Перед схваткой
Фраза «мир после эпидемии будет другим» стала трюизмом. Нет сомнений в том, что столь масштабное событие не пройдет бесследно.
В контекстеКак Китай снова стал великим КПК, пережив банкротство социалистической идеологии, стала лишь сильнее, превратившись в националистическую партию, нацеленную на возрождение национального величия.
Но стоит ли ожидать чего-то качественно иного на международной арене? Особенно с учетом того, что глобальный карантин не спровоцировал новые процессы, а стал катализатором тех, что уже разворачивались и без него.
Неизбежна корректировка расстановки сил. Способность справиться с заразой послужит маркером состоятельности государств, что может повлиять и на их статус в международной иерархии - не решающим образом, но все же.
Ну и вероятнее всего, дальше в тень будет уходить идеологическая составляющая мировой политики.
В западных дискуссиях, правда, продолжается традиционная линия - мол, и в этом случае идет схватка между демократией и авторитаризмом и т.д. Бессмысленность такой дихотомии очевидна уже сейчас, дальше это будет проявляться еще больше.
Вопрос эффективности общественных и государственных механизмов связан с большим количеством факторов, среди которых собственно политическое устройство явно занимает неглавное место.
В большой международной политике на передний план выходит американо-китайское противостояние. Назрело оно давно и началось не вчера, но переход полномасштабной конфронтации в открытую форму тормозился нежеланием как минимум одной из сторон (КНР) отказаться от прежней риторики.
После прихода администрации Трампа в Пекине быстро (хотя и не сразу) сообразили, что Вашингтон всерьез ложится на другой курс.
Но Китай был заинтересован сделать поворот как можно более плавным, к тому же отход администрации США от глобализационных деклараций позволил китайскому руководству взять их на вооружение.
То есть Си Цзиньпин неожиданно оказался едва ли не главным глашатаем ценностей открытости и глобальной экономической свободы, хотя практика КНР, осторожно скажем, демонстрирует разнообразные приемы.
Тем не менее сохранение либерального нарратива на мировой арене само по себе поддерживало надежды на то, что после периода смуты все вернется к какой-то новой форме выгодного для большинства глобализма.
Теперь происходит качественный сдвиг. Глобалистская риторика затихает.
Онлайн-саммит «большой двадцатки», мероприятие в любом случае полезное, показал, что отныне понимается под международным сотрудничеством по решению глобальных проблем. Совместных действий не предусматривается, участники призывают друг друга постараться учитывать внешние эффекты при проведении собственных политик.
В контекстеКитай и Россия хотят контролировать «Мировой остров» Автор уделяет внимание сближению России и Китая в их противостоянии США и вспоминает теорию «срединной земли» о державе, которая будет контролировать весь мир, а морские страны будут соперничать с ней.
Иными словами, по возможности не навредить остальным. Китай в такой ситуации превращается из «ответственного акционера» общей мировой системы (к чему его давно призывали на Западе) в гиганта-благотворителя, который предлагает свою помощь остро нуждающимся.
То есть занимает нишу, которая традиционно принадлежала Соединенным Штатам, например, в период восстановления Западной Европы после Второй мировой войны. Но американская помощь была упакована в определенную идейную оболочку, Китай же никаких социально-политических конструктов пока не навязывает.
Америка хоть и уходит от «лидерства», идею мирового доминирования в сторону не откладывает. Так что соперничество двух «суперпатронов» неизбежно.
Меняется и мировосприятие Китая. Когда страна начала резкий экономический подъем в конце ХХ века, Дэн Сяопин дал четкую установку на геополитическую скромность - заниматься саморазвитием, избегать лишних конфликтов и не демонстрировать амбиций.
По мере выдвижения Китая на лидирующие позиции в глобальной экономике удерживаться в рамках завещанного Дэном становилось все труднее.
И самоуверенность росла, и увеличивались ожидания других стран, которые видели в КНР претендента в новые гегемоны вне зависимости от его заявлений и даже действий. Тем не менее Пекин даже и при Си Цзиньпине как будто остерегался выступать с совсем уж напористых позиций.
Отчасти по той причине, что КНР было трудно противопоставить что-то либеральному дискурсу - целостному и универсалистскому, а также набравшему большую инерцию.
Пандемия стала потрясением, на выходе из которого Китай может получить стимул, которого ему не хватало. Сначала КНР ощутила себя в роли чуть ли не мирового изгоя, встретив, мягко говоря, довольно скромные проявления симпатий и солидарности в связи с трагедией в Ухане. Это стало неприятной травмой.
Затем оказалось, что Китай не только первым преодолел беду, но и стал чуть ли не образцом для остальных. Включая тех, кто гневно отвергал принимавшиеся там меры.
Используя либеральный штамп, китайское руководство почувствовало себя на «правильной стороне истории», что позволяет отбросить прежнее легкое смущение. А в случае с такой гигантской и могучей державой даже не кардинальное изменение поведения будет означать существенные последствия для всех, иной баланс на международной арене.
О неизбежности схватки США и КНР за мировое господство говорили давно.
До последнего времени, однако, существовало несколько ограничителей, которые сдерживали обострения - как экономического, так и политико-идеологического характера. Больше их, по всей вероятности, не будет.
* * *
Федор Лукьянов
- профессор-исследователь НИУ «Высшая школа экономики»
«Российская газета»