Содержать империю России не по карману
Десятилетие войны с Грузией напоминает о том, во что упираются попытки собрать заново распавшуюся державу.
Речь не о подробностях пятидневной российско-грузинской войны (8-12 августа 2008-го). Всевозможных материалов по случаю круглой даты сейчас публикуется много, и вряд ли я могу добавить какие-то детали.
В контекстеАвгустовской безумие Август - всегда критический месяц для Российских властей: то Чехословакия, то Грузия, или ГКЧП, или вообще в Мировую войну полезут... Всё, что в оставшиеся 11 месяцев даже с бодуна не сделаешь, в августе - легко! А в 1939 году и вовсе Риббентропа в Москве приняли, и Четвёртый раздел Польши учинили!
Но можно посмотреть на эти события как на одну из самых мощных акций, нацеленных на реставрацию прежней нашей империи. Реставрационные мероприятия начали осуществляться задолго до пятидневной войны, фактически одновременно с распадом СССР. 2008-й был репетицией 2014-го, так же как и 2014-й стал продолжением и творческим развитием 2008-го.
Абхазия и Южная Осетия, признанные тогда Москвой в качестве самостоятельных государств, полностью находятся с тех пор в сфере российского военного и экономического контроля. Иногда их называют «частично признанными государствами», но это, конечно, вежливость. Ни одна из обретших самостоятельность бывших союзных республик их не признает.
Однако основная часть Грузии в 2008-м все-таки не была силой превращена в вассальное государственное образование. Из сегодняшнего дня видно, что только это решение, принятое с большими колебаниями, и позволило тогда России избежать разрыва с Западом, изоляции и санкций.
Грузия не рухнула, пережила смену правителей и существует сегодня как вполне жизнеспособная страна, зависимость которой от Москвы принципиально меньше довоенной.
Хоть урезанная Грузия и мала, в ней все же в двенадцать раз больше жителей (3,7 млн), чем в отсеченных Абхазии и ЮО (примерно 0,3 млн).
Гораздо раньше, в начале 1990-х, статус, близкий к абхазскому и югооосетинскому, был вооруженной рукой дан Приднестровью (число жителей которого устойчиво уменьшается и сегодня вряд ли дотягивает до 0,5 млн), но из-за удаленности контроль над ним слабее.
В 2014-м в этот же клуб вошли ДНР и ЛНР (на сегодня, вероятно, с тремя миллионами жителей).
Крым (2,3 млн жителей, включая Севастополь) стал единственным случаем, когда расширение России было оформлено официальным порядком, и именно это, слегка упрощая, считают причиной разрыва с США и Европой.
В контекстеКак победили Грузию Так вот: противник терял все. Но Россия не приобретала ничего, кроме проблем. За исключением крымской аннексии, ни одна гибридная война, которую вела Россия, не закончилась усилением влияния или ростом экономики.
В действительности разрыв сделался самоподдерживающимся процессом чуть позже, когда планы разделить Украину по лингвистической границе стали казаться принятыми к исполнению. Но затем их пришлось свернуть, поскольку плата за осуществление начала выглядеть явно чрезмерной даже в особой атмосфере 2014—2015 годов.
Все, что здесь перечислено, взятое вместе, — это гораздо меньше, чем реставрация старой державы.
Почти тридцатилетние усилия дали очень умеренную отдачу, радикально поссорив при этом прежнюю метрополию с половиной бывших провинций.
Правда, параллельно с силой грубой применялось и то, что называют силой мягкой. С Белоруссией и Казахстаном, а также с несколькими небольшими и отдаленными постсоветскими республиками организован экономический и политический союз (ЕАЭС). Но он, хоть и невыгоден России материально, никоим образом не является повторением старой державы.
Номинальные союзники самостоятельны в своих домашних делах (включая смену режима, как это только что случилось в Армении) и не помогают российской реставраторской политике ни в каких ее крупных мероприятиях, тем более в силовых.
Характерно, что все они стараются уклониться от четкого признания Крыма частью России, отделываясь разными двусмысленностями.
Со времени распада прежней империи прошло уже больше поколения, а она так и не восстановлена. Этому можно удивиться. Ведь в России принято не просто ностальгировать по СССР, но и считать его роспуск делом случайным, произошедшим в результате сговора нескольких злоумышленников («беловежских зубров»).
Мало кем предвиденный взрыв «крымского» энтузиазма весной 2014-го показал, что эти чувства живы. При этом Россия еще и явно сильнее остальных бывших республик, вместе взятых. Распавшаяся царская империя была в два приема возрождена, а потом и радикально расширена большевиками — в 1919-м — 1920-м и в 1940-е. Почему же так скромен результат на этот раз?
Главных причин, думаю, три.
В контекстеОтголоски холодной войны: Россия возвращается на задний двор США Интерес России к Латинской Америке возродился после российско-грузинской войны в 2008 году. Тогда Даниэль Ортега, «бывший советский союзник, вернувший себе президентство в Никарагуа», признал Абхазию и Южную Осетию суверенными государствами и «вскоре принял поставку российских транспортных вертолетов».
Во-первых, в сегодняшнем мире имперские проекты встречают куда большее отторжение, чем в эпоху мировых войн. И дело не только в настроениях на Западе. К примеру, попытка Ирана оприходовать восточное Средиземноморье создала против него очень пеструю коалицию, включая и совсем не западных саудитов и не особенно западных турок.
А масштабы международного кризиса, который последовал бы за попыткой вернуть в империю Украину или хотя бы ее половину, просто не поддаются прогнозам.
Во-вторых, державные чувства россиян даже на своем пике не сопровождались массовой готовностью отдавать за них жизнь. Крымская операция вызывала восторг в том числе и потому, что ее преподнесли как прошедшую совершенно без жертв. Энтузиазм по поводу донбасской операции был куда меньше, поскольку сразу выяснилось, что это война.
В-третьих, верхи в силу осведомленности, а массы — интуитивно, знают, что империя — вещь очень дорогостоящая. Все земли, так или иначе взятые под контроль, надо содержать. Будь они большими и многонаселенными, это сокрушило бы российские финансы. Недешево обходится и ЕАЭС, несмотря на его полуфиктивность.
А история с Чечней, единственным отпавшим внутрироссийским регионом, показывает, что платить за возврат приходится не только сначала кровью, а потом большими деньгами, но еще и собственным достоинством.
Говорят, что по случаю роста внутренних проблем наше начальство примется снова разогревать имперские страсти. Исключать нельзя ничего. Тем более, в Минске и Астане правители состарились и возможны кризисы режимов.
Но если один и тот же супчик разогревать снова и снова, то он теряет всякую аппетитность. Массы в России раздражены пропагандой, утомлены постоянным принуждением их к материальным жертвам и переходят от наступательного типа державности к оборонительному.
Вернуть экзальтацию 2008-го и 2014-го будет трудно, даже если очень захотеть.
Вечных империй не бывает. И вечного имперского реставрационизма тоже.
* * *
Сергей Шелин
ИА «Росбалт»