Единство минус Саргсян
В Армении очередной всплеск массовых протестов. Поводом для них стало утверждение в должности премьер-министра Сержа Саргсяна, который до этого в течение десяти лет был президентом республики, а его переход на другой пост стал возможен благодаря конституционной реформе, перераспределившей полномочия в пользу правительства.
Глава государства превратился в символическую фигуру (согласно Конституции, он может находиться у власти в течение семи лет, но только один срок), а ключевые управленческие прерогативы оказались в руках премьера.
Срок премьерских полномочий Саргсяна – пять лет, но, в отличие от президента, он может выдвигаться на пост главы правительства неограниченное количество раз, лишь бы партия, которая его выдвигает, побеждала на выборах. Или успешно формировала правящую коалицию.
Обвинения и разоблачения
В контекстеКогда женщины берут власть С Азербайджаном Нагорный Карабах находится в кровной вражде с тех пор, как в 1991 году он объявил о своей независимости и началась война, которая кипит до сих пор. Почти 40 тыс. убитых и более одного миллиона изгнанных было у обеих сторон, сообщает издание.
Над Арменией, которая со времен распада СССР не знала ни референдумов о продлении полномочий (как в Центральной Азии, Азербайджане или Белоруссии), ни рокировок (как в России в 2008–2012 годах), навис призрак несменяемости власти.
Это ощущение вечности Саргсяна и возмущение президентско-премьерским круговоротом, несомненно, подстегнуло протесты. Но начались они еще до того, как депутаты проголосовали за нового главу правительства;
недовольство зрело в Армении не один год и рано или поздно должно перейти в новое качество.
Сегодня протестующие и армянская оппозиция демонизируют старого нового лидера страны. О нем говорят как о диктаторе, душителе свободы, коррупционере, предателе национальных интересов. Но каждая из этих характеристик кажется не вполне корректной.
Будь Саргсян диктатором, то не позволил бы и десятой доли тех массовых протестов, что сотрясали Армению в 2013, 2015 или в 2016 годах. Не допустил бы он и тех митингов, которые бросили вызов ему и его предшественнику Роберту Кочаряну в марте 2008 года (тогда первый фактически получал власть от второго).
Невозможной была бы и бурная кампания по избранию Совета старейшин Еревана (по своему значению она почти общенациональная – в столице Армении проживает треть граждан страны).
Все десять лет правления Саргсяна практически весь политический спектр Армении так или иначе был представлен в законодательных органах страны и столицы,
включая самых закоренелых оппонентов власти, таких как нынешний лидер протестов Никол Пашинян или Заруи Постанджян. Эти политики активно пользовались предоставляемой им трибуной, а также время от времени становились героями уличных акций.
В Армении никогда не прекращалась широкая дискуссия по вопросам внешней и внутренней политики, а власти открыто обвинялись в недостатке патриотизма и соглашательстве по вопросам карабахского урегулирования.
Если же говорить о коррупции, то эта проблема носит системный характер, и в периоды правления Роберта Кочаряна и Левона Тер-Петросяна поводов для критики властей было ничуть не меньше.
Уйди на покой нынешний глава армянского правительства, поводы для подобных обвинений, скорее всего, не исчезнут.
Сержу Саргсяну ставят в вину то, что он не признал независимости Нагорно-Карабахской республики после «четырехдневной войны» 2016 года. Что он боится испортить отношения с Россией, Западом, партнерами Еревана по евразийским проектам и отказывается настаивать на озабоченности Армении развитием ситуации в зоне конфликта.
Эти тезисы постоянно звучат в армянских СМИ, блогосфере, на круглых столах в ведущих академических и экспертных центрах страны.
Но разве Саргсян был первым, кто начал строить внешнюю политику Армении на этих принципах?
Еще в 1997 году первый президент страны Левон Тер-Петросян предлагал компромиссное решение карабахского конфликта «здесь и сейчас», чтобы не пришлось принимать его в худших условиях в будущем. Тогда эти призывы закончились для него отставкой.
В контекстеНагорный Карабах: военная тревога Февральское обострение в очередной раз указало на «маятниковый характер» нагорно-карабахского конфликта. Уже не первый год всплески насилия и в Карабахе, и на армяно-азербайджанской границе, зачастую происходят либо после того или иного дипломатического раунда, либо в канун переговоров.
Следующий президент Армении Роберт Кочарян пришел в кресло премьер-министра, а затем и президента непосредственно из Карабаха, но он также не добился его признания.
