Почему независимость Каталонии вполне возможна
Каталонцы идут по пути хорватов и словенцев, словаков и македонцев, при этом имея куда более существенные отличия от господствующего этноса
События в Каталонии ставят в тупик рядового россиянина, привыкшего смотреть на эту автономию с точки зрения туриста, которому нравятся ресторанчики Барселонеты и пляжи Коста-Бравы, но которому неясно, как в такой милой земле могут быть какие-то споры и порывы к независимости. Для того чтобы это понять, необходимо обратиться к истории и культуре не только Каталонии, но и Испании.
Неединое государство
Начнем с того, что в этой стране ее официальный язык не называют испанским. Там это кастильский язык. Тем самым подчеркивается, что не все жители Испании — испанцы и что у них нет общего языка. Испанский для многих из них звучит так, как если бы русский язык называли российским.
Это наглядный пример того, что трудности самоидентификации на Пиренейском полуострове превосходят таковые в России, где постороннему наблюдателю подчас трудно уловить разницу между русским и российским.
В контекстеОстались под испанским сапогом С бегством Пучдемона и ключевых министров низложенного правительства движение за независимость Каталонии осталось без руля, и его рядовые активисты заговорили о предательстве. Пучдемон исчез, не предупредив других членов руководства своей партии, не оставив им никаких инструкций.
Испания как единое государство возникло на рубеже XV—XVI веков вовсе не как национальное государство «испанского народа». Оно стало итогом объединения королевств Кастилии и Арагона, составной частью которого являлась Каталония (географически, но не политически), в результате династической унии. Позже к ним прибавилась часть королевства Наварры.
Уния являлась во многом формальной: до 1707–1716 годов существовало два правительства — кастильское и арагонское, и на территории каждого из бывших королевств сохранялись свои законы, чеканилась собственная монета и т.д.
Ситуацию можно сравнить с объединением в том же 1707 году Англии и Шотландии, когда последняя, утратив политическую независимость, сохранила свою систему права и юриспруденции (и спустя 300 лет одновременно с каталонской проблема шотландской независимости вновь всплыла).
Ни в XVI, ни в XVIII веке речь не шла о правах каталонцев как нации. Менталитет того времени не рассматривал политику в подобных категориях.
Королевство Арагон не было ни в коем случае государством каталонцев, ибо в нем проживали и испанцы, и итальянцы. Аналогично Запорожская Сечь не была в те же самые годы «украинским» государством, а предстает таковой лишь в ретроспекции романтических авторов-националистов.
Национальный день Каталонии, отмечаемый 11 сентября в честь падения Барселоны в 1714 году, имеет мало отношения к подлинным событиям того времени.
Централизаторская политика испанской монархии может рассматриваться и как прогрессивное дело: например, уничтожались таможенные пошлины при переезде из одной части страны в другую.
Что реально имело последствия для культуры каталонцев, так это запрет на использование их языка в официальных учреждениях. Каталанский язык — это ближайший родственник окситанского (провансальского), на котором до языкового «геноцида» XX века говорила Южная Франция. Иными словами, каталанский/окситанский относятся как к испанскому, так и к французскому, примерно как украинский к русскому.
По-каталански говорят кроме Каталонии еще в Валенсии, где сильнее региональное самосознание, потому там его называют валенсийским, и на Балеарских островах. Культурно и исторически Барселона ближе к Марселю, чем к Мадриду или Севилье. Каталония — это естественное продолжение средиземноморской общности, включающее в себя южное побережье Франции с Лазурным Берегом.
В контекстеКаталонский разлом Если процесс отделения будет запущен, то экономика региона, как минимум на первых порах, получит серьезный удар. Здесь и отсутствие автоматического членства в ЕС, и разрыв связей с Мадридом, и затраты на создание различных госинститутов.
Как и в случаях с украинским и белорусским, в модерном централизованном государстве каталанский — язык, не являющийся государственным, он вымирал. К концу XX века на нем говорили только в глубокой провинции. И причины этого коренились не столько в репрессивных мерах, сколько в непрестижности языка.
Однако еще с XIX века в Каталонии существовало мощное националистическое движение, которое базировалось в первую очередь на экономических достижениях провинции. Барселона к тому времени стала самым развитым городом Испании, но, поскольку претендовать на широкое участие в правительстве каталонцы не могли ввиду численного превосходства других регионов, их усилия сосредоточились на получении возможно большей автономии.
Этот порыв в течение XX века не раз приводил к острым формам противостояния, вплоть до вооруженных.
Надежда на Каталонию
Когда после смерти Франко в Испании были созданы автономные области, Каталония, получив соответствующие права, почти на 40 лет успокоилась. Каталанский язык был восстановлен в своих правах. Однако логика существования националистических партий, а местные партии в Каталонии все в большей или меньшей степени — националистические, подталкивала к выдвижению новых требований.
Для того чтобы выделиться среди других партий, а внутри партии — лидеру, требовалось заявлять все громче о независимости как о конечной цели.
Постепенно умеренные лидеры, такие как Жорди Пужоль, 23 года руководивший Каталонией, сменялись более радикальными, как нынешний Карлес Пучдемон, да и сами переходили на более решительные позиции.
Наше консервативное восприятие Испании как единого государства не должно заслонять реальность. Каталонцы идут по пути хорватов и словенцев, словаков и македонцев, при этом имея куда более существенные отличия от господствующего этноса.
Нынешние границы Испании во многом случайны. Так, Каталония в XVII веке на десять лет переходила под власть Франции, а ее северная часть, Руссильон, там и осталась.
С 1581 по 1640 год Португалия была аннексирована Испанией, то есть, сложись история по-другому, Португалия и сейчас могла бы являться испанской автономией (и мысль об обретении ею независимости ужасала бы), а Каталония — быть частью Франции или давно уже отдельной страной.
Мадрид упорствует в своем непризнании, потому что не хочет создавать прецедента, ведь в Испании есть еще Галисия, где говорят по-галисийски — на языке, близко родственном португальскому. Имеется загадочный баскский, самый древний язык Европы.
Если Каталония добьется независимости, от Испании отпадет Страна Басков, где национализм еще сильнее и воинственнее, затем Галисия, после Валенсия.
В глубине души мадридские политики прекрасно понимают лоскутный характер своей страны.
Но данная проблема выходит за пределы Испании. Выясняется, что в Евросоюзе иные провинции не видят смысла в посреднических инстанциях между собой и Брюсселем. Жители Шотландии или Каталонии способны прекрасно обходиться без Лондона и Мадрида в решении своих проблем. Им не угрожают военные вторжения как в минувшие века, задачи обороны и внешней политики они вполне могут передоверить ЕС, а с внутренними разбираться самостоятельно.
Поэтому сегодня на Каталонию смотрят кто с надеждой, кто со страхом — и на Корсике, и в Уэльсе, и в Бретани, и во Фландрии. От исхода тамошних событий будет зависеть дальнейшая судьба многонациональных европейских государств. На кону стоит вопрос — сохранятся ли они как единое целое или же их ждет мирный самороспуск?
* * *
Максим Артемьев
– политолог
«РБК»