Дело Улюкаева показало реальную жизнь Кремля.
Вердикт по делу экс-министра финансов Алексея Улюкаева лишь усилит напряжение внутри российских элит. Ведь суд над ним - это не часть честной борьбы против коррупции в России, а результат кланового конфликта.
Об этом пишет The Economist, напоминая, что Улюкаев входил в блок технократов правительства, а глава «Роснефть» Игорь Сечин, у которого экс-министр якобы требовал 2 миллиона долларов взятки, член ближнего круга президента Владимира Путина из когорты так называемых «силовиков».
Улюкаев и его соратники настаивают, что он не мог требовать от Сечина взятку, поскольку его политический «вес» в российской авторитарной системе власти значительно выше.
Сам бывший министр финансов уверяет, что Сечин и генерал ФСБ Олег Феоктистов подставили его.
При этом, сторона защиты обращает внимание, что на всех записанных переговорах никто даже не вспоминает о каких-то деньгах.
Издание отмечает, что судебное дело против Улюкаева открывает уникальный вид на внутреннюю жизнь российской власти.
Расшифровки перехваченных телефонных звонков читали вслух в суде, так же как и откровенно говорили о том, как Сечин раздавал лояльным чиновникам корзины с сосисками, изготовленных из животных, которых глава «Роснефти» якобы забивал сам.
Также по теме«The Guardian» Осуждение Улюкаева шокировало элиты в России «Bloomberg» Две влиятельных российских фигуры столкнулись в поединке. Путин остался в стороне
Наверное, наиболее красноречивым моментом стали последние слова самого Улюкаева в суде, во время произнесения которых он признал вину, но не в тех преступлениях, в которых его обвинили.
«Я виноват в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, и часто ставил мою карьеру и благополучие выше собственных принципов», - сказал он.
«Я был втянут в бессмысленный бюрократический хоровод, я получал подарки и раздавал их сам тоже», - добавил он.
Улюкаев известен своими поисками дна российской экономики. В частности, в августе 2016 года он заявил о том, то у него есть ощущение дна падения.
«Но это все очень хрупко. Видно, что мы где-то на «дне» лежим, или как назвать это движение», - сказал он.
* * *
Редакция
«ZN,UA»
«The Economist»