Почему? Потому что по договоренностям «большой тройки» (сопредседателей Минской группы ОБСЕ по урегулированию конфликта: Россия, США и Франция) статус спорного региона определяется юридически обязывающим референдумом и никак иначе. И любой шаг в сторону тут рассматривается как ревизия мирных принципов.
Какой лидер Армении пойдет против согласованного подхода Москвы, Парижа и Вашингтона?
Скорее всего, даже если вдруг Армению возглавит лидер нынешних протестов Никол Пашинян, этот вариант не будет реализован.
Саргсян как политик, во всем следующий в фарватере Москвы? Но разве не он стал первым среди партнеров России по Евразийскому союзу, кто подписал с ЕС Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве?
В похожем соглашении между ЕС и Казахстаном, заключенном в 2015 году, не было понятия «всеобъемлющий».
Если же говорить о якобы «спонтанном решении» Саргсяна присоединиться к Таможенному союзу в сентябре 2013 года, то оно было принято не в последнюю очередь из-за нежелания Евросоюза следовать принципу «и-и» и допустить параллельное участие Армении и в европейском, и в евразийском интеграционном проекте.
Как только этот жесткий подход был пересмотрен, Ереван вернулся к многовекторной внешней политике и продолжил сближение с ЕС.
Армянский формат
Почему же сегодня неприятие «вечного Сержа» так сплотило многих людей в Армении?
Лидер протеста Никол Пашинян, которого оппоненты клеймят как экстремиста и радикала, еще в начале апрельского протеста выдвинул лозунг: «Единство минус Саргсян». Тем самым он недвусмысленно давал понять прагматикам во власти, что готов к компромиссам, но без старого нового национального лидера.
В контекстеПостсоветский эксклюзив На первый взгляд получается тупиковая ситуация, из которой нет достойных выходов. Но не будем спешить с выводами, потому что у нагорно-карабахского конфликта, а также процесса его урегулирования есть еще одна очень важная особенность...
Многие ответы на обозначенные вопросы можно почерпнуть в биографии главного героя нынешней истории.
Серж Саргсян прожил несколько политических жизней. Первая – обычная советская, похожая на тысячи других в Армении и в тогдашнем Советском Союзе. Армия, освоение «рабочей специальности», вечернее отделение в университете, карьера комсомольского вожака.
Пределом мечтаний для армянина, шедшего по карьерной лестнице в Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджанской ССР, была позиция первого секретаря обкома.
Но перестройка круто изменила карьеру начинающего партийного активиста Саргсяна.
Историки Бабкен Арутюнян и Александр Искандарян справедливо описывают ситуацию в позднесоветской и постсоветской Армении как «карабахизацию». Благодаря стремительному развитию событий в Карабахе и вокруг него Саргсян становится известен.
С 1995 года, после окончания активных военных действий в Карабахе, он начинает строить политическую карьеру уже в Армении, работает в силовых структурах (министр внутренних дел, национальной безопасности, министр обороны).
В 2006 году Саргсян получает пост председателя совета правящей Республиканской партии, а после смерти тогдашнего премьер-министра Андраника Маргаряна занимает пост главы правительства Армении при президенте Роберте Кочаряне.
И наконец, 19 февраля 2008 года выигрывает президентские выборы.
Президентская кампания 2008 года сыграла в карьере Саргсяна важнейшую роль. Фактически многие проблемы с его нынешней легитимностью возникли именно тогда.
Во-первых, он получил трудное наследство от Роберта Кочаряна и, особенно поначалу, воспринимался как его преемник и продолжатель. У самого Кочаряна тоже за плечами были выборы 2003 года, которые оспаривались оппозицией, и конституционная реформа 2005 года – многие воспринимали ее как попытку пересесть в премьерское кресло без потери полномочий.
Во-вторых, силовой разгон акций протеста 1 марта 2008 года («кровавая суббота») сказался не только на репутации уходившего президента Кочаряна, но и на новом президенте Саргсяне.
Уже первое вступление Саргсяна в президентскую должность было зарифмовано с внутригражданским противостоянием.
Тогда, в 2008 году, лидер нынешних протестов Никол Пашинян сначала был объявлен в розыск, а затем, в 2009–2011 годах, находился под стражей.
Через пять лет, на президентских выборах 2013 года Саргсян снова столкнулся с массовыми протестами и отказом оппозиции признавать итоги голосования. И будь его оппоненты менее амбициозными и более консолидированными, то второй президентский срок Саргсяна мог бы пройти для него куда сложнее.
