лет не ждали квартиру в Бутове, не заливало ваш квартал пульпой из размытого Бабьего Яра, не сплавлялись на байдарках по северным рекам, по которым каждую весну кости плывут, и даже на круизном лайнере не катались по каналу «Москва-Волга».
По точному определению Ю. Кима:
В любом из здешних мест,
Куда ни обернешься —
Ставь свечу и крест,
И ты не ошибешься.
Генрих Бёлль это про Германию понимал, понимали (без всякого удовольствия) его читатели в Германии. Зато читателям в России как-то даже в голову не приходило, что это и про них. Что каждый из нас вполне мог бы, подобно герою «Глазами клоуна», припомнить прошлое своих заботливых родственников и милых соседей — примерно с теми же результатами. Величайшая заслуга Солженицына (вот ведь — в нужное время в нужном месте!), что в этот факт, как кутенка в лужу, носом ткнул нас «Архипелаг».
Солженицын, кстати, не сразу понял, что натворил, а поняв, кинулся, совершенно по немецкому сценарию, оправдываться и переводить стрелки: Да, конечно, мы это сделали, но… ведь по сути-то, на глубине нашей широкой души, нам это чуждо. Не от нас это происходит, нам навязали, нас соблазнили…
Подозреваю (хотя проверить, конечно, не могу), что не в последнюю очередь именно этот перепуг вдохновил его на «200 лет вместе».
Страх не перед репрессиями, которых вне России ожидать, вроде, неоткуда, но перед травмой, нанесенной подрывом Грёзы собственной психике и психике потенциальных читателей. …Впрочем, оправдания, судя по реакции патриотических личностей, не помогли.
Призыв ко «всенародному покаянию», ни в одном народе отклика пока что не встречал, если, конечно, не принимать за исторический факт сюжет библейской Книги пророка Ионы. Не соглашаются на него и литовцы, воспринимающие поступок Ванагайте как покушение на их «образ себя», да еще, по крестьянской привычке (а народ они по психологии своей именно крестьянский), не одобряют вынесение сора из избы…
Так, может, вообще не стоит подставлять людям «прямое зеркало»? Ничего кроме вреда не приносят попытки, навязать им правду, которую они воспринимают как опасность для своей Грёзы?
В контекстеС той стороны решетки С фильмами про Холокост сейчас происходит примерно то же, что и с картинами о Второй мировой. Вместо полезного привлечения внимания и предостережения, они пытаются добиться одних лишь эмоций — и вызывают скорее раздражение от спекуляции, в разной степени осмысленной.
…Вот тут-то, сдается мне, и зарыто то самое четвероногое…
Немного есть на свете народов, расправляющихся с собственной историей так круто как еврейский ТАНАХ, регистрируя не только моменты, которые авторы считали нормой, а люди современной западной культуры — патологией (типа жертвоприношения Исаака), но и множество явлений, что и тогда считались отрицательными: продажа Иосифа в Египет, пляски вокруг золотого тельца, трусость Барака перед войной с Сисарой, историю Давида и Бат-Шевы (Вирсавии), социальную несправедливость и т.д., и т. п.
Причиной потери Страны и Храма мудрецы Талмуда единодушно сочли «напрасную ненависть» в народе.
Национальную Грёзу это не задевает, поскольку она вкратце формулируется: «Мы — избранные», что в переводе означает вовсе не «Мы — хорошие» или «Требуем привилегий», но: «Наше существование как народа имеет смысл».
Есть у нас в истории, чем гордиться, есть — чего стыдиться… ну, в общем, как у всех. Но ни то, ни другое не является основанием для оправдания или осуждения нашего существования как такового, ибо в первом оно не нуждается, а второго не объясняет.
Мы принимаем себя такими как есть, т.е. грешными. И как данность принимаем тот факт, что за грехи и ошибки надо платить катастрофами и невзгодами. В каждом несчастье приучены мы искать прежде всего свою вину и только потом уже чужую. Не потому, что мы всех виноватее, а потому что за чужие грехи чужим и расплачиваться, нам до них дела нет.
Современные ассимилированные евреи от этой традиции в значительной мере отошли, не случайно их так возмущает призыв религиозных собратьев, разобраться со своей долей ответственности за Холокост. Нет, не в смысле согласия с лживыми наветами юдофобов, но в смысле обнаружения наших ошибок и иллюзий, извлечения опыта на будущее.
Их Грёза, любимый «образ себя» есть очень модный в наше время статус «жертвы», дающий право на моральное превосходство.
То, что за последние два тысячелетия мы действительно чаще других оказывались в этом статусе, есть факт, но можно ли считать его ОПРАВДАНИЕМ нашего существования? Да и нуждается ли оно в оправдании? С какого перепугу должны мы свои права доказывать авторством Библии или открытием теории относительности, если не сомневается никто в правах племени Мумбо-юмбо, что и читать-то не умеет?
Увы, прогрессивные «мудрецы» по умолчанию переняли мнение юдофобов, будто существование наше не разумеется само собой, но нуждается в обоснованиях, оправданиях, особых предназначениях и общечеловеческих миссиях. Какой же я еврей, если нет у меня как профессиональной жертвы морального права, открывать заблудшему человечеству путь к всеобщему братству? В чем тогда смысл еврейского моего бытия?
…А ведь моральное превосходство «жертвы» есть точно такая же иллюзия как «невинность» литовцев. Пускай за ней в данном случае скрывается не массовое убийство чужих, но чем дальше — тем явственнее проступает предательство своих: Израиль не вписывается в образ «жертвы» — Израиль должен быть разрушен. Нас обманывают, потому что мы хотим быть обманутыми.
И тем не менее, история еврейского народа подтверждает: сохранение Грёзы возможно и без отторжения правды.
Если только… не собственным совершенством гордиться, а просто без комплексов учиться на собственном опыте. Только так можно избежать опасности, о которой предупреждал Генрих Бёлль: в погоне за иллюзорной Грёзой проглядеть реальную пропасть. И, может быть, первым шагом на этом пути станет (не только для литовцев) отчаянное прозрение Руты Ванагайте.
* * *
Элла Грайфер
«Живой журнал»