История про спасение соседской бабушки
Полетел я проведать маму и Ириску в Штуттгарт. А в Штуттгарте случилось лето. 20 градусов. В общем я занялся любимым делом, сижу на балконе, пью пиво. Неторопливо с мамой и Ириской общаюсь. Вдруг звонок в дверь, мама пошла открывать...
Через пару минут чувствую, что что-то там не так: пошел разбираться.
Оказалось пришел к нам добрый самаритянин и просит денег. Мама с ним в дискуссию вступила. Я, видя это дело, дискуссию пресек, самаритянина послал.
Дверь закрыл и вернулся на балкон, не успел налить – опять звонок. Тут я уже не выдержал, взял Ириску и пошел разбираться.
Кто мою Ириску (она – собака) знает, тот понимает, что мы с ней - это грозное зрелище. Короче, уже в некотором напряжении открываю дверь, и опять вижу самаритянина.
Ириска готова к атаке, я ее пока придерживаю; самаритянин в состоянии возбуждения сообщает, что из-за соседней двери дама звала на помощь на русском языке, а теперь затихла и надо срочно что-то предпринимать.
А в соседней квартире и вправду живет русская семья, мама и сын. Маме недавно исполнилось 100 лет. А сын видимо отошел по делам.
Ну, что делать? Отсылаю Ириску, иду разбираться.
Звоним, стучим – с той стороны тишина.
Самаритянин истерит. Я говорю, что если бабушка весь XX-й век, включая Сталина с Гитлером, пережила, и ничего с ней не случилось, то видимо она и ещё 100 лет проживет, и ничего с ней не будет.
Самаритянин не соглашается и требует немедленных действий.
Ну, я говорю, чего? Ну, вызывай спасателей: я, конечно в соседнюю квартиру могу за пол-минуты войти, но это – незаконное вторжение и т.д., а мне и на балконе хорошо, и в на немецкий кичман я вовсе не стремлюсь.
Вызываем. Минут через десять появляются спасатели. Все здоровые, с дефибриляторами и прочей хренью, и опять же звонят в дверь.
С той стороны – тишина.
Ну что, говорю, я конечно могу туда с балкона прыгнуть, только чтобы все было легально, потому как чту УК и т.д.
Нет, говорят, чтобы все было легально – надо полицию вызывать.
Тут приходят мама с Ириской, и тоже желают оказать содействие. Борюсь с мамой минут десять.
Позиция Ириски – нейтральная.
Тем временем приезжает полиция. Стучит в дверь. С той стороны - тишина.
Я опять предлагаю свои услуги, их отвергают, т.к. «не по протоколу».
Вызывают спеца вскрывать дверь.
В общем вся эта развлекуха тянется примерно час и нарастает, как снежный ком.
К моменту вскрытия двери на площадке толпится человек 15 рэмбо: все в спецкостюмах, увеличивающих их неслабые размеры раза в два, так что я себя среди них чувствую хрупким мальчиком.
И тут я понимаю, что все это может кончиться плохо, потому что, конечно скорее всего бабуля спит, но если вместо «с добрым утром» она увидет весь этот спецназ, то вполне от этого может кони двинуть.
Пытаюсь объяснить ситуацию. Проползаю между рэмбо к девочке полицейской и говорю,что дама с той стороны двери не совсем в адеквате, и если говорит, то только по-русски. А от всего представленного цирка вполне может окочурится.
Девочка задумывается. И... говорит в рацию: «Хьюстон, у нас проблемы»...
Хьюстон молчит.
Среди суперменов проходит тревожный слух, материализующийся в вопрос: «А кто у нас говорит по-русски?»
Выясняется, что никто.
Об этом сообщают девочке.
Девочка сообщает мне.
Настает мой звездный час: я, говорю, я умею по-русски! Когда вы наконец к исходу второго часа взломаете эту картонную дверь, которую румынские урки (зачеркнуто) партнеры по ЕС вскрывают за две минуты, а я бы открыл за четыре, то давайте я туда войду, нежно разбужу бабушку, и прекращу этот балаган.
Нет, говорит она, это невозможно! Но вы войдете вторым, сразу после меня.
На том и порешили.
Дальше – момент истины.
Мы входим. Бабушка сидит на полу и посылает нас всех к едрене матери. Мы сажаем ее на стул, и по требованию полиции я спрашиваю, все ли у нее хорошо?
Ей 100 лет, а так у нее все отлично.
Полицейская требует конкретного ответа.
Бабушка думает. Задает встречный вопрос: «А на каком языке вы говорите?»
Говорю, по-русски.
А, говорит бабушка, значит все правильно, и я в Одессе , а эти все... дурят мне голову! Ну что, в Одессе - так в Одессе.
Полицейская настаивает на вопросе о самочувствии. Бабушка говорит, что чувствует себя так, как Гитлеру бы пожелала.
Немецкая часть аудитории требует перевода, ну я и перевожу.
Немая сцена.
Бабушку обвешивают датчиками, как космонавта на испытательном стенде. Полицейская спрашивает. «Что у Вас болит?»
Бабушка отвечает – никогда не выходите замуж. И опять же посылает нас всех к едрене фене
Полицейская – как позвонить вашему сыну?
Бабушка – он пошел к проституткам (сыну - порядком за 70).
Я все перевожу. Ситуация накаляется, бабушку хотят забирать.
Я предлагаю воспользоваться домашним телефоном, т.к. там есть возможность позвонить по последним номерам, и, возможно, так удастся найти родственников.
Полиция совещается со спасателями. Я не выдерживаю и звоню. Попадаю к бывшей невестке (вероятно, бабушка ее и имела ввиду).
По ходу всего этого представления бабушка, решившая, что у нее бенефис, рассказывает историю своей жизни, предполагая при этом, что действие происходит в Одессе.
Невестка говорит, что сейчас пришлет сына (бабушкиного внука).
Ждем. Бабушка учит нас всех жизни. На русском.
И предлагает всем-таки отправиться к едрене фене.
Полиция требует перевода. Я перевожу. Полиция косится на меня с подозрением.
Я уже думаю, что «незаконное вторжение» обошлось бы мне дешевле, чем участие в этой операции.
Тем временем появляются результаты обследования: выясняется, что бабушка живее всех живых, и забирать ее не за что.
В общем, ура-ура!, приехал внук.
Все кончилось хорошо.
Дверь починили, бабушка продолжает репортаж из Одессы 80-го года, а я пошел обратно к маме, Ириске и пиву.
* * *
Виктор Скалов
«Facebook»