Дважды легитимность Саргсяна была поставлена под сомнение значительной частью армянского общества, но он сумел сохранить власть, не доводя до силового разгрома оппозиции. Уличная активность в Армении не прекращалась ни в 2008-м, ни в 2013-м, ни в последующие годы вплоть до недавних апрельских событий.
Тот же Пашинян после своего освобождения из-под стражи стал депутатом парламента.
Особое место в политической биографии Саргсяна занимает «четырехдневная война» 2016 года, самая масштабная эскалация в Карабахе после вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня в мае 1994 года.
По итогам того противостояния переговорный формат не изменился, инфраструктура непризнанной Нагорно-Карабахской республики сохранилась, а Азербайджан не добился впечатляющей победы.
Но символически армянская власть все равно понесла существенные потери.
Прежде всего, сам Саргсян признал потерю «незначительных территорий». Но главное – кратковременная эскалация выявила существенные проблемы в подготовке армянской армии, масштабную коррупцию и прочие недостатки, которые ранее прикрывались победными реляциями военного начальства.
Захват радикальными армянскими националистами поста ППС в Ереване летом 2016 года был прямым следствием апрельских событий в Карабахе и отражал массовые опасения того, что армянские власти готовы начать «сдачу территорий».
В контекстеНагорный Карабах: непризнанный референдум НКР - это не необитаемый остров, а республика, хотя и не имеющая официального статуса, но населенная людьми. И эти люди вовсе не собираются голосовать за что (и за кого) бы то ни было ради того, чтобы некие внешние контролеры поставили бы за этот труд высокую отметку.
Наконец, последнюю крупную проблему Саргсян создал себе сам, дав публичное обещание покинуть политику после завершения конституционных реформ и перехода к парламентской республике к 2018 году.
Сегодня нарушенное обещание бьет в общественном сознании десятки других резонов. В том числе и откровенную слабость армянской оппозиции, которая не смогла представить никакой серьезной критики конституционных реформ и по факту пропустила референдум 2015 года.
Сейчас протестующие не столько поддерживают оппозицию, сколько недовольны переходом Саргсяна на пост премьера.
А это делает армянскую политическую систему очень неустойчивой.
Недовольство политикой властей может вынести на поверхность случайных персонажей, не обладающих достаточным уровнем компетентности и подготовки для управления страной. Такому сценарию способствует и то, что протест расширяется прежде всего за счет молодежи. Плохо организованное, без четких политических лидеров движение становится удобным объектом для манипуляций. Со временем это может привести к тому, что внутриполитический протест станет активнее взаимодействовать с внешними игроками, чтобы получить поддержку для борьбы с реальными или вымышленными угрозами.
В итоге Армения оказывается в непростой ситуации. С одной стороны власть, имеющая изрядный дефицит легитимности, а с другой – оппозиция без четкой конструктивной программы (не считать же такой создание ревкомов «бархатной революции»).
Даже в случае гипотетического прихода к власти оппозиция не сможет быстро и радикально изменить сложные внешние условия, в которых находится Армения, если только не пойдет на солидные уступки. Но оппозиционеры, наоборот, активно ругают власть именно за «соглашательство».
Расхождение с Россией тоже чревато для страны огромными рисками, поэтому, в случае успеха, сторонникам «евразийского скептика» Пашиняна, скорее всего, придется развернуть свою позицию на 180 градусов.
Ситуация в Армении развивается стремительно, и сегодня сложно что-либо прогнозировать. Пока очевидно, что хотя политическая система в Армении и далека от демократических стандартов, но армянское общество не принимает среднеазиатских и азербайджанских форматов.
Армянская оппозиция остается влиятельной силой, а ее праймериз с солидным отрывом выиграл Никол Пашинян. Других лидеров, сопоставимых с ним, у оппозиции нет.
Власть при этом демонстрирует жесткость и не готова идти на уступки протестующим.
Тем временем 21 апреля снова обострилась ситуация на линии соприкосновения в Нагорном Карабахе.
Не в первый раз нестабильность в Армении пытаются использовать для того, чтобы протестировать Ереван на предмет возможных уступок.
Так было в марте 2008 года, когда через неделю после трагических событий 1 марта на линии соприкосновения произошли самые крупные на тот момент столкновения с перемирия 1994 года. Однако такой расчет вряд ли оправдается – любое внешнее давление лишь консолидирует армянское общество.
Односторонние уступки Еревана как основу для карабахского урегулирования в Армении не готовы принять ни те, кто настроен провластно, ни те, кто в оппозиции.
* * *
Сергей Маркедонов
- кандидат исторических наук, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ
Московский центр «Carnegie»